15 мая 1847 года казался обычным днем. И всё-таки он таковым не был: в венском родильном доме малоизвестный врач акушер-гинеколог впервые в истории человечества обязал всех входящих в родильное отделение мыть руки раствором хлорной извести. Так началась история асептики и дезинфекции, из-за которых смертность больных и рожениц снизилась в разы.

«Белый слон» на голубом Дунае

Это история сразу и великого открытия, и человеческой косности, и спасения жизней. У нее один герой, с него и начнем. Игнац Филипп Земмельвейс (иногда его называют Семмелвейсом) родился 1 июля 1818 года в Табане, районе Буды в столице Венгрии Будапеште. Он был пятым ребенком из десяти в семье Юзефа Земмельвейса и Терезы Мюллер.

Его отец, этнический немец из Кишмартона, тогда части Венгрии, сегодня австрийского Айзенштадта, с 1806 года владел в Буде оптовой торговлей пряностями «К белому слону». Сегодня здесь, на улице Апрод, 3, Музей медицинской истории Игнаца Земмельвейса.

Окончив гимназию в Буде, в 1837 году Земмельвейс поступил на юридический факультет Венского университета по просьбе родителей: они хотели, чтобы сын стал военным судьей. Но Игнац заинтересовался естественными науками и перевелся на медицинский. Несколько лет он учился в Вене, 2‑й и 3‑й курсы прослушал в Будапеште, потом вновь приехал в Вену и там завершил обучение.

В это время Австро-Венгрия переживала бум в изучении естественных наук. В Венском университете работали ученые-медики Карл Рокитанский, Йозеф Шкода и Фердинанд Гебра, которые сильно повлияли на научные взгляды Земмельвейса. 1 июля 1844 года он получил докторский диплом и специализацию в хирургии и акушерстве. Игнац сразу попытался попасть в ассистенты к знаменитому терапевту Йозефу Шкоде, одному из основателей «Новой Венской школы» и клиники внутренних болезней, но ему это не удалось. Так он стал акушером.

Каждая десятая женщина умирала в родильной клинике

Земмельвейс получил назначение в акушерскую клинику Венской общей больницы при университете в 1846 году — ассистентом профессора Иоганна Кляйна. Сегодня мы назвали бы его ординатором. Он должен был осматривать больных, готовить их к профессорским обходам, наблюдать за трудными родами, обучать студентов акушерству и вести статистику.

В то время в акушерских клиниках Европы свирепствовала родильная лихорадка (сепсис). Бывало, что умирало более 30% матерей, рожавших в клиниках. Женщины настолько боялись, что предпочитали рожать на улице, в поездах и каретах, лишь бы не попасть в больницу, а ложась туда, прощались с родными так, будто шли на эшафот.

Родильной горячке приписывали эпидемический характер, существовало около 30 теорий ее происхождения — связанных с погодой и атмосферой, с почвенными изменениями, с местом расположения клиник, с религией врачей, а лечить пытались всем, вплоть до слабительного. Вскрытия показывали смерть от заражения крови.

Франтишек Пахнер, автор биографии Игнаца Земмельвейса, в книге «За жизнь матерей» пишет, что за 60 лет в Пруссии от родильной лихорадки умерли 363 624 роженицы — больше, чем за то же время от оспы и холеры, вместе взятых.

Смертность в 10% в родильных клиниках считалась вполне нормальной. Иначе говоря, из 100 рожениц 10 умирали от родильной лихорадки

В 1842-м смертность достигла невероятных размеров — 31,3%, то есть умирало уже около трети рожениц. В действительности в клинике Кляйна она была ещё больше: рожениц с осложнениями, напоминавшими родильную лихорадку, переводили в другие отделения. Они погибали в отделении внутренних болезней, поэтому не включались в статистику. Вы только вдумайтесь в эти цифры: каждая десятая или третья женщина умирала в родильной клинике.

В Пражской акушерской клинике от родильной лихорадки умерло: в 1848 году — 37,36% рожениц, в 1849-м — 45,54% рожениц, в 1850 году — 52,65% рожениц. Из заболеваний, которые статистически учитывали в то время, родильная лихорадка сопровождалась наибольшей смертностью. Так обстояли дела в акушерстве, когда туда пришел Земмельвейс. И он сразу понял, куда направить свои силы.

Как доктора оказались виновны в смерти пациенток

В Венском университете было две акушерские клиники: первая — для докторов и студентов, вторая — для акушерок. Земмельвейс сравнил статистики смертности и увидел огромный разрыв в количестве умерших рожениц в двух клиниках. Он подсчитал, что в 1840–1845 годах смертность в первой клинике была в три раза выше, а в 1846 году даже в 5 раз выше, чем во второй клинике. В общем, у докторов умирало от 10 до 30% матерей, а у акушерок — всего 2,7%.

Объяснений не было, поэтому Земмельвейс подозревал, что они скрыты в устройстве клиники. Он обратил внимание на динамику смертности за годы и обнаружил, что в 1823 году смертей в отделении, где работали студенты и врачи, стало в несколько раз больше. «Это сделало меня таким несчастным, что жизнь казалась никчемной», — приводит биограф Земмельвейса его слова.

Оказалось, студентов и врачей, которые работали в акушерской клинике, допустили в прозекторскую учиться анатомии на трупах и отрабатывать навыки хирургии. Простых акушерок к вскрытиям не привлекали, и смертность во второй клинике осталась прежней.

Земмельвейс продолжал думать над причинами смертности, пока в 1847 году смерть профессора Якоба Коллечки не натолкнула его на догадку. Коллечка, которого случайно ткнули студенческим скальпелем во время вскрытия трупа, умер от сепсиса — заражения крови.

Земмельвейс сразу же увидел связь между трупным заражением и послеродовой лихорадкой. Он пришел к выводу, что студенты-медики переносили на руках трупный яд из моргов к пациенткам. Земмельвейс предположил, что роженицам инфекция попадала в родовые пути. В Венской медицинской школе в те годы царило анатомическое направление: акушеры увлекались препарированием трупов. Земмельвейс тоже ежедневно работал в анатомическом театре, а затем отправлялся в акушерскую клинику и исследовал беременных.

Про асептику в те времена вообще не знали. Хотя Антоний ван Левенгук открыл микробы ещё в 1676 году, изучая воду с помощью микроскопа, даже в XIX веке никто не понимал важности «неизвестных микроскопических животных» в жизни человека и их роль в распространении инфекций.

Студенты и врачи сразу после вскрытия трупов спешили в родильное отделение, просто обтирая руки платками

Сегодня такое звучит жутко и пугающе, а тогда это было в порядке вещей. После смерти Коллечки Земмельвейс написал: «Один бог знает, сколько женщин по моей вине оказались в гробу. Я так много занимался трупами, как редко кто из акушеров… Я хочу разбудить совесть тех, кто еще не понимает, откуда приходит смерть, и признать истину, которую узнал слишком поздно…»

Земмельвейс решил экспериментально поверить свою догадку. Вместе с доктором Лаутнером, ассистентом Карла Рокитанского, он произвел девять опытов на кроликах, вводя им в кровь секрет из матки заболевших рожениц, — кролики заболели.

15 мая 1847 года на дверях родильного отделения появилось объявление:

Так была введена практика использования раствора хлорированной извести для мытья рук между вскрытием и осмотром пациентов. И произошло чудо. Смертность рожениц от сепсиса упала моментально — и более чем в семь раз: с 18% до 2,5%.

Думаете, это успех?

Однако предложение мыть руки не было признано медицинским сообществом. Больше того, открытие Земмельвейса вызвало волну критики и против гипотезы, и лично против доктора. Коллеги смеялись над ним и даже травили. Директор клиники Кляйн запретил Земмельвейсу публиковать статистику уменьшения смертности после практики стерилизации рук и уволил, несмотря на то что она действительно моментально упала.

Видимо, он испугался обвинений, что долгие годы клиника попустительствовала смертям, разрешая переход врачей из морга в родильное отделение. Кляйн заявил, что «посчитает такую публикацию доносом». По предложению Йозефа Шкоды была организована комиссия для проверки гипотезы, однако Кляйн настоял, чтобы ее распустили.

Открытие молодого и никому не известного врача обвиняло акушеров всего мира. Оно превращало врачей в убийц, своими руками заносящих инфекцию

Это было настолько возмутительно, что вызвало всеобщую ненависть. Когда в 1847 году внезапно умерли несколько рожениц из палаты, где одна из пациенток страдала воспалением матки и гноетечением, Земмельвейс догадался, что сепсис передается не только от трупов, но и от живых. С этого дня он стал обрабатывать руки после каждого пациента и дезинфицировать все инструменты. В 1848 году смертность в его палатах упала до 1,3%.

В 1850 году ему с большим нежеланием присвоили звание приват-доцента, при этом ограничив его права лечить и учить: за ним оставили демонстрационные занятия на муляжах. Новшества Земмельвейса казались коллегам чудачеством, недостойным звания врача. И за них его изгнали из Венской клиники. Тогда Земмельвейс уехал в Будапешт, где стал врачом акушерского отделения больницы Св. Рохуса. В 1855 году будапештский университет избрал его профессором.

Профессор Земмельвейс с 1858 по 1860 год опубликовал несколько статей и книгу «Этиология, сущность и профилактика родильной горячки». Они убедили немногих, большинство врачей остались противниками учения Земмельвейса. Среди них были и светила. Знаменитый доктор Вирхов выступил против Земмельвейса. В 1858 году, в докладе Берлинскому обществу акушеров, он высказал соображения о родильной горячке, которые противоречили выводам Земмельвейса. Противостояние нарастало.

В 1861–1862 годах Земмельвейс написал пять открытых писем: четыре —знаменитым докторам, и общее — акушерам. Он писал, что будет вынужден обратиться ко всему обществу с предупреждением об опасности, которая грозит каждой беременной от акушеров и акушерок, не моющих руки перед исследованием.

Венский профессор Браун использовал в своей клинике хлорную известь, но на лекции Медицинского общества Вены сообщил, что уменьшение смертности в его клинике объясняется улучшением отопления и вентиляции. Врачебное сообщество не убедила смерть немецкого врача Густава Михаэлиса.

Врач смеялся над Земмельвейсом, но решил проверить его теорию. Когда смертность среди его пациенток упала в разы, потрясённый Михаэлис покончил с собой

Чем хуже была статистика смертности рожениц, тем упорнее врачи сопротивлялись введению асептики. Дольше всех не признавали эту методику врачи пражской школы, где смертность рожениц была максимальной в Европе.

Деятельность Земмельвейса и его нововведения высмеивались, а самолюбие и совесть страдали. Характер доктора испортился окончательно. Он стал писать письма, где называл врачей убийцами, подходил к беременным на улице и просил их требовать у врачей вымыть руки перед родами и обработать раствором хлорной извести, пугая их рассказами о родильной горячке. Непонятый и осмеянный своими коллегами, в отчаянии, что люди продолжают умирать, он заболел душевной болезнью.

Профессор Пештского университета и семейный врач Янош Балаша рекомендовал направить Земмельвейса в психиатрическую лечебницу. 30 июля 1865 года доктор Фердинанд Гебра под предлогом проверки пригласил Земмельвейса в сумасшедший дом в Дёблинге под Веной. Когда Земмельвейс попытался бежать, сотрудники лечебницы избили его, одели в смирительную рубашку и поместили в тёмную комнату. В качестве лечения ему прописали слабительное и обливания холодной водой.

Незадолго перед тем во время одной из операций, которую Земмельвейс провел новорожденному, он порезал палец правой руки.

У него началось заражение крови — болезнь, с которой он боролся всю жизнь. Через две недели он умер. Ему было 47 лет

В 1891 году тело Игнаца Земмельвейса перевезли в Будапешт. На пожертвования врачей всего мира 20 сентября 1906 года ему поставили памятник, на котором написали «Спаситель матерей».

Микробная теория и дезинфекция

Открытие Игнаца Земмельвейса на 18 лет опередило теории английского хирурга Джозефа Листера. Ещё до 1860 года мысль о том, что микроскопические существа могут вызывать инфекции, приходила ученым в голову, но экспериментально ее не проверяли. В конце 60-х Казимир Довэн, французский врач, открывший бациллу сибирской язвы, показал, что заболевание язвой связано с присутствием в крови «бактеридий».

В 70-е годы Пастер во Франции и Кох в Германии открыли для научных исследований инфекционные болезни. Пастер доказал, что возбудителями многих болезней были микроорганизмы — в 1877 году Седильо назвал их «микробами». Мир узнал о стафилококках, стрептококках, бациллах брюшного тифа, холерном вибрионе. Но даже Пастер столкнулся с косностью научного сообщества и получил признание только в 59-летнем возрасте.

Через несколько лет после смерти Земмельвейса его дело закончил Листер, которому тоже пришлось немало вытерпеть от медицинских светил, включая штрафы за перерасход мыла по больнице. Правда, он уже опирался не только на результаты Земмельвейса, но и на труды Пастера.

Асептика вошла в медицинскую практику, и ее полностью признало следующее поколение врачей, на котором не было крови тысяч женщин, так и не ставших матерями. Через пять лет после открытия общей асептики Листер был в зените славы. То, на что Земмельвейсу не хватило жизни, ему досталось за несколько лет.

Роль Земмельвейса в открытии асептики была признана через много лет после его смерти. Его именем назвали Будапештский университет медицины. А в психологии появилось понятие «рефлекс Земмельвейса», которым обозначают отрицание новых данных на основании того, что они противоречат устоявшимся представлениям.