«Шляемся по вечерам, пьём слегка водку». Студенческие хроники Антона Чехова

29 января исполняется 162 года со дня рождения Антона Павловича Чехова. Для поклонников его творчества у нас, во-первых, есть отличный тест. А во-вторых — подборка писем и историй из студенческой жизни Чехова, сделанная вместе с Главархивом Москвы. И эти истории не менее ироничны, чем рассказы писателя.

«Я навсегда москвич»

Всё лето 1879 года Антон Чехов провёл в Таганроге — добивался стипендии на обучение. А получив её, в конце августа приехал в Москву вместе с двумя своими гимназическими товарищами. Он тогда жил в «настоящем подвале дома церкви Николая, что в Грачах» вместе с ними, матерью, сестрой, братьями Михаилом и Николаям и еще одним юношей из Вятки, которого попросил приютить его отец. Но несмотря на тесноту, в Москве Чехову очень нравилось.

«Я ужасно полюбил Москву. Кто привыкнет к ней, тот не уедет из нее. Я навсегда москвич, — пишет он своему гимназическому другу Соломону Крамареву. — Что ни песчинка, что ни камушек, то и исторический памятник». Чехов зовёт его поскорее приехать в столицу. Шутит, что здесь товарища не будут бить: «Где люди делом заняты, там не до драк, а в Москве все делом заняты». А ещё замечает, что в столице можно неплохо зарабатывать литературой, а юристы и подавно живут здесь, «как Людовики четырнадцатые».

Даже когда Чехову приходилось проводить в столице летние каникулы, он, по воспоминаниям брата Михаила, «не чувствовал себя скучно: заводил знакомства, входил в литературную среду, заинтересовался газетами и журналами, был своим человеком в московских редакциях».

В письме своему брату Александру Чехов описывал столичную жизнь зимой 1882–1883 годов: «Погода прелестная. Солнце. — 18. Нет выше наслаждения, как прокатить на извозчике. На улицах суета, которую ты начинаешь уже забывать, что слишком естественно. Извозчики толкаются с конкой, конки с извозчиками. На тротуарах ходить нельзя, ибо давка всесторонняя. Вчера и позавчера я с Николкой изъездил всю Москву, и везде такая же суета. А в Таганроге? Воображаю вашу тоску и понимаю вас. Сегодня визиты. У нас масса людей ежедневно, а сегодня и подавно. Я никуда: врачи настоящие и будущие имеют право не делать визитов».

«В положении нахожусь в сквернейшем»

В Главархиве Москвы хранятся дела Московского университета о высланных деньгах на содержание студента Антона Чехова. Он получал поддержку от Таганрогской городской управы — можно сказать, что сейчас это считалось бы обучением по гранту. Стипендия была 25 рублей в месяц. Но к началу обучения Чехов сразу получил на руки 100 рублей — за четыре месяца вперёд. Потом ему могли заплатить за месяц, два или четыре месяца, каждый раз выписывали бумагу об ассигнации.

Однако в октябре 1880 года Чехов не получил стипендию вовремя и отправил своему знакомому Павлу Филёвскому тревожное письмо: «Беру на себя смелость опять беспокоить Вас просьбой: извинить меня за беспокойство и написать мне, получили ли Вы стипендию? В этом году я не получал еще стипендии. Что это значит? В положении нахожусь в сквернейшем». Оказалось, что университет медлил с высылкой бумаг, нужных для получения денег.

Чехову приходилось довольствоваться «весьма жалким содержанием, не хватающим даже на хлеб и уголь»

И даже когда он стал получить вполне приличные деньги за свои тексты, он жаловался брату Александру: «Не завидуй, братец, мне! Писанье, кроме дерганья, ничего не дает мне». Он объясняет, что из 100 рублей жалованья больше половины он посылает семье, остальное уходит в основном на еду. Денег не хватает даже на извозчика и на то, чтобы «переменить свой серенький, неприличный сюртук на что-либо менее ветхое». «Плачу во все концы, и мне остается nihil», — сетует Чехов.

«Известен стал, знаком со всеми»

Тяжёлое финансовое положение вынуждало студента-Чехова всё время работать. Как и во время учебы в таганрогской гимназии, он занимался репетиторством. А посередине первого курса отправил свой рассказ в журнал «Стрекоза». Позже он начал печататься в «Будильнике» и «Зрителе», но лучшим юмористическим журналом считал петербургские «Осколки» — и часто переписывался с его издателем и редактором Николаем Лейкиным.

С 1881 года Чехов стал помогать принимать больных в Чикинской земской больнице под Воскресенском, где жил его брат Иван. Практикой руководил харизматичный профессор Павел Архангельский.

Уже в 1883 году Антон Павлович хвастается в письме товарищу Гавриилу Кравцову, что он «ещё не испортился, хоть и начал жить». «Деньги есть. Ем прекрасно, пью тоже, одеваюсь недурно, — пишет он. — Работаю в Питер и в Москву, известен стал, знаком со всеми… Живется почти весело. Летом поеду на юг поправлять здоровье». В конце письма Чехов упоминает свои псевдонимы, под которыми пишет в 6–7 изданиях: А. Чехонте, М. Ковров, Человек без селезенки.

В письме брату Александру Чехов пишет об успехах не только в литературе («Становлюсь популярным и уже читал на себя критики»), но и в медицине: «Умею врачевать и не верю себе, что умею… Не найдешь, любезный, ни одной болезни, которую я не взялся бы лечить. Скоро экзамены. Ежели перейду в V курс, то, значит, finita la comedia». Через несколько месяцев добавляет с гордостью: «Ты сильно бы обидел нас, ежели бы прислал хоть копейку. Уж ежели хочешь прислать, то пришли не денег, а вина… Мы сыты и одеты и ни в чем не нуждаемся».

«Раздражительный из-за пустяков»

В годы гимназии Антон сильно болел и потом связывал с этим хворь, которая, по словам брата Михаила, сопровождала его со студенческих лет, — геморрой. Болезнь «не давала ему покоя, мешала заниматься, наводила на него хандру и мрачные мысли и делала его раздражительным из-за пустяков».

Сам Чехов в письмах жалуется на плохой сон, худобу и нервное «дёрганье». В студенческие годы у него уже мог быть туберкулёз, первый тяжёлый приступ которого случился сразу после окончания университета. «Кровь текла из правого легкого, — писал он. — В крови, текущей изо рта, есть что-то зловещее, как в зареве».

«Слушаем музыку и песнопения»

Чтобы немного переключиться с тяжёлого труда и напряжения, Антон Павлович приезжал летом в Воскресенск гостить у брата Ивана. Михаил Чехов вспоминает: «Высокий, в черной крылатке и широкополой черной шляпе, он принимал участие в каждой прогулке, а гуляли большими компаниями и каждый вечер, причем дети гурьбой бежали далеко впереди, а взрослые шли позади и вели либеральные беседы на злобы дня».

Чехов отлично проводил время и со студентами-медиками. После дня практики в Чикинской земской больнице они собирались дома у профессора Архангельского, устраивали вечеринки, обсуждали литературу — в том числе Тургенева и Салтыкова-Щедрина.

«Живем помаленьку, — писал Антон Павлович брату Александру. — Читаем, пишем, шляемся по вечерам, пьем слегка водку, слушаем музыку и песнопения et цетера».

Однажды вместе с братом Николаем Чехов поехал в Таганрог на свадьбу брата их тетушки Марфы Ивановны были там шаферами. «Удалые, веселые, они разошлись до того, что выбросили в окошко, прямо в снег, нераскупоренное шампанское», — вспоминает Михаил Чехов. Весной, когда снег растаял, бутылки нашли и распили за здоровье братьев.

«Я задыхаюсь от зависти»

Высокий, с правильными чертами лица, Антон Павлович пользовался большой популярностью у девушек.

Любови Камбуровой (с обращением «образованнейшая и лютейшая») он пишет о ревности к тому, что та написала его брату Николаю «длиннейшее письмо», в котором не обратила на самого Чехова «никакого внимания». Сам он обращает внимание на духи, которыми девушка пропитала письмо брату. «Значит, Кольке и письмо и духи, а мне ровно ничего. А Вы бы лучше, если Вы добрая барышня (которой желаю поскорее сделаться барыней), сделали бы так: Николке прислали бы письмо, а мне духи, и все были бы довольны», — предлагает Антон Павлович.

Надавив на чувство вины девушки, Чехов делает попытку извиниться, но дальше опять не может удержаться от сарказма:

«Знайте, несчастная раба хандры, что у Вас в Москве есть покорнейший слуга, готовый почистить Ваш давно не чищенный самовар»

Несколькими годами позже Чехов отправляет анонимное письмо подруге своей сестры, Екатерине Юношевой, которая занималась энтомологией на Высших женских курсах. «Посылаю Вам жука, умершего от безнадежной любви к одной курсистке, — говорилось в письме. — Панихиды ежедневно. Сжальтесь над ним хоть после его смерти и упокойте прах его в Вашей коллекции».

Своему товарищу Крамареву Чехов примерно в то же время пишет: «Дамочка недурна, но, несмотря на это, я не познакомился. Зачем??! Прошло мое время!!! Разыгрываться фантазии своей я не давал, <…> потому что вплоть до доставления по назначению я спал: некогда было».

А ещё Чеховы любили шутить о своей личной жизни. В письме своей родственнице Николай Павлович написал: «Антон женится, берет завидную партию! Каналья». Антон Павлович зачеркнул слово «Каналья» и добавил от себя: «Николай женится. Берет жгучую брюнетку с 20 тысячами приданого. Кроме денег: две перины, одна теща и много всякой всячины. Я задыхаюсь от зависти». Под всем этим их мать Евгения Яковлевна подписала: «Оба врут, не женятся».

«Как только заметишь понос, брось»

Чехов не только не собирался жениться, но и раздражался от криков детей, которые гостили в их доме. «Даю себе честное слово не иметь никогда детей», — писал он издателю Лейкину.

Однако своему брату Александру Антон Павлович с удовольствием давал советы по кормлению новорождённой дочери. Вопрос был в том, можно ли кормить девочку мукой «Нестля» (видимо, детской смесью). «Спрашивал я докторов, читал, думал и пришел к убеждению, что ничего положительного нельзя сказать об этой муке, — пишет Чехов. — Могу посоветовать только одно: как только заметишь понос, брось. (Не свой понос, а дочкин.) Корми свой плод тогда чем-нибудь другим, примерно коровьим молоком разбавленным. <…> На живот компресс. Кашек, хлеба, подсолнухов, чаю и горячих напитков не давай».

«Экзамены, хлеб насущный»

Успеваемость Чехова не всегда была на высоте, но, кажется, поначалу он не сильно из-за этого расстраивался. На первом курсе он получил 3 по анатомии и 4 по немецкому языку. В этот же день его брат Александр сдавал экзамены на втором курсе естественного отделения физико-математического факультета — и получил 5. Вместе они поехали в Сокольники «распить пуншем косую бутылочку коньячку № 197».

На четвёртом курсе Чехов получил уже 4 на экзамене по оперативной хирургии и 5 по курсу «Женские болезни». Во время подготовки он писал товарищу: «В воздухе так пахнет весной, что лень и нет сил сидеть в комнате, а у меня — увы мне! — работы по горло: экзамены, хлеб насущный… Люблю весну, а между тем менее всего пользуюсь ей».

На пятом курсе Чехов жаловался брату Александру, что у него нет свободной минуты «даже на пасьянсы». Зимой ему приходилось повторно сдавать все экзамены, которые он сдавал в течение пяти лет — «Почти всё приходится учить с самого начала». Параллельно он продолжал ходить в больницу, проходил практику в морге. «Хочется отдохнуть, а… лето так еще далеко!» — вздыхает студент.

Зато после экзаменов он «забыл всё, что знал по медицине» и наконец почувствовал себя «свободным, аки ветр».

Весной 1884 года Чехов сдал последний экзамен. Он заказал вывеску «доктор» с указующим перстом — «для устрашения дворников, почталионов и портного». В августе Антон Чехов получил степень лекаря, и он пришёл в Чикинскую больницу уже в качестве врача.

Материалы:

• Главархив Москвы;
• Чехов А. П. Том 19. Письма 1875–1886;
• Чехов М. П. «Вокруг Чехова»;
• Дружбинский В. «Болезнь и смерть Чехова».