В России два миллиона детей с инвалидностью. Но в школах могут учиться не все
В России два миллиона детей с инвалидностью. Но в школах могут учиться не все
Понятий «коррекционная школа» или «необучаемый ребёнок» в России давно уже нет. И учиться в школе могут все, даже дети с ограниченными ограниченными возможностями здоровья, которых у нас больше двух миллионов. Правда, на практике всё не так просто. София Авдюхина узнала, с какими сложностями сталкиваются родители таких детей и школы, чтобы сделать образование доступным.
Для создания инклюзии нужны деньги
В пермской школе № 114 из 720 учеников 68 детей с ОВЗ (в основном это задержка психического развития), среди них 31 ребёнок с инвалидностью (нарушение опорно-двигательного аппарата, слабослышащие дети, дети с аутизмом и тяжёлыми нарушениями речи). Для них здесь созданы все условия: есть пандусы и специальные двигающиеся платформы для инвалидов-колясочников, расширены дверные проёмы и нет порогов. С детьми работают психологи, дефектологи, специалисты по адаптивной физкультуре и так далее.
В 2017 году школу № 114 признали лучшей инклюзивной школой России. Всё началось с того, что четыре года назад школа выиграла краевой проект и стала экспериментальной площадкой по введению инклюзивного образования в общеобразовательных школах. Школу полностью перестроили под доступную среду. Оборудовали кабинеты, убрали физические ограничения, а все учителя прошли курсы повышения квалификации. Но по словам Светланы Алёхиной, директора Института проблем инклюзивного образования МГППУ, инклюзия невозможна без денег.
В России какого-то единого стандарта по финансированию инклюзивного образования нет — разные регионы решают их по-разному. Москва еще в 2010 году ввела систему дополнительных финансовых коэффициентов: обучение всех детей с ОВЗ и инвалидностью финансируется в двойном объёме. А если у ребёнка нарушения опорно-двигательного аппарата или его инвалидность связана с нарушением зрения, сумма увеличивается в три раза.
«Какому-то ребёнку с инвалидностью по факту нужен коэффициент 0,5, а кому-то — все 5. Это зависит от того, какой ребёнок. Например, самые тяжёлые в сопровождении — дети с расстройством аутистического спектра (РАС). У них нет физических нарушений, но со многими нужно постоянно быть рядом».
Александра Фадина, исполнительный директор «Центра лечебной педагогики»
Некоторые регионы устанавливают финансовые коэффициенты исходя из нозологии: например, Воронежская область финансирует обучение детей с аутизмом в 18 раз выше, чем обучение обычного ребёнка.
Помимо местного финансирования существуют государственные программы, которые поддерживают инклюзивное образование. Например, «Доступная среда», по которой тысячи школ уже получили финансирование на создание доступной среды для инвалидов и закупку специального оборудования.
«Все школы находятся в одинаковых условиях. Да, доступную среду невозможно сделать без дополнительной государственной поддержки. Но доступность — это не самое главное. Изначально важно желание и очень чёткое осознание того, что дети, какими бы они ни были, они в первую очередь дети и у них равные права. Учить их нужно всех — это нужно принять изначально. Когда это понимают администрация школы и педагоги, то вместе можно много чего добиться. А если этого желания изначально нет, то можно поставить пандусы, сделать платформу для инвалидов-колясочников, можно школу сделать супердоступной, но ни педагоги, ни специалисты, ни родители не захотят этим заниматься — и результата никакого не будет».
Татьяна Михалева, заместитель директора по учебно-воспитательной работе пермской школы № 114
Многое зависит от директоров школ
Ване семь лет и у него расстройство аутистического спектра (РАС). Отцу Вани пришлось уйти с работы, чтобы возить сына сначала в детский сад, а теперь и в школу из Троицка в Москву.
«У нас в Троицке была настоящая война с местным департаментом образования. Нам говорили, что не пустят нашего сына в обычный детский сад, что он не такой как все и должен учиться в коррекционном. В итоге нам пришлось возить Ваньку в Москву в инклюзивный детский сад. Вставали в 5.20 утра, дорога занимала час-полтора. Сколько было потрачено сил ребёнка из-за этого: у него было плохое настроение, в садике не всё удавалось. Недавно я встретила директора лицея, в котором учится моя дочь, и спросила, готов ли он принять Ваньку. Директор ответил, что не готов: не могу выделить класс, не могу выделить деньги…».
Александа Панченко, мама Вани
Специалисты говорят, что РАС считается одним из самых сложных диагнозов в плане организации инклюзивного образования. «Конечно, для директоров — это огромная головная боль, — комментирует Мария Божович, специалист фонда „Выход“. — Когда у ребёнка проблемы с поведением, которое мешает учебному процессу, им проще переводить детей на надомное обучение. Желание директора вообще не играет роли. Хочет директор или не хочет, он обязан по запросу родителей создать условия для обучения ребёнка с аутизмом. Ради одного ребенка добиться такого, конечно, сложно, но если собрать родительскую организацию и прийти в школу — вполне возможно».
«С одной стороны, директор прав, когда говорит, что «мы не готовы», потому что вопрос готовности школы к инклюзивному образованию действительно требует времени. Не может школа быть полностью готова к каждому ребёнку. Дети разные и ресурсы нужны разные.
Инклюзия — это вопрос ответственности руководителя: он должен принять своевременные решения, пригласить специалистов, создать школьный консилиум, чтобы быть готовым принять любого ребёнка. Нужны деньги, знания, усилия и, конечно, время. Всего 7% директоров проходят курсы повышения квалификации. Остальные 93% — это люди, которые управленческих решений не принимают».
Светлана Алёхина, директор Института проблем инклюзивного образования МГППУ
А вот другой пример разницы между «не могу» и «не хочу». В начале этого учебного года руководство липецкой гимназии № 1 не разрешило онкобольному десятикласснику после курса химиотерапии продолжать учиться в 10 классе. С помощью проекта «УчимЗнаем» и педагога Евгения Ямбурга об этой ситуации узнали в СМИ.
«Смешно говорить, что у этой школы не было какого-то ресурса. Даже сельские школы никогда не говорят нет и чем могут стараются помочь ребёнку. Хотя их ресурсы очень ограничены: они не выигрывают конкурсы инновационных программ, не входят в топ-500 лучших школ России, как липецкая гимназия, — они просто школы с большими сердцами. Они понимают, как важно для ребёнка, больного раком, сохранить ту среду, которая у него была до болезни».
Сергей Шариков, создатель и руководитель проекта «УчимЗнаем»
Московскую школу № 2065 тоже можно назвать школой «с большим сердцем». В этом году по инициативе группы родителей в ней открылся ресурсный класс, в котором учатся шесть детей с расстройствами аутистического спектра (РАС). Правда, пока родители нашли эту школу, было много отказов от других. Причём причины называли разные: незнание, нехватка специалистов, отсутствие финансирования.
В ресурсный класс в школе № 2065 пошёл учиться и Ваня из Троицка, которого не приняли в местную школу. Такой класс им нужен был в первую очередь для коррекции поведения: как себя вести, как взаимодействовать с другими детьми. Мама Вани рассказала, что за первые три месяца у сына появился первый друг. С учёбой тоже всё в порядке. И скоро, если всё получится, Ваня начнёт ходить на отдельные уроки в общие классы, чтобы социализировать с другими детьми.
Общество по-прежнему не очень готово принимать инвалидов
Ещё одна проблема, связанная с инклюзивным образованием, — толерантность общества. Когда общество в целом не готово к общению с инвалидами и людьми с особенностями, то к этому не готовы ни учителя, ни родители других учеников. «У нас до сих пор встречаются чудные родители, которые боятся, что их ребёнок заболеет синдромом Дауна», — рассказывает директор Центра лечебной педагогики Александра Фадина.
Но самое эффективное решение конфликта между родителями — разговор. Ведь многим родителям элементарно не хватает информации.
«По опыту других школ я знаю, что не все родители понимают, что такое аутизм: многие воспринимают особенности детей как хулиганство и невоспитанность, что в корне неверно. Создание инклюзивных моделей образования — это польза не только для ребёнка с аутизмом, но и для обычного ребенка. Это способ создания толерантного, лояльного к инвалидам общества, потому что ребёнок с малых лет видит, что бывают особенные дети, что им нужно помогать и что это нормально».
Сергей Витрянюк, директор Центр коррекции аутизма
Сложности с принятием детей-инвалидов возникают не только у родителей других детей, но и у педагогов. Некоторым сложно себя перестроить, а в инклюзивном образовании нужно полностью менять своё сознание и представление об уроках. Поэтому молодым педагогам, которые только пришли после вуза, гораздо проще работать. Они мыслят по-другому, у них ещё нет в голове стереотипов о том, каким должен быть учитель, и они ищут разные способы, как работать с особенными детьми.
В классах есть ограничения по количеству детей
По закону в классе, в котором учатся дети с инвалидностью, строгая наполняемость: 15, 20 или 25 человек в зависимости от вида инвалидности. Но, как признаётся Татьяна Михалева из пермской школы № 114, соблюдать эти условия сложно, ведь финансирование в школе подушевое: чем больше детей в классе, тем больше зарплата учителя. «Мы стараемся выдерживать норму — максимум четыре ребёнка с ОВЗ в обычном классе, но в классе может быть и по 30 человек. Представьте, 30 пятиклассников, которых надо чему-то научить, а среди них четыре ребёнка с разными ограничениями — это очень непросто».
Проблема кажется неразрешимой, пока не появится достаточное количество школ с инклюзией. Но и здесь есть свой подводный камень: когда в районе появляется инклюзивная школа, все остальные школы, особенно лицеи и гимназии, расслабляются.
«Статусные школы не хотят учить детей, например, с задержкой психического развития. Они откровенно могут сказать родителям, что ребёнок не справится с программой, поэтому предлагают подыскать другую школу. Кто-то из родителей начинает бунтовать, а кто-то молча уходит искать другое учреждение и приходит к нам. Но школа-то не резиновая, и всех принять мы не можем».
Татьяна Михалёва, заместитель директора пермской школы № 114
Есть такой принцип, который называется экологией инклюзии. Доля детей с ОВЗ в образовательной среде должна быть близкой к доле наличия таких детей в местном сообществе. В России около двух миллионов детей с ОВЗ — это 8% от всех детей. Получается, что 8-10% — это та доля, которая должна быть в инклюзии на практике. Если школа начинает активно принимать таких детей, то принцип экологии инклюзии нарушается и школе приходится менять свои программы.
Родители должны сотрудничать со школами
Первое, что нужно сделать родителям ребёнка с особенностями, — пройти психолого-медико-педагогическую комиссию (ПМПК). На самом деле, ничего страшного. Комиссия проводит обследование ребёнка, чтобы выявить возможные отклонения в физическом и (или) психическом развитии ребёнка или его поведении. А потом даёт родителям свои рекомендации по адаптированной программе и уровню поддержки — не более.
Последнее слово за родителями: они решают, какой вариант обучение выбрать для своего ребёнка. Федеральный стандарт предусматривает три варианта:
- совместное обучение в обычном классе общеобразовательной школы с другими детьми;
- обучение в специальном интегрированном классе, который открыт в общеобразовательной школе для детей с теми или иными особенностями развития (например, ресурсный класс для детей с аутизмом);
- обучение в образовательной организации с адаптивной образовательной программой (бывшие коррекционные школы).
Есть варианты семейного и надомного обучения. Надомное образование для детей, которые по состоянию здоровья не могут ходить в школу, а семейное — на тех, кто хочет учиться дома по собственному желанию.
Следующий после ПМПК шаг — диалог со школой. Причём важно начать его заранее, хотя бы за полгода, а лучше за год — но точно не 31 августа. Тогда у школы будет возможность подготовиться к приёму ребёнка с ОВЗ: подобрать класс, отправить педагога на повышение квалификации.
«Школа сегодня очень нуждается в родительском совете. Родители знают своего ребёнка лучше всего, и эти знания школе очень нужны. Не диктат или требования, а разговор взрослых о ребёнке и сотрудничество. Сегодня такое сотрудничество школы и родителей это не просто вопрос отношений, это вопрос качества инклюзии и качества образования того ребёнка, который приходит в школу».
Светлана Алёхина, директор Института проблем инклюзивного образования МГППУ
В сентябре 2017 года Роспотребнадзор заявил, что количество здоровых детей в России не превышает 12%. При этом у половины школьников от 7 до 9 лет и 60% учеников старших классов есть хронические заболевания. Поэтому чем больше школ будет готово принимать детей независимо от их особенностей, тем более здоровым будет наше общество.
Иллюстрации: iStockphoto (Andrew_Rybalko)