Возможно, вы об этом никогда не думали, но наша повседневная жизнь насквозь пронизана отсылками к древнегреческим мифам. Сизифов труд, авгиевы конюшни, кануть в Лету, Европа, Гиацинт и Кипарис — все они оттуда. Чтобы научиться в них ориентироваться и узнать много нового про знакомые слова и выражения, рекомендуем книгу «Боги и смертные: современное прочтение мифов Древней Греции», в которой истории из «Метаморфоз» Овидия рассказаны простым и понятным языком. В качестве тизера публикуем одну из ее глав — про Нарцисса и влюбленную в него нимфу Эхо.

Эхо и Нарцисс

Как-то раз Пан погнался еще за одной нимфой — Эхо. На этот раз ему повезло больше: она ответила ему взаимностью, и у них родилась дочь, Иинга.

Иинга обожала проказничать. Однажды (прекрасно понимая, чем это обернется для всех причастных) она с помощью магического зелья сделала так, чтобы Зевс влюбился в Ио. Когда Гера узнала, что натворила Иинга, расправа была скорой: богиня превратила ее в птицу, а потом пустила слух о невероятной приворотной силе этой невзрачной пичуги. Вскоре распятую тушку Иинги пристрастились использовать в приворотных обрядах.

Судя по всему, ужасный конец дочери ничему нимфу Эхо не научил, поскольку немного погодя она согласилась отвлечь Геру разными сплетнями, пока Зевс заигрывал с лесными нимфами. И снова Гера оказалась скорой на расправу: ничего, больше эта пустомеля Эхо никому не заморочит голову своей болтовней. Впредь она будет лишь откликаться на чужие слова — точнее, просто повторять окончание чужой фразы. Рассеянное «Куда подевалась моя флейта?» превращалось в ее устах в возмущенное «Моя флейта!», а предостережение «Смотри не усни!» — в повелительное «Усни!».

Этот изъян не позволял Эхо вмешиваться в чужие любовные дела, но никак не мешал влюбляться самой. Однажды она увидела красивого юношу по имени Нарцисс, который бродил по лесу в поисках дичи. Это был сын речной нимфы Лириопы и бога реки Кефис, текущей с Парнаса через Беотийскую равнину.

Хотя Нарцисс был человеком, от своих речных родителей он унаследовал плавность. В его движениях чувствовалась завораживающая вальяжная томность — когда он убирал непослушную прядь волос со лба или укладывался на берегу отцовской реки, чтобы отдохнуть в прохладе. Даже если ему случалось заторопиться, движения перетекали одно в другое так незаметно, что сливались в одно. Лицо у него было таким, какое наяву не увидишь, только в сладких грезах. Глаза зеленее любого зеленого. Губы сочные, словно спелая ягода, готовая вот-вот сорваться с ветки. Кожа на горле, скрытая подбородком от солнца, нежная и бледная почти до прозрачности. Нарцисс выглядел пришельцем из другого мира, где всегда царит вечерняя нега, дневные заботы уже позади и «надо» уступает место «хочу».

Многим внушал любовь Нарцисс — кто-то даже готов был поклясться, что сгорает от любви к нему. Но никакой любовный жар не проникал в тот ведомый одному Нарциссу мир текучих грез, в котором он замкнулся. В конце концов один из поклонников юноши, Аминий, проклял его, воззвав к Немезиде: «Если Нарцисс когда-нибудь полюбит, пусть отвергнут его так же беспощадно, как он отверг меня!» Немезида услышала мольбу Аминия и взялась за дело.

Влюбившись в Нарцисса, Эхо начала следовать за ним по пятам, когда он охотился. Лишенная дара речи, показываться ему на глаза она стеснялась, поэтому держалась строго позади возлюбленного, прячась в траве, которая была для нее родным домом. Но в конце концов Нарцисс почувствовал, что рядом кто-то есть.

— Кто здесь? — спросил он.

— Здесь! — откликнулась Эхо.

— Кто ты?

— Ты!

— Что за чушь? Не ходи больше за мной!

— Чушь!.. За мной!

Рассерженный Нарцисс зашагал прочь и вернулся к охоте. Он привык к тому, что от него теряют голову, но эта дурацкая игра, которую затеяла очередная помешавшаяся, не на шутку раздосадовала его. Кипя от негодования, он шагал быстрее обычного, и ему стало жарко. Тогда он улегся на берегу лесного пруда, собираясь зачерпнуть воды и ополоснуть лицо.

Но рука его замерла, не потревожив зеркальной глади. Из темной глубины на него смотрел речной бог, прекраснее которого свет еще не видывал: зеленые глаза, сочные губы, алебастровая кожа, а в глазах томление, способное растопить самое ледяное сердце. Немезида воспользовалась случаем исполнить проклятие Аминия: Нарцисс наконец влюбился.

— Кто ты? — спросил Нарцисс, но услышал только отклик Эхо, затаившейся в зарослях на берегу: «Ты!»

— Не играй со мной! — крикнул он возлюбленному.

— Играй со мной! — донесся до него ответ.

— Прошу тебя, приласкай меня!

— Ласкай меня!

Так и продолжалось: юноша изнемогал от любви, нимфа изнемогала от любви, и ни он, ни она не могли оторваться от своего вожделенного. Пришла осень, исхудавшего Нарцисса стало укрывать опавшей листвой, но он все с тем же исступленным обожанием смотрел на возлюбленного, который тоже таял на глазах.

— Только не умирай! — взмолился Нарцисс, и Эхо, сама ставшая полупрозрачной от голода, но по-прежнему видевшая только своего желанного, откликнулась: — Умирай!

Это повеление из уст (как ему казалось) любимого разбило Нарциссу сердце. Теперь ему незачем было жить, и он опустил голову в траву.

— Прощай! — обливаясь слезами, прошептал он в зеркальную гладь пруда и, испуская последний вздох, услышал в ответ: «Прощай!»

Эхо продержалась всего на миг дольше, а потом и ее иссохшее тело рассыпалось в прах. Но голос ее остался жить, и теперь скорбно вторил любому, кто оказывался рядом.

На месте гибели Нарцисса расцвел цветок. Золотую сердцевину обрамляли полупрозрачные, бледные, как кожа прекрасного юноши, лепестки. Обеспокоенные исчезновением красавца охотника нимфы, которые искали его по лесу и звали: «Нарцисс! Нарцисс!» — услышали отклик, доносящийся от пруда. Они поспешили на голос, но на берегу их ждал только неземной красоты цветок. Тогда, горюя, они назвали его нарциссом. И последний отзвук Эхо, витавший поблизости, подтвердил их догадку, прошелестев печально: «Нарцисс…»

Обложка: издательство «Альпина»