Поколение, поголовно мечтавшее о загадочном и манящем космосе, воспитывает детей уже с совсем другими ориентирами. Они уже не жаждут стать космонавтами, когда вырастут: загадочный космос стал обыденностью, ракеты больше не удивляют, да и много денег за полеты на Луну не заработаешь. Кирилл Михайлов фиксирует, как космос из всеобщей страсти превратился в удел безнадежных романтиков.

Одному моему знакомому было пять лет, когда Юрий Гагарин полетел в космос. Знакомый жил со своими родителями на Ленинском проспекте, так что когда Гагарин триумфально возвращался в Москву через аэропорт Внуково, мальчик оказался на плечах у своего папы в первом ряду праздничной толпы. Он запомнил открытую машину, в которой первый космонавт ехал с генсеком Никитой Хрущевым. Машина была до бортов засыпана цветами. За последние 55 лет для него это был единственный случай общенационального счастья.

Среди своих сверстников мальчик стал исключением — он не мечтал стать космонавтом, но только потому, что его отец (а он был астроном) учил космонавтов ориентироваться по звездам на случай, если на корабле вырубится все навигационное оборудование. Космос и так был совсем рядом.После полета Юрия Гагарина для взрослых мечта о космосе стала реальностью, а для детей — обязательной частью образа будущего.

Школьнику не хотеть стать космонавтом было так же странно, как, например, не хотеть мороженого

Я, правда, не мечтал о космосе, но тому была своя причина: наши родители жили как-то мимо советской власти, не развивая и не поощряя в нас поведенческих стереотипов. Общепринятую социализацию я тащил домой с улицы в виде палок с гвоздями для войнушки (это были винтовки) и искреннего недоумения, почему же «наши» до сих пор не скинут атомную бомбу на Америку, раз она такая плохая.

В мире взрослых космос довольно скоро превратился в часть жизни, появляясь в виде заголовков утренних газет, которые сообщали не только о новых свершениях, но и о неудачах, серьезных просчетах (как с коммерческой стороной проекта Space Shuttle) и о трагической гибели людей. Список жертв пилотируемой космонавтики 24 апреля 1967 года открыл Владимир Комаров: при возвращении с орбиты у спускаемой капсулы не открылся основной парашют, стропы вспомогательного запутались, аппарат на огромной скорости врезался в землю.

Советские школьники поколение за поколением продолжали распевать немного грустную песенку на стихи Владимира Войновича «Я верю, друзья, караваны ракет, помчат нас вперед от звезды до звезды». Наверняка что-то похожее было и в другой космической державе — США. Но человечество очень быстро расставалось с последней общей романтической мечтой. Фильм «Чужой» Ридли Скотта открыл метафизическое одиночество человека в «глухонемой вселенной» (Иосиф Бродский), а «Звездные войны» с бесконечным шлейфом сериалов и комиксов превратили дальний космос в балаган, доступный как ярмарка в соседнем городке.

Надежды взрослых становятся мечтами детей. Это, например, показано в сборнике Людмилы Улицкой «А завтра будет счастье»: голодное и бедное послевоенное детство было переполнено ожиданием будущего, потому что для взрослых самое страшное в жизни осталось позади. Когда взрослые слетали в космос, своими глазами убедившись, что «бога нет» (излюбленный прием советской атеистической пропаганды), и просто привыкнув к новому освоенному пространству, для детей со временем мечта стать космонавтом нашла свое скромное место между динозаврами, членами Братства Кольца и всякой галдящей мелочью вроде покемонов. А когда уже подросток задумывается о будущей профессии, то трудная и низкооплачиваемая работа космонавта (в прошлом году базовый оклад составлял от 60 до 88 тысяч рублей плюс разные надбавки) теряет весь свой романтический ореол на фоне образа сотрудника «Газпрома» или «Роснефти» на Lamborghini.

Ближний космос стал чем-то настолько обыденным, что вряд ли кто из ваших знакомых уверенно скажет, сколько людей сейчас на орбите или как зовут наших последних космонавтов

Дальний космос недостижим, это забота не наших детей и, видимо, не наших внуков, да и пока что не очень понятно, зачем он нам нужен.

Расставшись с мечтой, человечество оставляет космос мечтателям. И ученым. Потому что именно ученые-космологи сформулировали парадоксальный принцип: наша Вселенная (и такие ее фундаментальные константы, как, например, гравитационная постоянная, постоянная скорости света или масса электрона) такова, что в ней на определенном этапе эволюции появляется наблюдатель — тот самый физик-космолог. Ну или просто человек, который в детстве мечтал о космосе. Человека, который в 1973 году сформулировал антропный космологический принцип, зовут Брэндон Картер. Он доказывает, что наблюдатель — а кроме человека мы пока других наблюдателей за звездным небом не знаем — занимает привилегированное место во Вселенной. Так что не только нам по-прежнему нужен Космос, но и мы ему.