В конце 80-х и в 90-е школу раскачивало в разные стороны. Для чего-то отменили четвёртый класс, из третьего перескакивали сразу в пятый. В октябрята уже не принимали, Ленина позабыли, а кое-где учились по американской системе. Анна Боглаева поговорила с теми, кто учился в постсоветской школе в бывших союзных республиках.

Мои школьные годы прошли в самые девяностые, в среднестатистической школе Петербурга с хорошей репутацией и строгими правилами. В первом классе мы учили наизусть гимн Советского Союза и стихи про дедушку Ленина, во втором нас с почётом принимали в октябрята. В 91-м Советский союз окончательно прекратил существование.

Чуть позже мы узнали, что дедушку Ленина любить на самом деле не за что (были учителя, которые прямо так и говорили), а пионеры, которыми мы мечтали стать, теперь никому не нужны.

Потом началась череда школьных экспериментов: из третьего класса мы пошли сразу в пятый, попали под реформу профильного разделения старших классов и, оставаясь с 1 по 11 в одном и том же классе, почти постоянно привыкали к новым одноклассникам из-за регулярных разделений и переводов детей туда-сюда исходя из их успеваемости. Помню, особенно страшно было попасть в «Г»-класс, куда переводили всех троечников и хулиганов. Думаю, похожие школьные воспоминания могут быть у многих моих сверстников. Но это здесь. А как было там, в бывших советских республиках?

Молдова

Ольга Ватаман:

Я пошла в школу в 1989 году. У нас были русские и молдавские школы, а в моей русской школе были молдавские классы. После того, как распался Союз, мы продолжили учиться по прежней программе. Перескочили через четвёртый класс, могли уйти после девятого класса, например, в техникум, или остаться на 10-11. Правда, изменилась система оценок: до третьего класса была пятибалльная система, а потом — десятибалльная. Нас считали русской семьёй, но из всех нас хорошо молдавский знал только папа.

В школе, конечно, все должны были учить молдавский язык. После распада СССР молдавский почему-то переименовали в румынский

Детям это было непривычно, а у некоторых взрослых вызвало возмущение. Хотя различий между румынским и молдавским очень мало, есть небольшая разница в произношении.

На обучении в школе распад СССР в моём случае не сильно отразился, а вот во дворах и на улицах можно было услышать всякое. При том, что все знали русский, могли делать вид, что тебя не понимают, если ты обращаешься не на молдавском. Могли сказать «Езжай отсюда, русская свинья!» Был случай: женщина спросила меня что-то на молдавском, а я не смогла ответить, и она ударила меня прутиком. Родители говорили детям: «Если спрашивают что-то по-молдавски, не отвечай, а то могут обозвать или ударить, если поймут, что не знаешь язык».

Дети во дворах между собой транслировали то, что слышали от взрослых, были драки на национальной почве. Это был первый этап миграции, многие русские стали уезжать.

Валерия Ватаман:

В первый класс я пошла в 1994-м в русскую школу. Преподавали на русском, молдавский (он же румынский) был обязательным. С 2000 года во всех школах ввели новую образовательную программу (Куррикулярная реформа системы образования), которая оказалась действительно сильной и продвинутой. Когда дети нашей школы уезжали, например, в РФ, выяснялось, что там их ровесники учат то, что мы проходили два года назад. Мы уже не перескакивали через четвёртый класс и учились не 11, а 12 классов, то есть школу я закончила аж в 19 лет. Когда я приехала поступать в Санкт-петербургскую академию театрального искусства, все очень удивлялись, почему «так поздно».

До 5 класса я была круглой отличницей, а с восьмого ездила на олимпиады уровня республики по русскому языку. В мои школьные годы все уже немного успокоились на тему СССР, некрасиво высказываться про русских могло позволить себе только старшее поколение. Кстати, в школе мне казалось, что я не очень хорошо знаю молдавский, но сейчас понимаю, что очень даже неплохо им владела для второго «родного». Во взрослой жизни молдавский пригодился разве что чтобы развлечь друзей и близких, он перекликается с итальянским, всем очень нравится, как я изображаю молдаванку.

---

Беларусь

Саша Есипова:

Я пошла в первый класс в 1996 году в обычную образовательную школу в Полоцке. Союз уже давно распался, в чём-то это изменило жизнь к худшему (тотальный дефицит), но было и хорошее. Например, в моём случае именно новые условия жизни сделали возможным то, что в начальной школе я обучалась по американской образовательной программе. Фонд Сороса (международная благотворительная организация, созданная финансистом и филантропом Джорджем Соросом) спонсировал экспериментальные классы с американской системой обучения в нескольких городах Белоруси, в том числе в Полоцке.

Процесс обучения в таких классах очень отличался от того, к чему привыкли советские школьники. За парты мы садились только тогда, когда выполняли письменные задания.

Большую часть времени мы сидели на большом ковре в центре класса, могли свободно передвигаться во время урока

Парты располагались по периметру класса и были разделены на группы. Детей рассаживали в зависимости от того, что им даётся проще: одна группа лучше справлялась с математикой, другая — с литературой, третья — с творческими предметами. Задания учитель давал всем разные, в зависимости от успеваемости и наклонностей каждого ученика.

Большое участие в образовательном процессе принимали родители: постоянно проводили какие-то развлекательные мероприятия с родителями, мамы и папы приходили на уроки, сидели вместе с нами за партами. Один раз, помню, диктант читала мама моей одноклассницы, а учительница просто помогала ей.

В школе у нас было огромное количество разных крутых игрушек, которые присылали из Америки. В это время в магазинах не было практически ничего, а в школе на продлёнке мы играли с яркими, интересными и красивыми игрушками: конструкторы, кукольные театры, настольные игры.

Так мы проучились до четвёртого класса, а когда перешли в пятый, эту программу по неизвестным мне причинам запретили в Беларуси. Перестраиваться на стандартную систему обучения было очень сложно. Парты по два человека в три ряда, за которыми надо сидеть весь урок неподвижно, задания для всех одинаковые… Было очень тяжело привыкнуть к такому, в первое время успеваемость у меня упала. Среди учителей мы почему-то считались очень недисциплинированным классом. А мы просто привыкли к другому подходу, когда было много свободы, творчества и индивидуальности.

Когда я училась, на белорусском вообще никто не говорил, он был формально государственным, но единственное место, где я могла его слышать, это, собственно, урок белорусского языка и белорусской литературы.

---

Казахстан

Александр Белоусов:

Я жил на Севере Казахстана, где было много русских семей. Пошёл в школу в 1992 году. Учили на русском, но во всех школах обязательным был и казахский. Были и чисто казахские школы, где учили только на казахском.

Сначала я учился в местной русской школе, а с шестого класса — в русской языковой гимназии. Кстати, как потом выяснилось, уровень образования там был очень высоким. В середине 10 класса по семейным обстоятельствам я переехал жить в Омск и, поступив в местную школу, понял, что знаю некоторые предметы с опережением программы. На английский, например, я и вовсе не ходил, просто писал контрольные и сдавал экзамены. В Казахстане в языковой гимназии у нас были предметы, которые вели на английском приглашённые преподаватели — носители языка, поэтому английский я знал очень хорошо.

Запомнился преподаватель географии, который показывал на уроках фокусы, очень забавный был дядька. И ещё одна учительница алгебры, очень юморная. Помню, все писали контрольную, она говорит: «Белоусов, что-то как то скучно у нас, сыграй-ка на скрипке!» (я учился в музыкальной школе по классу скрипки)». Все пишут контрольную, а я стою у доски, играю. Однажды пошутила, все смеются, она командует: «Тишина!» Сосед мой никак не может успокоиться, она его посадила рядом с собой, поднесла линейку ко рту, измерила и говорит: «Четыре сантиметра! И чтоб ни сантиметром больше!».

В целом школа в Казахстане мало чем отличалась от школы в России. Разве что казахский был обязательным языком

Он мне, кстати, пару раз пригодился. Как-то в Турции уболтал на казахском бармена налить пять порций крепкого алкоголя вместо положенных двух в «олинклюзиве». Ещё как-то разговорился с узбеком — оказалось, казахский очень похож на узбекский.

---

Литва

Дина Петухова:

Я родилась и выросла в Литве, в Вильнюсе. В школу пошла в 1990-м. Точнее, это был первый класс при садике. В среднюю школу я уже шла сразу во второй класс. Как раз в это время Литва первая из советских республик вышла из состава СССР. До сих пор сохранились детские воспоминания об этом. Был вечер января. У телебашни началась какая-то демонстрация, родители сказали, что там стреляют. Я изо всех сил прислушивалась, но ничего не услышала. Потом мы узнали, что в тот вечер даже погибли люди. В школе у нас были экскурсии на могилы сопротивленцев — нам рассказывали, что эти люди погибли в борьбе за независимость Литвы. При этом за всю свою жизнь, в том числе в школе, я не видела никаких притеснений по отношению к себе, не чувствовала даже малейшего пренебрежения, хотя фамилия очень русская.

В школе мы учились 12 классов, аттестат я получила в 18 лет. Где-то в четвёртом классе мы узнали, что у нас теперь будет не пятибалльная, а десятибалльная система оценок. Литовский, конечно же, был обязательным и его было очень много.

С 10 класса у нас 60% уроков было на литовском. А русского языка было мало, всего три часа в неделю

После девятого класса у нас была профильная система обучения — разделили на гуманитариев и технарей. Будучи на 100% гуманитарием, я пошла всё-таки в технический класс, так как это считалось престижнее. У нас с одноклассниками был бартер: я писала за них рефераты и сочинения, а они давали мне списывать задания по точным наукам, в которых я была, мягко говоря, не сильна.

Одновременно с профильным разделением ввели систему сдачи экзаменов по двум уровням — А и Б. А-уровень был более сложным, его сдавали те, кто собирался поступать, например, в университет. Б-уровень был проще, его обычно выбирали те, кто собирался в колледж или техникум. Я была круглой отличницей, но экзамены пришлось сдавать именно по Б-уровню ради того, чтобы поступить в театральную академию в Санкт-Петербурге. Экзамены в академию были в середине июня, а те, кто сдавал у нас выпускные по А-уровню, получали аттестат только в конце июля, и я бы просто не успела. Поступала я на платное, но были скидки для граждан бывших союзных республик. А потом меня и вовсе перевели на бесплатное, так как училась я хорошо.