Учителя

«Наша школа должна быть, как Карфаген, разрушена»

Илья Клишин — о том, что школа, где не учат критическому мышлению, не имеет права на жизнь
11 037

«Наша школа должна быть, как Карфаген, разрушена»

Илья Клишин — о том, что школа, где не учат критическому мышлению, не имеет права на жизнь
11 037

«Наша школа должна быть, как Карфаген, разрушена»

Илья Клишин — о том, что школа, где не учат критическому мышлению, не имеет права на жизнь
11 037

Мы часто пишем о необходимых изменениях в российской школе. О том, что нужно улучшить, поправить или дополнить. Но всё чаще звучат сомнения, возможно ли реформировать современную школу, не изменяя её базовых принципов. Журналист Илья Клишин уверен, что России нужна новая школа, где учеников прежде всего научат мыслить свободно и критически.

О том, что в принципе надо мыслить независимо, то есть критически, знали ещё и философы Древней Греции. Но это в теории, на практике же афиняне казнили Сократа, одного из лучших своих сограждан, за оскорбление, скажем так, чувств верующих.

Любопытно, что потребовались 25 веков, чтобы философия, воспевающая рациональность и народное образование, наконец встретились в классной комнате.

Только в 80-е годы прошлого века американские педагоги внедрили в начальную школу технологию «Развитие критического мышления через чтение и письмо» (Reading and Writing for Critical Thinking). В её основу легли идеи Карла Поппера и Ричарда Пола, а также теория швейцарского психолога Жана Пиаже об этапах умственного развития ребёнка.

По мнению Пиаже, ребёнок в возрасте от 7 до 11 лет находится в подпериоде «конкретных операций», то есть он понимает, например, что значит «отнять мяч», но не может абстрактно осознать концепцию «отнятия» как такового. Поэтому, настаивают авторы методики, важно именно в этом возрасте заложить основы критического мышления, пока ребёнок наиболее уязвим для пропаганды любого сорта.

В России эти педагогические наработки появились только в самом конце 90-х годов, и сейчас, если судить по публикациям на площадках для учителей (nsportal.ru, «Педсовет» и газета «1 сентября»), многие прогрессивные педагоги их применяют в работе преимущественно в 3 и 4 классах. Некоторые наиболее смелые даже прямо пишут, что невинные, на первый взгляд, обсуждения вроде «может ли ветер разрушить горы» имеют отложенный эффект и помогают развитию демократии и гражданского общества. Может, оно так и есть, но, во-первых, это лишь эксперименты отдельных учителей, а во-вторых, не совсем ясно, сколько именно нужно ждать.

Надо признать: и в XXI веке школа вообще (и российская школа) формирует какое угодно мышление, кроме критического

Можно, конечно, ввести такой предмет «Критическое мышление». Так даже сделали в Британии. Факультатив ровно с таким названием предлагают старшеклассникам в возрасте от 16 до 18. По нему можно сдать экзамен (хотя не совсем ясно, как вообще) и использовать его при поступлении в какой-нибудь Оксфорд или Лондонскую школу экономики. Но если есть сомнения в осмысленности британского нового предмета, то введение чего-то подобного в России неизбежно обернётся фарсом.

Дети, сегодня мы будем учиться критически мыслить. Открывайте учебники на семнадцатой странице и записывайте: «В современном обществе выделяют пять критериев критического мышления, среди них…»

В сторону стоит заметить, что подобный защитный механизм профанации не всегда вреден: иногда он помогает нашей постсоветской школе отторгать мракобесные новшества вроде «Основ православной культуры». Всё новое, а потому непонятное и ненужное, попросту саботируется и учениками, и, по большому счёту, учителями. Но вернёмся к нашей основной теме.


Проблема здесь значительно глубже и не решается, увы, введением актуальных американских наработок в курс природоведения для третьеклассников. Невозможно научить критическому мышлению внутри глубоко авторитарной и подчёркнуто репрессивной структуры, где сама система держится на иерархии насилия, формальной и неформальной.

Возьмём самый простой пример, знакомый, пожалуй, каждому читателю. Зачем учитель не выпускает школьника, который просится в туалет. Он видит, что ребёнок корчится, ему плохо и больно, но ему всё равно. Это, конечно, неприкрытый садизм.

Ученик в этот момент учит урок, возможно, более важный, чем теорема Пифагора или два «н» в причастиях. Он узнаёт, что надо подчиняться власти. И даже если ты подчинишься ей, она всё равно имеет право тебя публично унизить. Агрессия необязательно поддаётся логике и здравому смыслу, потому что он начальник, а ты дурак.

Не лучше обстоят дела и в самом учебном процессе. Подавляющее большинство учителей в России не терпят критики и споров с собой. За такую дерзость можно получить двойку, запись в дневник и отправиться гулять по коридору. И упаси боже прилюдно указывать учителям на их ошибки.

Все ужасались единому учебнику истории, но он-то по духу как раз близок этой сталинской системе образования, а именно из неё растёт современная российская школа

Или, быть может, критики Минобра никогда не слышали, что у нас повсеместно преподаются единственно правильные (!) прочтения книг и объяснения исторических событий. Что у нас зубрят, а не обсуждают. Переписывают учебник, а не подвергают сомнению.

Если вы хотите понять, что не так с нашим обществом, посмотрите на школу. Ведь именно она вырастила наших сограждан, которые так легко верят эмоциям искусной телевизионной картинки, а не рациональным доводам; не перепроверяют сомнительные истории в интернете; несут деньги в шарашкины конторы под обещания сказочных прибылей и так далее.

Научиться мыслить критически для российского подростка — настоящий подвиг. Кому-то помогают книги, кому-то ещё и родители, но всё равно — в столь токсичной для свободомыслия среде это почти невозможно. И если это происходит, то не благодаря школе, а вопреки ей.

Давайте начистоту. Наша школа, та самая, которой мы привыкли гордиться, должна быть, как Карфаген, разрушена

Эти останки сталинских недогимназий давно протухли и лишь воспроизводят садомазохистские практики поколение за поколением. Я это говорю не ради красного словца и уж точно не потому, что подобно Базарову мне хочется всё «разрушить до основанья». Совсем нет. Просто я реалистично осознаю, что никакие надстройки и реформы тут не помогут. Нельзя в тюрьме надзирателя научить не быть надзирателем, даже если сделать там ремонт и купить новые компьютеры. Для этого тюрьму надо сначала снести.

Новая, свободная школа должна строиться на других принципах. Если совсем коротко, она должна предлагать не готовые ответы, а темы для обсуждения. Учитель в ней может быть не прав и это нормально, потому что кто угодно может быть не прав. Даже в точных науках должна приветствоваться пытливость ума.

Сейчас разве учитель физики даст два часа спорить о том, что было до Большого взрыва. А надо, чтобы он ещё и сходил за специалистом по структурной лингвистике и предложил подумать, корректно ли вообще грамматически рассуждать о том, что было до того, как появился пространственно-временной континуум, ведь времени же тогда не было.

Именно таким помощником и модератором должен стать учитель. Его задача — не подавлять, а просто давать нужные инструменты. Рассуждение — это игра ума, а дети любят игры; надо просто научить в неё играть и посмотреть, что будет дальше. Трудно даже себе представить, как может измениться Россия, если всего лишь дать школьникам право на собственное мнение.