«Это Спарта!» Адаптация в детском саду глазами папы трехлетки

8 504

«Это Спарта!» Адаптация в детском саду глазами папы трехлетки

8 504

Детского сада многие родители ждут с нетерпением. Кажется, заветная путевка решит разом несколько проблем. Но на пути к свободному времени часто оказываются две преграды: частые простуды и сложная адаптация. Как раз о последней размышляет наш блогер, папа дошкольника Никита Рыбников.

Сын в сентябре пошел в детский сад. Как и положено, в щадящем режиме: с адаптацией, привыканием, сокращенным днем, без дневного сна и даже обеда. Первая неделя прошла с боями, криками и протестами. Вторая — тоже. И третья. Потом месяц. И второй месяц! В итоге жена сказала: «Я больше не могу. Каждое утро выхожу из садика мокрая. Его переодевание и наше расставание затягивается на 40 минут. Невозможно терпеть! Я не понимаю, что происходит! Когда он уже привыкнет?» Я решил подключиться: вставать пораньше, отводить сына в садик и бежать на работу.

Накануне вечером подошел к нему и небрежно сказал: " Завтра утром встаем раньше обычного и идем в твой садик. Покажешь, где это вообще находится. Ну и группу свою заодно покажешь. Окей?» Говорить это пытался как можно равнодушнее, будто разговор шёл о белом потолке. Сын глянул на меня исподлобья, сунул руки в карманы и промолчал.

Рано утром, еще затемно, я подошел к его кроватке. Он сладко спал: пухлая ручка под щёчкой, длинные густые ресницы. Но цель поставлена, задачи намечены («Это Спарта-а-а!») Я слегка тряхнул его за плечо и коротко негромко скомандовал: «Подъём. Нам пора».

Сын заворочался и без лишних уговоров встал, потом сел на диван и начал, позёвывая, натягивать одежду. С мамой он мог бы поспать на час больше и засветло пойти в садик. Но мне было важно, чтобы он почувствовал разницу. И завтра, и послезавтра мы будем вставать очень рано и шагать по тёмному двору в сторону садика.

Когда до садика оставалась сотня метров, я сделал вид, будто заблудился: «А где твой садик? Что-то я запутался», — растерянно проговорил я.

— Да вот же он! — сын выставил указательный палец вперед.

— А вход с какой стороны?

— Вот тут надо идти. Шагай за мной! — командовал сын.

— А на каком этаже группа?

— На третьем!

— Ох, так высоко подниматься? — возмутился я. — А лифта нет?

— Нет, — отрезал сын, — Мы с мамой пешком ходим.

В группу мы пришли самые первые. Теперь надо было снова перехватывать инициативу. Коротко дал команду: «Переодевайся, вешай одежду в шкафчик». Сын деловито засопел и, видимо, начал размышлять, сейчас начинать бунт или потом? Или вообще не начинать? Он неторопливо снимал обувь и было видно, что он стоит перед выбором. Обычно протест начинался именно на этом моменте. Но сейчас же все как-то иначе: в группе никого нет, вместо мамы — папа, он как-то странно разговаривает, совсем не как мама. Все это настораживает.

В раздевалку вышла воспитатель группы, поздоровалась со мной и обратилась к сыну: «Привет, дружок! Рада тебя видеть. Как сегодня твое настроение? Ты сегодня пришел с папой?» Сын не ответил. Даже не поздоровался. Да что там не поздоровался, даже не взглянул на нее! Как будто она просто мебель. Для меня это было удивительно.» Сынок, с тобой поздоровались. Нужно ответить».

Каменное лицо сына не выражало никаких эмоций. Казалось, он думает: «Тебе нужно, ты и здоровайся»

«Вот так всегда, — посетовала воспитательница, — Как будто меня не замечает. Я и так с ним, и этак. Он со мной почти не разговаривает. Даже не знаю, как с ним наладить контакт». Потом она обратилась к сыну: «Вот с папой хорошо себя ведешь, а с мамой совсем не так. Оказывается, можешь и по-другому», — с укоризной и даже несколько с обидой проговорила воспитатель.

Я ничего не ответил. Мы попрощались с сыном, он поцеловал меня в щеку, ткнулся мне в плечо, постоял молча в такой позе секунды три-четыре, а потом, ничего не говоря, развернулся, сунул руки в карманы шорт и размашистой походкой направился в группу. Как только я вышел из сада, зазвонил телефон — жена.

— Ну как все прошло? — с тревогой спросила она.

— Да все норм, — коротко ответил я.

— Да ладно! Даже не пикнул?

— Нет, молча поцеловались, и он пошел в группу.

— Вот жук! — рассмеялась жена, — А со мной такие концерты закатывает!

Когда вечером я пришел за сыном в сад, он встретил меня спокойно и без особых эмоций. Сразу направился к своему шкафчику переодеваться. Следом вышла воспитатель: «Добрый вечер, папа. Сегодня опять не всё гладко у нас было. У девочки Маши отбирал куклу, потом забрал у мальчиков машину и никому ее не отдавал. На обеде отказался от супа, съел только котлету и запил ее компотом». Я покосился на сына. Он, нахмурившись и выпятив нижнюю губу, неторопливо одевался. На воспитателя он не обращал никакого внимания. Воспитатель продолжала: «А во время тихого часа он вообще отказался раздеваться и ложиться спать. Так и стоял весь тихий час возле кровати. Потом прыгал на ней, когда дети начали вставать и одеваться. А на полднике опрокинул молоко.»

— А чем вы сегодня занимались? — я осторожно перебил воспитателя, — Рисовали или лепили что-то?

— Да, лепили. Ёжиков — равнодушно ответила воспитатель. Видимо тема лепки ёжиков была не такая занимательная, как тема несъеденного супа.

— Очень интересно, — ответил я, — Как у него получился ёжик? Успешно?

Воспитатель поджала губы.

— Вот там, на полке, все поделки детей, — прохладно ответила она, — Можете посмотреть.

— О, здорово! Очень интересно! Какие молодцы! — я отошел к полочкам с поделками.

Вечером я поделился с супругой своими наблюдениями: «Он закатывает концерты тебе в садике. Мне кажется, это манипуляция. Он мальчишка очень умный, да еще с характером. Ты где-то дала слабину, сюсюкаешь, уговариваешь. Он понял, что можно давить на эмоции, и, авось, ты не оставишь его в садике. Или, как минимум, заберешь перед обедом. Что в принципе ты и делаешь. А значит, он каждый раз достигает своей цели. Что касается воспитательницы — тут все «трагичнее», — я рассмеялся и продолжил: «Она невольно обесценила себя в его глазах. Когда утром она его встречает, то разговаривает с ним с укоризной, уже настраиваясь на сложный день. А вечером жалуется в его же присутствии и осуждает все его поступки, которые он совершил в течение дня. Тем самым как бы расписывается в своем бессилии перед ним. Вместо того, чтобы забыть плохое и рассказать что-то хорошее о ребенке, как-то ободрить его, похвалить за какие-то успешные действия, подсветить все лучшее, что есть в нём, она вспоминает всё негативное за прошедший день.

Мы порой ведем себя с детьми свысока, а должны бы вести себя с ними на равных, как со взрослыми людьми

Представь себя на месте ребенка: тебя обсуждают в твоем же присутствии? Какая у тебя будет реакция? Думаю, ты, как минимум, покинешь это общество, а как максимум — заступишься за себя. А у четырехлетнего ребенка какой выбор? Он не может уйти из детского сада, как взрослый человек, потому что его туда приволокли родители и собираются оставить с этой тёткой на целый день. А она потом ещё обсуждает его недостатки. Он не может заступиться за себя. Мы должны гордиться сыном — у него явно в таком возрасте есть задатки чувства собственного достоинства. Наша задача — не сломать это в нем, не обесценить его чувства».

Мы решили поговорить с воспитателем и объяснить ситуацию. И надеемся, что с садиком отношения все же наладятся.

Вы находитесь в разделе «Блоги». Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Иллюстрации: arkana.studio / Shutterstock / Fotodom