В эфире программы «Радиошкола» на радио «Говорит Москва» профессор факультета психологии МГУ Галина Солдатова рассказала главному редактору «Мела» Никите Белоголовцеву, как понять, что ребёнок столкнулся с травлей, и как в этом случае вести себя родителям.

Буллинг — это точный синоним слова «травля» или профессионалы их разделяют?

У нас не очень любят кальки, но этот термин быстро прижился, потому что он собирательный. Буллинг предполагает не только травлю, но и спектр других агрессивных действий. Это и обида, и унижение, и принуждение к чему-то. Буллинг растянут во времени. Всегда есть дисбаланс сил: как правило, кто-то более крутой и сильный, кто-то — более уязвимый и слабый.

В комментариях к текстам про буллинг всегда находятся люди, которые говорят: «Слушайте, вам нечем заняться? Буллинг всегда был и всегда будет. Это неотъемлемая часть любого детского коллектива». Что бы вы ответили авторам подобных комментариев?

Я бы ответила, что они неправы. Дети очень часто сталкиваются с такими ситуациями. Они могут быть и агрессорами, и жертвами, и просто свидетелями.

Кроме того, феномен буллинга молодеет. В 2016 году мы вместе с «Дневник.ру» и Cartoon Network провели опрос среди тысячи детей от 7 до 12 лет. Выяснилось, что каждый второй ребёнок сталкивается с агрессивным поведением и чётко определяет его. Он говорит: «Да, я с этим сталкиваюсь, я это вижу, я иногда страдаю от этого». Примерно каждый четвёртый ребёнок от 7 до 9 лет и каждый третий от 10 до 12 лет сталкивается с буллингом.

Часто говорят, что роль наблюдателя в буллинге тоже травмирующая. Но некоторые родители живут в парадигме «Окей, моего не травят, значит, воспитали нормально. А то, что он смотрит, как травят других, — пускай. Я тут ни при чём, и мой ребёнок ни при чём». Это ведь тоже неверно?

К травле причастны не только сами обидчики. Её безмолвно поддерживают и наблюдатели, и свидетели. Есть психологические эксперименты, которые показывают, что если находится человек, готовый прекратить конфликтную ситуацию, она может завершиться за десять секунд и не получить развития.

Когда ребёнок как свидетель проходит через буллинг, у него закрепляется определённое поведение — «социализация агрессии». При этом мотивы невмешательства могут быть разные. Есть эффект «диффузия ответственности», когда каждый думает: «А вдруг кто-то другой это сделает». Или неопределённость ситуации: очень часто мы не знаем, что происходит, может, кто-то и правда был виноват. Другой мотив — нежелание самому становиться жертвой. «Если я сейчас полезу — сам получу».

Педагог не может не знать о буллинге, который происходит во вверенной ему группе детей. Насколько вы согласны с этим?

Если педагог не просто предметник, а классный руководитель, то он действительно почти всегда знает об этом. Существует миф, что если педагог сильный, занимается детьми, то в его классе никогда не будет буллинга. Это не так.

Буллинг может случиться даже в классе суперпедагога, которого обожают дети и которому они доверяют

Но если учитель работает с классом, он знает о буллинге. Потому что есть обидчики, свидетели, группы поддерживающих и сочувствующих — всё это видно.

Ребёнку обычно нужна помощь. И педагог в списке тех, кто мог бы помочь, стоит на одном из первых мест. Очень часто дети скрывают от родителей то, что происходит с ними в школе. Данные наших исследований показывают, что 42% детей сталкивались с буллингом (из них треть — в роли жертвы). И только 3-4% родителей знают об этом. Дети всё скрывают.

Один из самых обсуждаемых вопросов — родительское поведение. Особенно отцовское. «Ну ты чего? Он тебя, а ты — развернулся и, как тренировали, левой в челюсть». Насколько всё это разумно с точки зрения психологии?

Есть понятие «норма возмездия» — ответная агрессия. Но мы никогда не знаем, по каким критериям отмерить эту норму возмездия. Во многих семьях пытаются решать вопросы через сотрудничество. В некоторых семьях — через агрессию. Я не сторонник последнего метода. Надо учить ребёнка общаться и решать проблемы без мордобоя. Всё-таки это не долгосрочное решение проблемы. Каждый раз не будешь бить в лицо или драться. Главное, чтобы ребёнок был уверен, что может обо всём вам рассказать.

Обычно родители рассматривают три модели своего вмешательства в ситуацию: поговорить с детьми-обидчиками; прийти к классному руководителю и спросить, что происходит; связаться с родителями обидчика и решить вопрос с ними. Что ещё можно сделать?

На самом деле, вы назвали почти все способы взаимодействия, но я бы не рекомендовала родителям разбираться с детьми-обидчиками. Лучше поговорить с родителями обидчика. Кстати, если родитель узнал, что его ребёнок — агрессор, ему было бы тоже неплохо взять ситуацию под контроль и связаться с родителями жертвы буллинга.

Ещё надо поговорить с педагогом и попытаться разобраться до конца. У учителя одна информация, ребёнок вам по-другому рассказал. Если с педагогом ничего не получается — повод пойти к директору.

Наше общество часто обвиняет жертву в случившимся. Есть даже такое понятие — виктимблейминг. Обвинения варьируются от совсем диких историй «Сама короткую юбку надела» до родительских попыток сказать «Слушай, может, спортом займёшься и тебя перестанут называть толстяком».

Некоторые родители действительно считают, что нужно до ребёнка донести мысль: «Если хочешь быть красивой девушкой, старайся меньше есть». А потом они удивляются, откуда у ребёнка анорексия.

Ни в коем случае не ищите вины ребёнка. Вы знаете его особенности, знаете, что он может быть агрессивен в какой-то ситуации, что у него есть черты характера, которые могут раздражать окружающих. Но нельзя создавать комплекс вины. Категорически запрещено. Наоборот, нужно ребёнка подбадривать, поддерживать, показывать ему свою любовь.

Если с буллингом всё более-менее понятно, то вот кибербуллинг — явление новое. И диапазон этого непонимания от «Глупости, кто там картинками затравит» до «Всё, перерезаем провода, до 21 года не выйдешь в интернет». Как родителям не терять голову?

Для взрослых интернет — источник информации, для детей — инструмент общения. Угроза кибербуллинга даже покруче. Обычный буллинг — это про школьные коридоры, туалеты, дорогу из школы. Ребёнок приходит домой и оказывается в безопасности. Кибербуллинг — вне времени и пространства. Можно читать кошмарные сообщения и жуткие комментарии хоть 24 часа в сутки.

Как понять, что с ребёнком в сети происходит что-то не так?

По статистике, каждый третий ребёнок сидит в интернете восемь часов в сутки. Это много. Реальное время смешивается с виртуальным. Поэтому симптомы такие же, как и от обычного буллинга (кроме физических). Вы чувствуете, что у вашего ребёнка повышенный уровень тревожности, что у него всё время плохое настроение, он стал плохо спать, начались какие-то психосоматические явления, аллергия, всё время болит голова, перестал есть. Если он вдруг на какое-то время вообще прекратил пользоваться интернетом — это тоже сигнал.

Например, мне как родителю кажется, что с ребёнком что-то не так. При этом я понимаю, что залезть в компьютер ребёнка и всё прочитать — табу. В итоге я чувствую, что что-то не так, но как проверить — не понимаю. Что делать в этой патовой ситуации?

Тут работают те же правила, что и для буллинга. Главное, доверие. Но лучше превентивные меры. Например, быть у ребёнка «в друзьях» в соцсетях. Чем больше родители присутствуют в виртуальной жизни ребёнка, тем реже он становится жертвой или агрессором. Но надо помнить, что у нового поколения другое отношение к личному пространству и приватности. И преследовать ребёнка во всех соцсетях всё-таки не стоит.

Фото: iStockphoto (DGLimages, BrianAJackson)