«Педагогическая наука — это какое-то шарлатанство»
«Педагогическая наука — это какое-то шарлатанство»
Антон Макаренко находил подход к самым трудным и даже асоциальным детям-беспризорникам — некоторые из них могли в разговоре с учителем запросто схватиться за нож. На своей практике он понял, что традиционные педагогические приёмы не работают с трудными детьми, и изобрёл новые. А сегодня именем Макаренко называют школы даже на Кубе и в Мексике. «Мел» рассказывает о том, как создавалась его уникальная методика.
1. На чём строился учительский авторитет
Когда Макаренко только начал работать с воспитанниками, то столкнулся с абсолютным неприятием с их стороны. Малолетние преступники отрицали любой авторитет и просто человеческую культуру. А впоследствии влияние Макаренко на них было чуть ли не безграничным.
Малолетних воров, грабителей и даже убийц в колонии никогда не называли преступниками. Довольно быстро Макаренко отказался от «личных дел», в которых содержалась информация о прошлых проступках ребёнка. «Мы самым искренним образом перестали интересоваться прошлыми преступлениями колонистов, и у нас это выходило так хорошо, что и колонисты скоро забывали о них», — пишет Макаренко.
Во всех ребят безоговорочно верили, хотя возможную судьбу каждого из воспитанников Макаренко отлично представлял
Уважением пользовались учителя, знавшие своё дело. Никакие интеллигентские убеждения, доброта и участие не влияют на отношение к учителю так, как могли влиять уверенность, чёткое знание программы, немногословие и готовность к работе. Позже педагогический коллектив под руководством Макаренко сократился до минимума, но зато это были высококлассные учителя, которым платилась зарплата в два раза выше средней.
Как работал и жил великий педагог и прекрасный человек Януш Корчак
Сильно провинившиеся подростки моментально изгонялись из колонии — это учило остальных. Только некоторые из них заслужили прощения и были приняты обратно, спустя время.
Макаренко никогда не разнимал дерущихся. Когда один из подопечных схватился за финку, педагог, не показав страха, велел его исключить: «Я тебе посоветую идти туда, где позволено резаться ножами». Через две недели раскаявшемуся разрешили вернуться.
Дважды Макаренко применил физическую силу к своим ученикам. Учитель называл подобные поступки «педагогической несуразностью», но не сожалел о них, так как суровое наказание становилось поворотным моментом для становления коллектива.
2. Как в колонии победили кражи
Макаренко намеренно отказывался брать сторожа при условии, что имущество разворовывали почти каждую ночь. Когда вор был пойман с поличным, состоялся первый в истории колонии товарищеский суд.
Макаренко назвал человека, который способен ограбить слабого, «не гадом, а гадиком»
Позже эту характеристику применяли уже сами воспитанники по отношению к новым ребятам.
Авторитет Макаренко был уже настолько сильным, что ни один ученик не поддержал вора, хотя в недалёком прошлом большинство промышляли именно этим. Провинившийся действительно никогда больше не воровал, а после выпуска из колонии получил образование врача.
Двое других колонистов были изгнаны за кражи чужого урожая. Один из них попросился обратно и был принят в помощники агронома. Тогда Макаренко провернул психологический эксперимент, поручив бывшему вору забрать крупную сумму денег для колонии. Когда воспитанник Семён Карабанов (в жизни Семён Калабалин — Прим. автора) привёз 500 рублей, Макаренко просто убрал их в стол, не пересчитывая. Позже учитель поручил Семёну забрать уже 2000. И снова не стал пересчитывать полученные деньги. Это стало уроком не только для Семёна, которому никогда никто так не доверял, но и для остальных подопечных.
Как Александр Солженицын падал в обморок от плохой отметки и учил детей математике
Они больше не хотели брать чужого, настолько было дорого абсолютное доверие. Они перестали хвастаться «подвигами» вольной жизни. Сложно поверить, что бывший грабитель и вор Карабанов через пару лет жаловался на свою занятость в театральной самодеятельности колонии: «Да что я? Нанялся, что ли? На той неделе жреца играл, на этой — генерала, а теперь говорят — играй партизана. Что же я — двужильный или как? Каждый вечер репетиция до двух часов, а в субботу и столы тягай, и декорации прибивай…».
3. Становление коллектива
Макаренко публично высказывал своё несогласие с идеей, что воспитание должно основываться только на интересе. Именно на примере трудных детей он видел, что прежде всего необходимо формировать коллектив. На сильный, суровый, воодушевлённый коллектив он возлагал надежды.
Воспитатели колонии каждый день создавали мир, в котором беспризорники должны были работать, поддерживать порядок, слушаться старших и учиться
Всего этого они смогли добиться вопреки защитно-угрожающей позе каждого подростка.
В праздничные дни оркестр колонии огорошивал суровой стройностью, железной дисциплиной и фасонной выправкой. Они являлись на парад босиком и позже всех, чтобы никого не ждать, а бедность нарядов прятали за уверенностью.
После первой колонии была построена вторая, на этот раз с паркетными полами. Хозяйство поражало размахом. Дисциплина и порядок к тому времени стали традициями коллектива, за ними наблюдали не от случая к случаю, это было инстинктивным поведение каждого. Позже его воспитанники обвиняли ребят из другой колонии с ужасающими бытовыми условиями, что те ничего не делают сами, ждут приказаний и ищут хозяина, хотя сами способны справиться с жизнью.
4. Разочарование в педагогике
Макаренко на своём примере убедился в том, что на практике многие педагогические приёмы оказываются нежизнеспособными. С годами он всё больше критиковал традиционную педагогическую науку. Макаренко настаивал на том, что прежде всего у коллектива должны быть уборные, о чём ни один учитель не додумался написать в учебнике.
«Сколько тысяч лет она (педагогика — Прим. автора) существует! Какие имена, какие блестящие мысли: Песталоцци, Руссо, Наторп, Блонский! Сколько книг, сколько бумаги, сколько славы! А в то же время пусто место, ничего нет, с одним хулиганом нельзя управиться, нет ни метода, ни инструмента, ни логики, просто ничего нет. Какое-то шарлатанство».