Программу «Земский учитель» продлили до 2030 года. По правилам, преподаватели со всей России могут пройти конкурс и переехать в отдаленные регионы, чтобы развивать образование в сельских школах. А еще каждому участнику выплачивается за работу миллион рублей. Мы собрали комментарии и истории тех, кто участвовал в программе, и узнали, с какими радостями и трудностями сталкиваются учителя.

«Вы же уже получили миллион, зачем вас материально поддерживать?»

Ольга, переехала в Мурманскую область

«Я преподаю в школе уже 26 лет. До переезда в Мурманскую область жила и работала в подмосковном Одинцове. С одной стороны, у подмосковных школ есть огромное преимущество — близость к столице, хорошее оснащение, амбициозные и мотивированные ученики. Мне всё нравилось, но в 2017 году я узнала о преподавательских проектах с переездом в отдаленные регионы и поняла, что хотела бы попробовать.

И всё же у меня были сомнения. Смущало непонимание, как и где жить, какой регион мне подойдет для работы и полностью ли всё устроит мою семью.

В 2018 году, еще до запуска «Земского учителя», я впервые побывала в Мурманской области и была поражена бескрайней тундрой, зеленью и заснеженными вершинами сопок в теплое время года. Я стала приезжать туда каждое лето, а в 2020-м решила участвовать в программе «Земский учитель». Так получилось, что квоты на мою вакансию не было, но я всё равно поехала на Север и устроилась учителем английского в городе Заполярном — без участия в программе. Позже, в 2022-м, снова подала заявку на участие в конкурсе и выиграла место в Кандалакше. Уже второй год я работаю здесь земским учителем английского языка.

Руководство школы было настроено ко мне приветливо. Но первое время мне предстояло доказывать другим, что я приехала не ради миллиона. Коллеги и родители учеников знают, что земские учителя получают поощрительные выплаты. Местные педагоги понимают, что им таких денег не заплатят, хотя работаем мы в одной школе и в относительно равных условиях. Относительно — потому что мне могут дать небольшую нагрузку и забрать учебные часы, снять классное руководство, не выплачивать бонусы, ведь «вы же миллион получили, зачем еще вас поддерживать материально». В любом случае у меня хорошая ставка: в Одинцове я получала 40 тысяч рублей, а в Мурманской области — 80.

Моей семье предоставили благоустроенную двухкомнатную квартиру с косметическим ремонтом. Это тоже стало причиной конфликтов с местными, ведь им так и не дали возможность купить жилье за небольшие деньги или получить служебное. Но не от нас зависит, кому платят и выдают квартиру, а кому — нет.

У земских учителей есть хейтеры не только среди местных, но и среди коллег по проекту

Кто-то злится, не в свою пользу сравнивая условия в разных регионах, некоторые покидают программу за несколько лет до окончания своего срока: им приходится вернуть приставам тот самый миллион. Они часто пишут: «Мы сбежали, и вы сбегите», — пытаются пробудить стадное чувство из-за горечи расставания с деньгами.

Помню, что в первый же день в Кандалакше мы с семьей поднялись на гору Крестовая, и это восхождение стало для меня символичным. Как будто я преодолела все свои страхи, слабости и сомнения ради своей цели — преподавать. Дети в моей школе умные, и они ждут, что их будут качественно учить не «учителя-переучки», приехавшие после экспресс-курсов, а профессионалы. Об этом важно помнить: ребятам в отдаленных регионах нужны хорошие школьные учителя. Найти и оплатить репетиторов им трудно, поэтому школа становится их центром притяжения».

«Иногда не хватало денег даже на еду»

Анна (имя изменено), переехала в Краснодарский край

«Я проработала в школе на хуторе (до города 50 километров) два года и вернулась домой. Выплаченный миллион вернула перед отъездом. Не смогла продолжить. «Сломалась», как говорят.

Я попала на маленький пьющий хутор, где нет газа, крупных магазинов и аптек. Есть сельпо, там продают хлеб и еще кое-что по мелочи. За продуктами, лекарствами и промтоварами местные ездят в близлежащую станицу. В моменты сомнений, стоит ли оставаться, я убеждала себя: «Живут же тут люди, и ничего», — но теперь я вспоминаю это место с болью и ощущением беспросветности.

Снять жилье на хуторе невероятно трудно. Поначалу я не считала это трудностью и надеялась на школьное сарафанное радио, на помощь директора, но нет. Я сама сняла хату и топила ее дровами. В один совсем не прекрасный день моя избушка чуть не сгорела. Пару раз я надышалась угарным газом.

За «земский» миллион я купила квартиру в станице и перевезла к себе сына. Я думала, что школу лучше заканчивать под «маминым крылом», но произошло то, что мне до сих пор сложно описать. Когда я была на очередном (сто пятом!) совещании, одноклассник моего сына, никогда не отличавшийся примерным поведением, сильно ударил моего ребенка. Сын боялся и молчал, и только дома я увидела «нечто» на его спине. Это «нечто» было синим и похожим на впечатанный кулак — были видны ямки от костяшек. Я, перепугавшись, потащила сына к дежурному врачу. Тот сразу вызвал полицию, всё закрутилось. Мы даже до травмпункта не доехали и никаких заявлений не писали, но для администрации школы я стала врагом номер один.

Учителя заняли позицию «моя хата с краю». Все, абсолютно все боялись

Большая проверка должна была прийти на голову бедовой маленькой школы. А виновником, накликавшим такую «страшную беду», была назначена я. Не стоит забывать, что менталитет местных жителей в таких поселениях отличается кумовством: у всех есть связи, поэтому, какие бы проблемы ни были, друг для друга все свои, а их наказывать и сдавать не принято.

Коллеги, с которыми я еще вчера общалась и шутила на педсоветах, заняли глухую молчаливую оборону. Смешно, но с проверкой никто так и не приехал.

Что бы еще рассказать из интересных историй? Однажды пятиклассники утопили мою собачку, которую я завела на новом месте. Они сделали это не случайно и снимали всё на телефон.

Если говорить про школу, не всё так прекрасно в нашей системе образования. Некоторые пятиклашки не умеют читать. В классах много ребят с особенностями развития, которым нужны адаптированные для их темпов программы, но родители и сами дети считают, что у них всё хорошо. Учителя — молчаливые, забитые, от них каждый раз требуется «сдать отчет еще вчера», но при этом они готовы сделать и сказать всё что угодно, лишь бы не рисковать своим местом.

Зарплата на ставку у меня была 11 тысяч, хотя МРОТ на тот момент составлял 13 тысяч

В некоторые моменты не хватало денег даже на еду, а местные за спиной подарили мне кличку Мыллионэрша. Хотя, если задуматься и посчитать, то выплаченный миллион за пять лет работы земским учителем превратится в 16,5 тысячи в месяц.

Зачем я подала заявку на конкурс? Мне всегда нравилось работать с детьми, и у меня была маленькая мечта — жить где-то у моря. Пусть даже домик не на самом побережье, но я бы обязательно ездила хотя бы раз в месяц на море, которое прекрасно в любой сезон и которым можно бесконечно любоваться. К тому же у сына на прошлом месте работы была страшная аллергия и врачи рекомендовали нам сменить климат.

В итоге на море мы не были ни разу, поскольку между бензином и буханкой хлеба всегда выбирался хлеб. Аллергия у ребенка, наоборот, только усилилась, так как пыль с фермерских полей летела со всех сторон.

В моих воспоминаниях об этом периоде мало красивого и возвышенного. Не знаю, как я выжила и не сошла с ума. Это не громкие слова — мне правда было очень страшно, когда чуть не сгорел мой дом. Я до сих пор «зализываю» душевные и финансовые раны. Во время пребывания на хуторе у меня появились долги из-за критических ситуаций, когда нужны были деньги на лекарства, продукты, выпускной сына. Но финансовые раны, кстати, почти затянулись.

Принять подобный вызов — смелое решение и мощное испытание. У меня появилась железная уверенность, что я выживу в любых ситуациях, даже без денег и поддержки. Возможно, моя история кого-то убережет от схожего опыта».

Фото на обложке: Владимир Смирнов / ТАСС