Искренняя любовь к своему предмету, детям, увлеченность педагогикой — разве этого мало для учительского счастья? Оказывается, мало. И даже при таких вводных можно легко выгореть. Почему это происходит, пытается разобраться Марина Родионова — она проработала в английской спецшколе 13 лет, но все-таки ушла в репетиторство.

Уроки на диванах и кафедра бабушки

Я родом из Костромы, из семьи преподавателей. Мама — учитель изо, бабушка заведовала кафедрой английского языка в Костромском государственном университете. Можно сказать, что я с детства постоянно была в среде преподавателей, педагогов. Мама часто брала меня на работу, да и бабушка тоже. Я общалась с ее коллегами, а позже в школе многие учителя английского оказывались бывшими студентами моей бабушки.

Это было странное ощущение. Особенно потому, что со мной бабушка начала учить язык в 6 лет и я постоянно общалась с носителями языка из США и Великобритании, а в школе тогда иностранный начинался только с 5-го класса. У меня же к этому возрасту уже был такой уровень, что на уроках английского было попросту скучно. Так что меня — единственную из класса — отправили учить немецкий в той же школе. В 14 я уже работала репетитором — подтягивала дочку знакомых по школьной программе. Тогда же было решено сменить физико-математический лицей на гуманитарный.

Мне повезло: я познакомилась с невероятным педагогом — Галиной Владимировной Лебедевой. Она во многом стала моей ролевой моделью в профессиональном плане. Я училась у нее два года. У нее был не обычный школьный класс, а что-то среднее между офисом и лаунж-зоной. Мы занимались на больших угловых диванах, писали на коленях, использовали для этого папки-планшеты.

Занимались мы не по традиционным постсоветским учебникам, которые были тогда доступны, а по материалам, которые готовила наш педагог. Мы слушали аудиокниги и обсуждали их, Галина Владимировна много рассказывала о том, как живет англоязычный мир, — это была полностью авторская программа. Помню, как она говорила с нами про благотворительность: тогда казалось, будто это что-то из другого мира. Нашим семьям в конце 90-х было уж точно не до благотворительности.

Я в то время даже выиграла городской, а затем и областной тур Всероссийской олимпиады по английскому языку, проводила занятия как учитель для своих одногруппников в лицее — это был восторг! Особенно приятно было получать комплименты от своих же ровесников, которым действительно было интересно на этих занятиях. Поступать решила ехать в Москву. Хотелось больших перспектив, очень не хотелось учиться там, где моя бабушка была заведующей кафедрой и где ко мне было бы априори другое отношение. Это как-то неправильно в моей картине мира.

За английским с правильным настроем

В Москве я поступила в МПГУ. Набрала пограничный балл — нас таких было человек десять. Меня взяли, по всей видимости, потому что я набрала 10 из 10 на устном экзамене по английскому. Все время учебы я постоянно сомневалась: быть или не быть школьным учителем? Параллельно продолжала давать уроки английского как репетитор. Еще попробовала себя в роли гида-переводчика: шесть лет водила групповые и индивидуальные экскурсии по Москве для иностранцев.

Все решила педагогическая практика. Мне просто понравилось вести уроки в школе и университете, так что после окончания вуза я решила рискнуть. Устроилась в ближайшую к дому английскую спецшколу — № 1279. Шел 2007 год, и тогда еще было гораздо бльше возможностей привносить в занятия что-то свое, постоянно проводить какие-то конкурсы, праздники, придумывать что-то новое. Дети шли за английским с правильным настроем, родители их поддерживали.

Хотелось творить, никто не душил свободу профессионального самовыражения

Когда я только пришла в школу, мобильные телефоны воспринимались как нечто запретное, как то, что отвлекает от уроков, дает возможность списать. Но я видела в них огромный потенциал и в 2013 году прошла курс повышения квалификации при МГУ им. М. В. Ломоносова, посвященный тому, как использовать мобильные технологии в обучении, стала внедрять их на уроках. Оказалось, что самое главное — все правильно обговорить с учениками. Результат был налицо, у детей росла мотивация.

Мы устраивали конф-коллы для тех, кто не присутствовал на уроке. Тогда это еще не было модным или необходимым, ученики были в восторге. С девятиклассниками, самыми старшими своими учениками, я один из пяти уроков в неделю отводила под проектную деятельность и презентации. Это было невероятно: ребята узнавали друг друга с новой, порой неожиданной стороны — для подростков это очень важно. Учились самопрезентации, учились говорить на публику. При этом мы всё успевали, ОГЭ сдали все на 4 и 5 — без репетиторов.

В 2015 году я даже заняла второе место по Москве в конкурсе Modern English Teacher, который проводил Московский институт открытого образования совместно с департаментом экзаменов по английскому языку Кембриджского университета.

Происходит натаскивание

За время второго декрета, в который я ушла в 2017 году, стало понятно, что мы со школой движемся даже не параллельными курсами, а попросту в противоположных направлениях. Я долго думала, уходить или не уходить из школы. Взвешивала все за и против, это было мучительное решение. Я не работала в школе почти три года, была в отпуске по уходу за ребенком, но поддерживала контакт с коллегами и учениками, продолжала работать репетитором. Я работала в соответствии со своими ценностями и поняла, что не готова вернуться в школу — в такую, какая она сейчас.

Для ребенка естественным является процесс поиска ответов, когда он сам задает вопросы. Но вместо этого сейчас детей отучают задавать вопросы, учат только отвечать на них. И ответ, разумеется, может быть единственно верным. Здесь уже ни о каком обучении и речи идти не может — происходит натаскивание.

Ну и родители 15 лет назад давали детям больше свободы, наделяли их большей ответственностью. Понятно, что они интересовались успехами и помогали при необходимости, но ребенок был самостоятельным.

Обучение в современной школе, особенно в начальной, построено так, что роль родителей сильно возрастает, увеличивается объем их общения с учителями. Ребенок-ученик отодвигается на второй план, из субъекта он становится объектом. Если раньше целью детей было изучить предмет досконально, со всех сторон, копнуть глубже, посмотреть на него под разными углами, то сейчас все нацелены на сиюминутный кратковременный успех: сдать зачет, получить какие-то баллы. На этом все заканчивается.

В результате знания становятся фрагментарными, а не фундаментальными

Любой ребенок может выучить иностранный язык — весь вопрос в том, видит ли он значимость этого. Если родители считают это действительно важным, то дети будут мотивированны, будут стремиться к изучению. А если дома это не пропагандируется, то и для ребенка ценность языка снижается. Он, конечно, будет сидеть на уроках и что-то учить, но все это бессмысленно. Важно, чтобы он понял, зачем конкретно ему нужен английский, и тогда дело сдвинется с мертвой точки.

Почему уходят учителя

В школе можно выучить язык, но для этого должно сойтись сразу три фактора: разумная программа, сильный учитель и хорошие учебники. Здесь как повезет. Если хотя бы одного ингредиента не хватает, результат может быть так себе. К тому же в связи с новыми реформами языковые группы стали делить не на три, а на две подгруппы — значит, у тебя автоматом вырастает количество учеников.

Работать с таким разделением намного сложнее. Больше детей — меньше возможностей для индивидуальной работы и проработки тем. Это требует невероятного напряжения — до эмоционального выгорания тут всего один шаг.

Еженедельная нагрузка по 18 часов, а чаще до 28–30 часов — это огромное напряжение. Ты идешь в школу и рассчитываешь, что тебе удастся продумать план занятий по новой теме на следующую неделю, когда будет окно в расписании после первого урока. А за 5 минут до звонка выясняется, что вместо этого ты должна выйти на замену в другом классе — и весь твой план рушится с самого утра. Или тебя внезапно могут сдернуть дежурить в столовой. Ты со звонком влетаешь на урок, не успев даже перевести дух. И так изо дня в день.

Ты не принадлежишь себе. Но и детям тоже — потому что сил на них не остается

И это только уроки! Гораздо страшнее, когда учителей обязывают брать на себя множество других функций: и кружки, и дополнительные занятия, и проведение мероприятий, и работу с документами. Плюс постоянные отчеты, участие в организации экзаменов, выборов и всего остального. Оплата при этом совершенно неадекватна тем требованиям, которые предъявляются. Получается, что сил и желания на само преподавание не остается.

Из школы я официально ушла в 2020 году, после окончания отпуска по уходу за ребенком. В 2021 году честно попыталась вернуться и какое-то время вела кружок английского в детском саду на базе школы, но, увы, поняла, что все-таки я и система несовместимы. И это грустно.

Я не перестала быть учителем и продолжаю вести занятия по английскому языку, но только уже не в формате школы, а с теми, кто действительно хочет и кому это и правда надо.

Что нужно, чтобы учителя не уходили? Гибкая система, ориентированная на потребности учеников и позволяющая учителям работать с удовольствием и ощущением свободы.

Фото: личный архив Марины Родионовой