Наш блогер Илья Сальков поговорил со студенткой 5-го курса МГППУ Сашей Никифоровой. Саша учится на клинического психолога, и недавно она проходила практику в детском наркологическом центре. Илье она рассказала о детях с зависимостями и о том, как отношения с родителями влияют на выбор, который делают подростки.

Как ни странно, но те ребята, которые к нам приезжают, по большей части готовы идти на контакт. Конечно, когда они приезжают впервые, они озлоблены. Их легко понять: их вытащили из семьи, из компании друзей, с которыми у них были одинаковые привычки. У них забрали то, что приносило им удовольствие.

Но это не плохие люди. И, что самое главное, они остаются детьми. Заходят к нам в кабинет, проходят тесты на компьютерах, а потом спрашивают: «У вас что, клавиатура светится? Здорово!» Много просто веселых и искренних ребят. Мы их учим получать удовольствие по-другому — общаться со сверстниками, например. Подталкиваем их к разговору.

В рехабах всегда есть психологи. Занимаются они с детьми и индивидуально, и в коллективе. Учат договариваться. Условный Вася, сидя в кругу ровесников, может сказать: «Да ты, Ваня, вообще меня бесишь!» Психолог аккуратно: «Хорошо, Вася. Мы будем придерживаться „я-высказываний“. То есть не „Ваня меня бесит“, а „я раздражен, если Ваня что-то делает“». Подростков учат понимать свои эмоции и общаться. Задача это непростая.

Была история, когда один мальчик закончил тестирование, а следующий про него, заходя, сказал: «Что, этот тупой уже закончил?» Он сказал это не нам — сотрудникам, которые проводили исследование, — а своему сопровождающему, который очень мягко ответил: «Если тебя не устраивают его интеллектуальные способности, это не дает тебе права его оценивать. То, что он дольше остальных делал тест, — его личностная особенность».

Но несмотря на то, что дети здесь могут обзывать друг друга, у них складываются в итоге теплые, почти семейные отношения. После тестирования они, например, часто говорят: «Мы будем дожидаться наших братьев и сестер». Звучит это сильно. Мы говорим ребятам, что человек не обязан быть идеальным для всех, что не на каждую ситуацию можно повлиять, поэтому самым правильным поведением будет уменьшить количество собственного стресса. Из-за этого между ребятами в большинстве своем выстраиваются нормальные подростковые отношения.

Сложно с ними еще и потому, что до реабилитации этих детей никто не учил разговаривать, понимать себя и других. У большинства этих ребят очень непростые отношения с родителями. Причем родителями самыми разными.

Никто не выгораживает подростков — иногда они сами отталкивают от себя близких взрослых

И в такие моменты главное — не навязываться, но и не сильно отдаляться. Можно предложить хотя бы раз в месяц проводить время с семьей. Но это должна быть не майская посадка картошки, а то, что важно для ребенка. Нужно постараться вникнуть в его интересы. Вот ребенок говорит: «Хочу на выставку современного искусства!» — а там какая-то мазня, какая-то лепнина, и вообще люди кровью рисуют или еще что-то. Вы сжимаете зубы и радуетесь, что ребенок проводит с вами время.

И не бойтесь показаться какими-то не такими: ребенку легче открыться, когда он видит, что родитель чего-то может не знать, чего-то бояться, за что-то переживать. Подросток тогда воспринимает взрослого как обычного человека, а не идеального робота. Он хочет на выставку сходить, а вы: «Слушай, боюсь, что я ничего в этом не понимаю». Он говорит: «А я объясню». Пусть объясняет! Пускай расскажет, что для него значит эта картина.

Разговоры — это важно. Даже когда кажется, что ребенок говорить не хочет вообще. Вот подросток грустный приходит домой, а ему «делают мозги»: «Ты со своими компьютерными играми совсем уже ничего не делаешь! Поэтому и двойку получил!» Лучше просто ребенка пожалеть, погладить элементарно по голове. Даже самый «ежовый» подросток в такой момент смягчается. Потому что это неожиданно: мама меня поддерживает? Она на меня не кричит? Вау!

Когда об этих схемах рассказывают со стороны, многие родители воспринимают в штыки и говорят: «Всё это не сработает»

А вы пробовали? Попробуйте. Это трудный процесс. Доверительные отношения с ребенком выстроить сложно, особенно если они изначально таковыми не были. Но почему бы просто не попытаться? Подросток подумает: «Мама реально пытается как-то найти ко мне подход. Может, я ее слишком сильно отталкиваю? Может, правда стоит сходить с ней куда-нибудь, пообщаться, провести время вместе?» Это не гарантирует, конечно, что подросток сможет избежать зависимости. Но это база, от которой ребенок сможет оттолкнуться, когда встанет перед сложным выбором.

Чаще всего у наших пациентов преобладает субмиссивный мотив: все пьют, я тоже буду. В народе это называется «за компанию». Друзья выпили, подросток не смог отказаться. Самая популярная отговорка: они меня заставили. Тут уже начинается борьба мотивов: провести время с теми, кто выпивает или употребляет, или уйти из группы друзей, показаться «маменькиным сынком».

Но тут также всё упирается в общение с родителями. Смогли они дать столько любви, чтобы ребенок ценил себя и понимал, что настоящие друзья давить не будут? Смогли ли дать понять, что примут его, даже если он совершил неверный поступок? Смогли ли показать пример, что в жизни есть много радостей, не требующих дополнительных стимуляторов?

Самое главное, что стоит понимать и родителям, и тем, кто работает с детьми с зависимостями: они больны. И мы не можем им гарантировать полное выздоровление. Наша цель — стойкая ремиссия. Срыв может произойти всегда, в любую минуту и секунду. Через неделю или через 12 лет. Это нельзя спрогнозировать, но нужно всегда быть к этому готовым. Зависимость — это хроническое заболевание. А человеку с хроническим заболеванием нужна поддержка близких.

Фото: Majestic Lukas / Unsplash