Для многих взрослых, а детей уж точно, Корней Чуковский — в первую очередь любимый сказочник. «Муха-цокотуха», «Айболит», «Тараканище» и ещё десяток всем известных названий. А ещё Чуковский занимался изучением детской словесности, чему и посвятил свою книгу «От двух до пяти». Он на примерах объясняет родителям все особенности детской речи, рассказывает о важности сказок и искренне описывает создание собственных.

Корней Иванович Чуковский родился в Петербурге в 1882 году. Он работал журналистом в Одессе и корреспондентом в Лондоне, издавал сатирический журнал «Сигнал», за который чуть не угодил в тюрьму, был переводчиком. Но самую большую известность получил как автор детских книг.

С 1906 года Чуковский, по собственному признанию, начал увлекаться изучением детской словесности. Писатель хотел разобраться, как дети в самые короткие сроки осваивают «сложившиеся формы родительской и прародительской речи». В каждом ребёнке он замечал гениального лингвиста, который, не зная словарных норм, функций приставок и суффиксов, интуитивно образовывает собственные слова, отвечающие всем правилам и логике русского языка.

Дети познают язык интуитивно

В возрасте от двух до пяти дети инстинктивно осваивают язык, и к школе они уже готовы теоретически осмысливать все знания. Например, дети могут подражать взрослым, но это подражание неразрывно связано с творчеством. Чуковский приводит примеры, когда ребёнок изобретает слова, уже придуманные другими народностями: «одетки», «обутки», «людь».

Дети экономят звуки и соединяют два слова в одно: мапа, блистенький (блестящий и чистенький), переводинки (переводные картинки), жукашечка (жук и букашечка). Дети сразу наделяют слово его функцией: лизык (язык), мазелин (вазелин), больмашина (бормашина), кусарик (сухарик), копатка (лопатка), пальчатки (перчатки). Эти слова почти не требуют перевода. Детям удаётся сохранить первоначальную форму и звучание слова, но наделить его более правильным смыслом.

Как дети используют суффиксы и приставки

Чуковский писал, что иностранец, который будет учить русский несколько лет подряд, не сможет понять всех наших приставок и тонкие различия между ними. Но это безупречно делают даже трехлетние дети. Он записывал за детьми такие варианты: «притонула и вытонула», «отпачкай мне руку», «заразился, а потом отразился», «налужил дождь», «мама сердится, но быстро удобряется». Дети спокойно отделяют приставку от корня, но никогда не лишают слово его главной части. Поэтому от ребёнка мы иногда слышим: (не)вежа, (не)ряха, (не)дотёпа, (не)чаянно, (не)уклюжие.

Чуковский приводит в пример мальчика, который называл тормоз «тормозилой». Четырёхлетний ребёнок правильно определил роль суффиксов. То, чем моют, — мыло, то, чем шьют, — шило, значит, средство для торможения — тормозило.

Другой пример с употреблением суффикса -ник. Один из детей, за речью которых наблюдал писатель, назвал разносчика писем «почтаником». Суффикс —ник появляется в названии многих профессий — пожарник, сапожник, печник. Ребёнок, говоря «почтаник», оказывается сообразительнее взрослых, которые будут его высмеивать. В саду работает садовник, значит на почте — почтаник. Ребёнок пока не знает, что логика в образовании слов работает не всегда.

Чуковский горячо спорил с педагогами тех лет, которые пытались доказать, будто дети слепо повторяют за взрослыми и не способны на словотворчество. В пример писатель приводит детское недоверие ко многим словами.

Он слышал от детей такие решения. «Раз они пожарные, они должны делать пожар». Начальная школа должна быть местом для учёбы начальников. Ногти должны быть только на ногах, а на руках — рукти. А некоторые дети отказывались называть автора красивых картин художником.

Кроме того, каждый ребёнок обладает свежим восприятием фразеологизмов. Взрослые используют речь, не замечая её. Поэтому взрослое словотворчество притупляется, в отличие от детского.

Почему Чуковский против раннего развития

Писатель не поддерживал взрослых, которые культивируют детские ошибки. Родители должны внимательно относиться к речи ребёнка, понимать её особенности, но их задача сделать так, чтобы ребёнок как можно скорее заговорил правильно.

Чуковский резко критиковал и раннее развитие, которое было модным и России тех времен. Он называл изучение иностранных языков с младенческих лет прихотью богатых родителей. По мнению писателя, такой ребёнок никогда не станет полноправным хозяином языка.

Как говорить с детьми о рождении и смерти

По наблюдениям Чуковского, уже к четырем годам дети начинают страстно размышлять о причинах своего появления на свет. Это свидетельствует о ранних попытках человеческого мозга разобраться в первопричинах материального мира.

Каждый ребёнок по-разному реагирует на рассказы о своём рождении. Один мальчик силится понять: «Как я родился, я знаю, а вот откудава вы с папой выродились?». Другой успокаивает разочарованную маму, у которой родился ещё один сын: «А если копия чека (из роддома — Прим. автора) осталась — можно и обменять».

Стоит понимать, что для ребёнка в возрасте от двух до пяти вся история человеческого рода начинается в лучшем случае с его дедушки

Поэтому теорию эволюции ребёнок понимает по-своему: «Я знаю: мой дедушка был обезьяной, начал работать и стал человеком. Потом он народил папу, а папа меня».

Чуковский соглашался с исследованиями английских учёных тех лет, что ребёнку надо знать правду о своём рождении. Это не может нанести травму, а наоборот.

Чуковский пишет, что «счастье — это норма бытия» для каждого ребёнка. Именно поэтому любые догадки о смерти, которые появляются к четырём годам, ребёнок тут же отвергает. Придумывает другой конец у страшной сказки или «выкидывает» из её сюжета всё плохое. Дети не принимают смерть, а утверждают вечность жизни.

Зачем нужны сказки и как Чуковский их сочинял

Чуковский называл фантазию важнейшим качеством человеческого ума. Он настаивал на том, чтобы дети воспитывались на сказках. Ребёнок, лишённый фольклора, всё равно окружит себя выдумками — собственного сочинения. «Без фантазии, — пишет Чуковский, — и в физике и в химии будет полный застой». Будущее принадлежит фантазёрам. Не надо бояться, что страшные сказки сделают плохо. В определённом возрасте сказки «выветриваются» из ребёнка и он сам начинает их разоблачать.

Чуковский считал, что детский писатель непременно должен быть счастливым человеком: «Счастлив, как и те, для кого он творит». В его жизни были и сложные периоды, и моменты, когда он был беспричинно счастлив: «Идёшь по улице и, бессмысленно радуясь всему, что ты видишь, — вывескам, трамваям, воробьям, — готов расцеловаться с каждым встречным и твердишь из своего любимого Уитмена: „Отныне я не требую счастья / я сам своё счастье“».

29 августа 1923 года был именно такой день. Чуковский шёл по Невскому «в раскалённом, как печь, Петрограде» и ощутил необыкновенное чувство. Писатель почувствовал себя человеком, который способен творить чудеса. Так на клочке бумаге, который он первым делом схватил, войдя в свою квартиру на Кирочной, появились первые строки весёлой поэмы о мухиной свадьбе. (Поэма была задумана давно, но дальше двух строк дело не шло). Когда Чуковский исписал всю бумагу, он, не найдя другой, сорвал в коридоре кусок обоев. «С тем чувством бездумного счастья писал безоглядно строку за строкой, словно под чью-то диктовку». Он писал о свадьбе мухи и сам танцевал по квартире. А когда закончил поэму, счастье ушло, и он превратился в безумно усталого и голодного взрослого. Чуковский считал эти приливы счастья возвращением в детство, которое было его вдохновением.

Фото: iStockphoto (svengine, gpointstudio)