Пока все дети на законных каникулах, можно успеть подготовить их к дням в самоизоляции и научить паре несложных рецептов. Папа повара и журналиста Марианны Орлинковой, который первые двадцать лет жизни провел во Франции, научил её делать вкуснейшую яичницу в хлебе и варить куриный бульон, которого хватит на всю семью.

Когда я была маленькая, в окружающем мире существовал удивительный парадокс: еды не было, но она была! Картинка из соседнего магазина «Бакалея», куда мы ходили за сахаром и яйцами, намертво отпечаталась у меня в мозгу.

У входа — прилавок с соками, там в основном трехлитровые банки и разливные соки в конических колбах: томатный, яблочный, березовый. Рядом — длинные полки с крупой: дурными рисом и гречкой, которые нужно было по часу перебирать от камешков и прочего мусора, перловка, пшено, горох. Дальше — полки с рыбными консервами типа бычков томатном соусе и снетков (открываешь, а оттуда смотрит на тебя сотня маленьких глазок).

Полка с яйцами, сахаром и мукой, обычно там еще подсолнечное масло, на котором нельзя жарить: дымится, горит. Там же молочный прилавочек, который опустевал после 9 утра: молоко, кефир и сметана уже заканчивались, а сливочного масла и сыра вовсе не завозили. Для сметаны я брала с собой или банку, или специальный бидончик. Майонез в стеклянных баночках. Ну, соль, пакетики с черным перцем, смолотым еще до революции… Вот и все.

Но у нас дома было и масло, и иногда сыр! И консервированная горбуша для пирогов. А в маленьком ящике под морозильной камерой нашего «ЗИЛа» лежали три банки «на Новый год»: крабы, красная икра, черная икра. Откуда? Для десятилетней меня это была одна из тайн взрослого мироздания.

Зато с яйцами все было понятно, яичные завтраки меня учил делать папа, первые 20 лет своей жизни проживший в городе Лионе. Его фирменная яичница в хлебе — он ее называл «Бирмингемской», и также ее зовут мои дети — делалась всего из трех продуктов.

Нужен был белый хлеб-“кирпич», яйцо и масло. Главное было отрезать правильной толщины кусок хлеба — не слишком толстый, но и не тонкий — и аккуратно вырезать в нем «окошечко», основную часть мякиша. Потом нужно положить и «окошечко», и «рамку» на горячую сковороду с маслом, обжарить до румяной корочки. Перевернуть, добавить еще немного масла и очень нежно разбить внутрь «рамки» яйцо — почти не дыша, чтобы ни в коем случае не растекся желток. Посолить (только белок! на желтке образуются от соли некрасивые белые пятнышки!) и дожарить на небольшом огне.

Белок должен пропечься, а желток остаться ярким и жидким. Потом лопаточкой (тоже очень аккуратно) переложить на тарелку, непременно подогретую! Папа учил, что у горячих яиц, попавших на холодную тарелку, портится вкус. А дальше рукой взять поджаренное «окошечко», ткнуть им в желток, чтобы он растекся, и есть, постанывая от счастья, но как воспитанный человек — ножом и вилкой.

Яичница по-бирмингемски (1 порция)

Еще папа учил меня варить куриный бульон. Курицы, которые всегда лежали на витрине в то время, отлично описаны в анекдоте про «зато я своей смертью умерла». Такие синеватые, поджарые, стройные. Но бульон из них получался великолепный.

Папа учил класть курицу в большую кастрюлю, заливать холодной водой так, чтобы курица была закрыта на ширину моей детской ладошки, и ставить на сильный огонь, пока что ничего не добавляя. Дальше нужно было постоянно поглядывать — чтобы не упустить момент, когда вода закипит, и тут же уменьшить огонь до минимума. Потом встать коленками на табуретку (так я выше и лучше видно), посолить воду и аккуратно снять образующуюся белесую пену. И только потом добавить горошины перца, немного стеблей зелени, если дело летом, и овощи.

Овощи (морковку, луковицу, несколько зубчиков чеснока и корешок петрушки, если повезет) можно было не чистить, только хорошенько вымыть щеткой, разрезать пополам и поджарить на сухой сковородке без масла до черных подпалин. Очень страшно было жарить как нужно: сложно переложить на другую полочку в голове страх «ой, сгорело», а оно должно именно что немного сгореть. От этого у бульона появляется золотистый цвет и восхитительный аромат дымка.

Ну вот, в кастрюле весь комплект, осталось только проверить, что бульон не бурлит (от этого он помутнеет и потеряет всю свою красоту), а только побулькивает. Примерно 10 бульков в минуту, не больше — проверяем с часами в руке. И можно на пару часов уйти читать сладостного Куприна (в десять лет «Суламифь» — это, скажу я вам, глубокое потрясение). Даже если три часа пройдет, ничего: бульону это только на пользу.

Процеживать папа мне не разрешал: кастрюля тяжелая, бульон остывает долго, ошпариться как нечего делать. Процедит сам, как с работы вернется. Потом нужно будет еще снять вареное куриное мясо с кости — его можно мелко порубить и вернуть в бульон или отдельно есть. Оно вкуснющее, даже если жуется не очень (курицы беговые, я говорила). Один раз мы с папой и мамой такую чемпионку шесть часов варили — а ей хоть бы хны, резина резиной. Нынешним бройлерам такое и не снилось.

Давеча я с компанией детей друзей — всем лет по десять — такой бульон как раз варила. Отдельно мы с ними нажарили тоненьких омлетов с зеленью и без, нарезали тонкими полосками — и получилась такая омлетная лапша. И отдельно еще обычной лапши сварили. Все на стол поставили в отдельных мисочках, чтобы можно было у себя в тарелке собрать любой пазл по вкусу.

Удобно, ведь у каждого ребенка вкусы разные: рядом с одним зелень даже поставить нельзя, а другому нужно полтарелки насыпать. Еще, пока бульон побулькивал на слабом огне, успели из слоеного теста с разными джемами и шоколадными каплями накрутить булочек вкусноты необыкновенной. Бульон у нас получился очень ароматный, насыщенный и золотистый: морковки мы туда напихали немало, и, как ни странно, дети ее потом с удовольствием ели. А я бы весь лук из бульона съела, мы его с папой обожали и ели наперегонки прямо из кастрюли — но неудобно, я ж в гостях, что хозяева подумают.