Автор серии книг про «Большую маленькую девочку», сценарист, писатель и учитель русской литературы Мария Бершадская живет в Минске. Ее дети уже довольно взрослые: сыну Петру— 23 года, дочери Варваре — 21, а младшей, Дарье, — 15. В новых «Правилах воспитания» — свобода выбора, самостоятельность и неравнодушие к судьбе страны.
1. Все мы чего-то боимся, и это нормально. Бояться чего-то не стыдно, порой это может помочь нам — притормозить и не сделать глупость или, напротив, стать сильнее, если ты смог перешагнуть через свой страх. Другое дело, что страх не должен быть фундаментом, на котором строится жизнь. Вот это «как бы чего не вышло», «лишь бы не было хуже» просто парализует человека. Мне кажется, родителям стоит задуматься об этом, когда они требуют от ребенка постоянного послушания. У любой медали есть обратная сторона: удобный ребенок привыкает подчиняться, даже если он с этим не согласен.
Умение говорить «нет» очень важно. Прислушаться к себе, понять себя, сделать выбор и заявить о нем — важный этап взросления. Конечно, с ребенком можно спорить, аргументировать свою позицию, то есть пытаться найти слова, которые он услышит. Главное — не ломать. И на вопрос «почему?» не отвечать: «Потому что я так сказала». Иначе можно вырастить человека, который, не задумываясь, будет слушаться того, кто сильнее: «потому что начальник так сказал», «потому что президент так сказал».
2. Я всегда стараюсь общаться с моими учениками честно и немного «на вырост». Меня спрашивают — стоит ли говорить с детьми о нынешних событиях в Беларуси. Понятно, что ты всегда учитываешь возраст ребёнка, и есть вещи, о которых взрослый не говорит без запроса. Но если тебя спрашивают, надо отвечать. Когда на моих уроках возникают вопросы, на которые нельзя дать однозначный ответ, я считаю, что это прекрасно. Главное — не бояться думать. И задавать новый вопрос. В этом смысле литература — прекрасный предмет: всегда есть повод задуматься о смелости, о свободе выбора…
3. Сейчас особенно стал виден разрыв между тем, чему школа учит, и тем, как поступают работающие в ней взрослые. Во время выборов были преподаватели, которые отказывались от участия в избирательных комиссиях. Поверьте, это непросто, такие люди заслуживают огромного уважения. Потому что так или иначе школа годами если не подыгрывала, то просто отмалчивалась, прогибалась под систему.
Директора, завучи, педагоги из избирательных комиссий становились и соучастниками преступления
Притом что в этом году были участки, где подсчет шел честно, без нарушений. То есть было можно не врать! Можно — но страшно. Конечно, после этого уважения к педагогам осталось мало.
Именно поэтому появилось «шествие честных учителей» — педагоги частных и государственных школ шли по городу от филармонии к педагогическому институту. Им было важно, чтобы их увидели.
4. Знание нескольких иностранных языков постепенно становится нормой. В Беларуси все знают как минимум русский и белорусский. Поэтому еще один или два дополнительных языка не воспринимаются как что-то сложное и невероятное. Сын часто ездит на Украину со своими друзьями. Он путешествует по разным городам, привозит книги и читает мне стихи своих любимых поэтов — на украинском, конечно. Средняя дочка уже два года живёт в Израиле, и теперь в ее речи то и дело проскакивают слова на иврите. А младшая учится в лингвистической гимназии. Она очень любит английский, находит разные лекции, фильмы, книги. Ее любимая тема — социология, и порой какой-то термин на английском она вспоминает быстрее, чем русское слово.
Я думаю, для интереса к языку нужен какой-то «крючок», то, что тебя зацепит. Когда я училась в школе, никто из моих знакомых не говорил на белорусском — может, еще и потому, что школьная программа была ужасная. Сейчас ситуация со школьными текстами практически не изменилась, зато появилось множество современных прекрасных книг — и переводных, и написанных на белорусском. Плюс театр, музыка, ну и, конечно, статьи и посты в соцсетях, написанные на яркой живой мове. В общем, наш язык из учебников выходит на улицы, и это здорово.
5. Я думаю, что самая главная задача родителя — научить ребенка жить без него. Мой «бородатый ребенок», которому сейчас 23 года, в 16 лет начал путешествовать автостопом. С самого детства мы с мужем рассказывали ему о том, как объездили таким способом пол-Европы, так что его тяга к приключениям нас не удивила. Конечно, когда он сказал: «Мама, я поехал стопом в Питер!» — у мамы так немножечко что-то сжалось внутри. Так хотелось предложить: «Бли-и-ин, а может, все-таки поездом?» Но я промолчала.
Ну, понятно же, что, если человек в 16 лет что-то решил, он все равно это сделает
Разница только в том, скажет он правду или соврет. Я однозначно за первое. Конечно, я могу говорить, почему я считаю, что какие-то вещи делать не нужно. Это пространство для диалога. А слов «Нет, я этого не разрешаю» подросшие дети от меня не слышали. Какой смысл жестко контролировать ребенка и водить его до 18 лет за руку — только чтоб он мечтал от тебя удрать?! Мне кажется, важнее научить его думать, понимать, кто ты такой и чего ты хочешь на самом деле.
Для тренировки самостоятельности Минск (до недавнего времени) был прекрасным городом, очень спокойным и дружелюбным. У нас дети гуляют одни во дворах, семилетка может спокойно пойти в магазин (если не надо переходить дорогу).
Конечно, в мегаполисе вроде Москвы все иначе. Я помню, как к нам приехали наши московские друзья. И вот их одиннадцатилетняя дочка, ровесница моей Варварки, впервые смогла отправиться в кино без родителей. Это был совершенно невероятный опыт — сесть на троллейбус и поехать с подружкой смотреть фильм, совсем как взрослая.
6. Когда мой первый ребенок пошел в школу, я была уверена, что все дети должны делать уроки сами, это ведь их ответственность. С сыном так все и получилось: он был очень способным, с трех с половиной лет уже читал толстые книжки, учиться ему было интересно и легко. Короче, был повод поверить в свою правоту.
Когда в школу пошла Варя, я была убеждена, что не надо сидеть рядышком с первоклассницей или смотреть, что там у нее написано в домашке. И только потом она сказала: «Мне казалось, если ты не проверяешь мои тетрадки — значит, тебе все равно, как я учусь». То есть конкретно ей это мешало. Теперь я понимаю, что Варе очень нужна была моя поддержка в первое время. Тем более что, как потом выяснилось, она дислектик и, если бы я была рядом, когда она начинала учиться, я бы могла заметить какие-то проблемы. Так что теперь я четко понимаю: нет единых правил, не нужно идти от готовой схемы, какой бы красивой она ни была. Важно смотреть на ребенка. А если их трое — да, каждый раз заново.
Ну а Дарья стала, можно сказать, третьим, дополненным изданием — тут я уже учла свои ошибки (не уверена, что все, но я старалась). Впрочем, моя помощь ей не сильно была нужна. Достаточно было научить ее учиться в первые два-три года. А дальше она поплыла сама.
7. Не люблю, когда говорят о том, что существует четкое разделение на мужские и женские обязанности. Да, у меня есть сын и две дочки. Мальчик и две девочки. При этом у нас дома никто никогда не говорил, что есть игрушки для мальчиков и отдельные — для девочек. И специальные девочковые книги или специальное поведение. Вот этого вот «Ты же девочка!» мои дети, к счастью, от нас никогда не слышали.
Честно, я считаю моим педагогическим достижением то, что дочки феминистки. Во всяком случае, надеюсь, я тоже на это повлияла
Понятно, что и сын никогда не воспринимал женщину как удобный кухонный агрегат. У нас была забавная история: младшей дочки тогда еще не было, я много работала, писала сценарии для документальных телефильмов. Весь день с детьми была няня, а вечером, уже в темноте, мы подорвались и решили, что нам нужно срочно покататься на санках с горки. И вот мы идем с пятилетним Петром, я тащу Барбарку на санках по снегу, мы о чем-то болтаем. И вдруг из открытой форточки пятиэтажки я чувствую совершенно потрясающий запах — какие-то плюшки или пироги. И я говорю: «Вот, какие-то правильные мамы пекут булочки!» А мой ребенок очень сурово и даже немного обиженно мне отвечает: «Зато с тобой можно говорить про стихи!»
Тут должен быть титр «Прошли годы». Сразу скажу, я не стала чаще печь булочки. Но мне по-прежнему очень нравится говорить с моими взрослыми детьми — о серьезном и о всякой ерунде. Нравится гулять с ними по городу, смотреть с ними кино, учиться у них тому, чего я не знала или не понимала раньше. Вообще, это какое-то удивительное чувство, когда тебе нравятся эти люди не потому, что они твои дети, а потому, что они вот такие: думающие, открытые, честные. Это счастье. Даже если «про стихи» со мной хочет говорить только сын.
Фото: фейсбук Марии Бершадской
