«Учительница моего сына сказала ему: ты нерусский». Как устроена школа для беженцев в Москве
«Учительница моего сына сказала ему: ты нерусский». Как устроена школа для беженцев в Москве
Никто точно не знает, сколько в России беженцев. Официально — около тысячи человек. На самом деле только с Украины бежало полмиллиона. Со статусом беженца в России можно работать и лечиться, но нельзя учить детей. Для этого нужна прописка. Без нее в московскую школу не попасть даже русскому. «Сноб» рассказал о том, как устроена «Школа на коленке», где детей-беженцев и мигрантов учат русскому языку, математике и английскому.
В школу дети ходят два раза в неделю, с ними занимаются волонтеры. Раньше дети учились в подвале на Долгоруковской улице. Потом подвал забрали, и детей приютил один московский музей, но особенно это не афиширует. В «Школе на коленке» учатся выходцы из Конго, Киргизии, Афганистан, Таджикистана. Дети очень разные. Некоторые уже учатся в школе, у других нет документов, но еще есть шанс их получить, у третьих нет никакого шанса: слишком взрослые.
Многие дети попали в московские школы, но находиться там тяжело: их травят, бьют и унижают. Не только одноклассники, но и учителя, пишет издание. «Мирим не из беженцев — из мигрантов. Она надела футболку с волком, потому что волк сильный», — рассказывает «Сноб» про девочку из Бишкека.
Если спросить, что с ней было в московской школе, она закроет глаза, потом голову руками, но так и не сможет произнести целиком слово «б-б-били»
Антуан — 15-летний беженец из Конго. В школу его отправлять уже поздно, потому что по уровню образования нужно бы в первый класс, но по возрасту он не проходит. В России мальчик уже пять лет, по-русски не пишет, но прекрасно говорит: учился по боевикам и мультикам. «Я бы хотел вернуться в Конго. Но наш президент убивает людей, все хотят от него избавиться. В России много черных, все говорят: когда Кабилу уберут, домой поедем. А не уберут — ну ладно, тут еще останемся», — говорит он.
Родители приходят в школу редко: не успевают из-за работы. Но если приходят, то все четыре часа пока идут занятия ждут своих детей. Иногда спят прямо на стульях в коридоре.
«Я видела, как люди умирают, сидела по несколько недель в подвале, пряталась, голодала неделями. Хотела, чтобы дети не видели этого. И они родились здесь. Но в этом году учительница моего сына сказала ему: ты нерусский. И еще слова неприятные…»
Иногда волонтеры не представляют, с чем им придется столкнуться. Многие взрослые, по меркам общества, дети 14-16 лет не знают таблицу умножения или не говорят: когда-то перестали от страха и теперь приходится учить заново. «Часто люди хотят помочь, но не очень понимают, что им делать. Например, напекут кучу пирожков — это же хорошо, угостить всех. Но пирожки будут с мясом, там свинина, а у нас половина — мусульмане», — рассказывает Анна Тер-Саакова, руководитель школы.
Прежде всего, детей учат социализации, адаптации в обществе. «Русский — это тот, кто считает себя русским. Считает русский язык своим языком, потому что это чуть ли не самое важное, — говорит Наташа, учительница русского. — И когда эти люди уедут, они увезут с собой кусочек России. Что-то не агрессивное, а положительное. Они запомнят не человека в форме, который их куда-то запирает. Они запомнят нашу школу».