Волонтёрское движение становится очень популярным, но с ним есть много проблем. Где заканчивается волонтёрство и начинается рабский труд? Наш блогер поделилась личным опытом работы в волонтёрской организации и объяснила, почему и как необходимо изменить подготовку волонтёров в России.

Модные тенденции приходят к нам из западных стран, но часто хорошие идеи так зверски извращают, что они теряют свою оригинальную задумку. Так произошло со всеобъемлющей силой добра и любви, охватившей школьников и студентов младших курсов. Что такое волонтёрство по современному определению и с какой мотивацией школьники сегодня приходят на помощь нуждающимся?

Сейчас пойдёт речь не об известных организациях, созданных квалифицированными людьми, чей вклад в решение социально значимых вопросов сложно описать в пределах одной статьи, а о проблемах волонтёрского движения, встречающихся преимущественно в некоторых регионах и школах, развивающих движение. Моя оценка субъективна.

Не буду углубляться в американскую или российскую модели волонтёрства, расскажу, как изменилось движение в регионах России за последние годы.

В 2015 году в региональном отделении одной всероссийской добровольческой организации мне поручили руководство направлением «Работа с детьми». Господдержку и общественное признание активисты получили гораздо позже, а в одиночку не пойдёшь ни в детский дом, ни в коррекционную школу, поэтому первым делом я, новоиспечённый руководитель, отправилась собирать команду. Кто в неё попал? Это были такие же, как и я, школьники, студенты младших курсов вузов и колледжей, взрослых почти не было. С какой целью в то время человек 15–16 лет приходил в общественную деятельность?

• Нечем заняться.
• Мало друзей.
• «Вау, оказывается, я кому-то нужен!»
• «Ничего себе, моё мнение кто-то слышит!»
• «Я могу сделать что-то самостоятельно, набраться опыта».
• «А что, от школы освободят?»
• Прибавка к пенсии (хотя в 15 лет мало кто об этом думает, только посмеиваются).
• Лучше проводить время с пользой для себя и других, чем наслаждаться запретными плодами где-то за гаражами или в грязном подъезде.

Последнее, скорее всего, для многих было действительно решающим аргументом для занятий добровольчеством. Сознавались в этом единицы, и опыт показывал, что волонтёрство не мешало вкушению запретных плодов.

Не буду рассказывать, как проходили ночи «организаторов» перед мероприятием. Представить эмоциональное состояние девятиклассника, который завтра пишет полугодовую контрольную по математике, а послезавтра проводит новогоднюю ёлку в детском доме, несложно. Во главе приоритетов явно не математика.

В 2015 году в России волонтёрство не имело стандарта, системы и реально работающей модели. Более-менее просвещённые в вопросе психологии студенты (хорошо, если факультета психологии, а не теплогазоснабжения и вентиляционных систем) рассказывали о том, как вести себя с разными категориями людей, как помочь и не навредить, школьникам, которые в полной мере не могли осознать трагедию детей-сирот, родителя ребёнка с ОВЗ (ограниченными возможностями здоровья), онкобольного или одинокого пенсионера — ветерана ВОВ. Мысленно перенеситесь в Штаты и представьте, что там волонтёры проходят предварительный отбор, только чтобы вступить в организацию.

Система и стандарт волонтёрства в должном виде так и не появились. Ушла эпоха морально истощённых девятиклассников-организаторов, им на смену пришли истощённые вечно занятые девятиклассники-исполнители. В школьных волонтёрских отрядах новая интересная идея преобразовывается завучем по УВР (учебно-воспитательной работе) в обыкновенную, согласовывается со всем педагогическим коллективом, опускается до уровня заурядной. Реализовывать её идут ответственные ребята с уже потухшими глазами, которым на поруку дают тех, у кого нет инициативы, но есть задолженности по предметам, которые хоть таким образом надо аннулировать. Дети терпят, идут помогать — всем ещё учиться и поступать.

В молодёжных волонтёрских объединениях положение вещей ничем не лучше. Там те же подростки, которые не отчаялись после школьного произвола, пришли воплощать свои идеи в жизнь в новом месте. Помимо вышеуказанных проблем, там добавляются новые: подмена понятий, когда детей отправляют не туда, где действительно задыхаются без волонтёрской помощи, а постоять с флагом на очередном патриотическом концерте, и самая настоящая эксплуатация детского труда.

«Хей, на завтра нужны свободные мальчики перетащить столы/стулья!» — типичная фраза координатора в беседе волонтёров

Страшна не просьба, а то, что свободные парнишки идут таскать столы/стулья/покрышки (утрирую). Да, это не грязный подъезд и алкоголь, но работа грузчика и разнорабочего должна оплачиваться. Раз уж на то пошло, то кадровый состав соседней стройки тоже скоро будут закрывать свободными мальчиками.

Почему волонтёры работают в наградных группах (эдакие ринг-гёрлз на официальных мероприятиях); в пресс-службах; в живой изгороди (оцепление на уличных мероприятиях из синих от холода детей)? Почему в регионах нет соглашений между организацией и волонтёром и в идеале с его родителями, которые хоть как-то бы устанавливали человеческие условия и права добровольца? Почему нет полноценного обучения волонтёра?

Всё это вопросы, ответа на которые ждать придётся долго. За четыре года в области волонтёрства ничего не изменилось, всё вышеописанное — следствие отсутствия системы добровольчества. Ребёнка первым делом надо спросить: «Зачем ты сюда пришёл?» — а не звать в детский дом танцевать вокруг ёлки. После серьёзных собеседований начать учить — и не с тренингов «Знакомство» и «Командообразование», а с рассказов волонтёра Татьяны Красновой, которая помогает людям не один раз в месяц, а постоянно, систематически. Чтобы волонтёрство вело к духовно-нравственному развитию, надо объяснить роль машинки в жизни больного ребёнка, дать понять, насколько богат может быть внутренний мир человека с ДЦП, которого они видят перед собой и не знают, что чувствовать в этот момент: жалость или сострадание.

Уверена, что после таких уроков «Школы волонтёра» их осталось бы не 100 человек, а от силы 10. Но этот десяток был бы тем самым волонтёрским отрядом, понимающим свою работу, приходящим в штаб не за тем, чтобы потусоваться и насладиться собой и друг другом, а чтобы смотреть в одну сторону и идти к общей цели.