«Вы не замечали, что в профессиональном образовании нет перфекционистов, никто там не требует быть лучше и прыгнуть выше головы. Там просто хотят научить, дать знание. И это сильно меняет отношение к учёбе — учиться, несмотря на сложность, становится сразу как-то легче. Такое уважительное и хорошее отношение меня сильно изменило и расслабило. И эти пять лет в итоге были одним из самых прекрасных и интересных периодов жизни.

Без особых зубрёжек знания впитывались в меня только потому, что мне было интересно и спокойно. А это немаловажно. Я успевала всё: и учиться, и работать, и личной жизнью заниматься. Да, где-то что-то пропускала, но это меня не беспокоило. Я знала, что наверстаю уже после, на практике. Так оно и происходило. А то, что так и не понадобилось, — ну значит, ничего страшного. Тревога, которая когда-то заставляла меня быть во всём «быстрее, выше, сильнее», куда-то улетучилась».

«Ко мне привели девочку: «Подтяните её по английскому». Девочке 15, в глазах — мировая тоска. Я спрашиваю, что ей интересно, а в ответ: «Ничего». Мама говорит: «Мы заставляем её ходить в музыкальную школу, потом она ещё дополнительно занимается танцами с пяти лет, и у неё ещё три репетитора — готовимся к ЕГЭ». «Ты любишь танцевать?» — спрашиваю я её. «Нет», — мотает головой девочка. В 15 лет ей уже ничего не надо, впору выходить на пенсию. Они уходят, а я долго не могу начать готовиться к следующему уроку. Я вижу плоды «воспитания на аутсорс», когда связь ребёнка и родителя безвозвратно потеряна, и мне страшно.

Той девочке нравились животные, а она нравилась моей кошке, которая все уроки дремала у неё на коленях. Она бросила танцы и музыкальную школу, пошла учиться на ветеринара. Родители долго сопротивлялись, но потом смирились. Я видела её недавно — глаза горят. «Спасибо», — говорит — вы с кошкой меня спасли». Ну хоть где-то я небесполезна».

«Если мне нравился вид луны или опадавшей листвы — я мог поделиться этим с Евой, не боясь показаться чудаком или неженкой. Если я сочиняю сказку — дочь будет самым преданным слушателем без комментариев про структуру сюжета (хотя, конечно, лучше предусмотреть заранее ответы на все «А почему…»). Если в выходной день я не хочу что-либо делать, я просто говорю Еве: «Папе сегодня лень» — и в ответ слышу: «Папа, ну ты даёшь». И в этих словах перемешаны искреннее удивление и смех. И на самые обычные обязанности я стал смотреть уже совсем по-другому. На улице я могу дурачиться, играть в догонялки и в прятки сколько угодно — а что? Ведь я же с дочкой.

Позднее время, которое я проводил с Евой, не опасаясь общественного осуждения, стало влиять и на мою жизнь в целом. Я стал больше прислушиваться к себе и своим желаниям. Вот пример. Несмотря на большой водительский стаж, я до сих пор предпочитаю парковаться подальше от цели поездки, но зато с возможностью беспрепятственного выезда. Раньше я считал это большим недостатком и даже пытался специально усложнять себе задачу. Но почему, собственно, я должен это делать?»

«Отличник, которому не нравится какой-то предмет, может написать олимпиаду гораздо хуже, чем троечник, интересующийся этим предметом. Но учителя об этом не думают и заставляют писать олимпиады тех, кто хорошо учится, забывая о троечниках. А потом удивляются: «Что же ты так плохо написала олимпиаду? Ты же учишься на пятёрки. Почему ты не справилась с олимпиадой?» Особенно бесит, когда ты до этого ещё отказывалась, поясняя, что ты знаешь не всё, что напишешь плохо. Я же предупреждала, что напишу не очень хорошо, неужели вы ожидали иной результат? К тому же нас к этим олимпиадам никогда не готовят.

Ещё хуже — районные олимпиады. Чтобы попасть на них, сначала надо написать хорошо на школьном этапе. И на своём опыте я убедилась, что иногда слишком хорошо — тоже нехорошо. Если ученик прошёл на районный этап, то ему приходится вставать очень рано утром в воскресенье (в свой законный выходной, между прочим!) и ехать в какую-то другую школу, которая может находиться довольно далеко. Плюс волнение, а для кого-то и стресс, сложные задания, головная боль, а на следующее утро — опять в школу на уроки».