Продюсер Митя Самойлов написал в фейсбуке пост к 75-летию годовщины прорыва блокады Ленинграда. Он рассказал о книгах, посвященных трагическим событиям тех лет. «Мел» приводит полный текст поста.

Вячеслав Курицын, «Спать и верить»

Это роман-бред о блокадном Ленинграде. Весьма впечатляющий и при этом совершенно безответственный по отношению к истории. Главой Ленинграда там изображён жирный человек по имени Марат Киров, который пьёт стаканами коньяк и катается на лыжах. В это же время старушки процентщицы торгуют хлебом и пьют на кухнях портвейн.

Люди находят спасение в процессе сна. Кто-то в нем умирает, кто-то остается жить, но пропорция неравная.

Дэвид Бениофф, «Город»

В блокадном Ленинграде милиция ловит беспризорника и дезертира. Почему-то они получают задание от начальника ленинградского НКВД — достать десяток яиц ко дню свадьбы дочери последнего.

При этом, в доме начальника есть все — шампанское, телятина и осетрина. Нет только яиц, а без них немыслим свадебный торт.

Главный чекист города пьет коньяк и смотрит, как по льду Финского залива в коротенькой шубке катается на коньках его дочь.

А дальше начинаются безумные приключения двух русских пассионариев, один из которых — солдат в самоволке, а второй — бездомный.

В городе людей заманивают на людоедские фермы, за городом стоит кольцо немецкого окружения, кругом смерть, мародерство и война.

Вдруг на материале одного из самых страшных эпизодов русской истории возникает приключенческий бестселлер мирового уровня.

Это литературный Тарантино, который осмысливает не саму войну, но супергероев в предлагаемых обстоятельствах.

Полина Барскова, «Живые картины»

Живые картины это неструктурированный сборник несвязанных историй — про братьев, про американский суд, про БДСМ и так далее. Это могли бы быть и посты в фейсбуке, и манифесты к выставке, и просто публицистические окололитературные колонки.

Если бы не Блокада Ленинграда.

Блокада — тема, которой Полина Барскова занимается профессионально как историк, антрополог и культуролог. И потому имеет моральное право Блокаду повесить надо всем. И вешает.

Истории из книги «Живые картины» условно объединены тем, что они произошли и были написаны в мире, где была Блокада. И то там, то здесь мелькает кусок дневника, съеденная собака, вздувшиеся дети или просто внезапное равнодушие тех, кто там был.

Грубо говоря, можно обозначить главный вопрос Барсковой к миру — «Допустим, после Освенцима возможны стихи, но как после Блокады возможна жизнь вообще?». И вся жизнь для Барсковой представляет интерес именно как жизнь после Блокады, потому что всё — вообще всё и навсегда — этой Блокадой отравлено.