Наш блогер Катя Тамарина — мама троих детей. В 38 лет она поступила в медицинский колледж, чтобы исполнить свою мечту — стать акушеркой. В своем блоге она рассказывает про учебу, сложности и радость от своей работы. Этот пост — о практике в родильном доме, суматохе, нестерпимой боли, врачах, младенцах и самых светлых эмоциях.

Я опоздала на практику на 10 минут, поэтому меня определили во вторую группу на первый этаж. Задача — делать шарики из марли. Я робко спросила: «Можно мне к роженицам»? Дежурная акушерка ответила, что наше дело — ватно-марлевые тампоны.

Но когда горка белых треугольничков была готова, я все-таки отпросилась на второй этаж — меня отпустили. Зашла в предродовую палату, там девушка в схватках — помогаю ей, чем могу, до прихода врачей. Потом ее переводят в роздал, я иду следом.

Начинаю разводить бурную деятельность: прошу разрешить перепеленать малыша, потом пишу бирочки и громко читаю надпись, аккуратно привязываю одну маме и две — новорожденной малышке. Потом спрашиваю: " Можно приложу ребенка маме к груди?» Акушерка поднимает глаза, внимательно смотрит на меня и говорит: «А вы кто? Профессионал? У вас что, есть опыт?» Тушуюсь, робею, но четко произношу: «Тамарина Катя, студентка 2-го курса. Да, я справлюсь!» Акушерка хмыкает и разрешает. Вечером я зайду к ней, чтобы извиниться за чрезмерную эмоциональность, и услышу, как она рассказывает коллегам: «Я им сказала не мешать и просто смотреть, а эта девушка ворвалась!»

Я аккуратно беру малышку, вожусь минут 5, «настраивая» первую стыковку. У нас все получилось — девочка начала есть.

Подхожу к другой роженице и спрашиваю, как назвали ребёнка. «Катя, Катюша!» — отвечает молодая мама. Сердце на секунду замирает, а потом бешено стучит, готовое выпрыгнуть из груди. В глазах мутно от подступивших слез: «Ну надо же! Как здорово! Меня тоже Катя зовут, замечательное имя!»

Подхожу к врачу, она устраняет последствия разрывов после родов. Спрашиваю: «А что вы шьете? А как вы понимаете, куда иголкой цеплять? Это же мышцы?» Доктор начинает неспешно комментировать свою работу, а потом поворачивается и задает вопрос: «Какие мышцы промежности знаешь?» Я смотрю на нее, потом на бейдж, а там написано «заведующая отделением». В голове у меня вакуум. Но доктор продолжает: «Ну, давай, на латыни Musculus levator ani». В голове проясняется, я отвечаю, для чего это мышца нужна. А заведующая говорит: «Приходи к нам работать. Нам такие нужны. Твое место тебя дождется».

Спускаюсь в свое отделение. Девочки, у которых было небольшое раскрытие, когда я уходила, уже рожают. Подхожу к одной из них — женщина паникует и плачет, ей больно. Беру ее за руку: «Ты умница, у тебя все получится. Главное — не кричи. Береги силы, слушай внимательно врача, и малыш быстро родится. Смотри, схватка закончилась и уже не больно, отдыхай. Чувствуешь?» Она кивает, крепко ухватившись за меня, словно выныривая из забытья. На схватке ее накрывает снова. Тут инициативу перехватывает мужчина-врач, уверенным и спокойным голосом фиксируя внимание роженицы.

Через несколько минут появляется чудесная малышка весом 3020 кг. Ее осматривает неонатолог, а мама плачет, обнимая мою руку, и благодарит, благодарит без конца. Через пару часов я приложу и эту малышку к груди мамы.

Все, рожениц больше нет. Нас отпускают, мы с другими студентками садимся в машину, но я вспоминаю об одной забытой вещи.

Бегу назад, а акушерка кричит: «Везут еще одну! С мигалками! Четвертые роды, на полном раскрытии!»

Я иду к машине, думая о том, что женщина родит быстро, возвращаться в роддом смысла нет. Но в последней момент срываюсь — забегаю в раздевалку, переодеваюсь, лечу в родзал. Роженицу осматривают: схватки сильные, но раскрытие неполное.

Смену принимает очень красивая молодая девушка. «Вы акушерка?» — она вопросительно смотрит на меня. «Я студентка, Катя», — отвечаю.

Мы ставим роженице катетер, но в схватках она сгибает руку и норовит его выдернуть. Просим держать руку прямо. Женщина хочет за что-то схватиться, чтобы пережить очередную волну. Я, не думая, вкладываю свою ладонь в ее. Она сжимает мои пальцы до хруста, но я терплю. Дальше все как кино: невероятная работа врача, от которой веет уверенностью и спокойствием, ловкие движения неонатолога.

Маме дают поцеловать ребенка, а потом девочку забирают в реанимацию. С ней все будет в порядке — в субботу я первым делом побегу в детское отделение, чтобы узнать, как у нее дела.

Я остаюсь еще на несколько часов, чтобы за неспешной бумажной работой поболтать с акушеркой. Ей 20 лет, она пришла работать сразу после колледжа. Чудесная девушка, с которой мы договорились еще раз поработать вместе.

В 21:00 я сажусь в такси. Голова шумит, ноги гудят. За 12 часов я выпила только чашку чая, насильно затолкала в себя булочку и один раз сбегала в туалет. Я еду и улыбаюсь — кажется, водителя это пугает.

Родильное отделение — мой идеальный мир. Я весь день наполнялась энергией новой жизни, ловила мимолетные, первые рефлекторные улыбки новорожденных, плакала, радуясь вместе с мамами и была абсолютно счастлива.

Дома я тяну время и не иду в душ, потому что не хочу смывать сладковатый запах с волос и кожи. Так пахли стерильные пеленки для новорожденных и смешные хлопковые сорочки в цветочек, когда я сама была роженицей. Теперь так пахну я сама после своей работы — любимой работы.

Фото: личный архив Кати Тамариной