Наш блогер Маргарита Бобровская написала о важной сложной теме, о которой почти не говорят. В одной палате городской больницы оказываются женщины, сохраняющие беременность, и те, кто её уже потерял. И для тех, и для других это становится тяжёлым испытанием.

До 22 недели беременности женщин госпитализируют не в родильный дом, а в отделения гинекологии городских больниц. Проблемы, с которыми попадают туда будущие мамы, на первый взгляд стандартны: отслойка плаценты, гипертонус, истмико-цервикальная недостаточность. С этими диагнозами врачи справляются отработанными протоколами.

В рекомендации входит в том числе «эмоциональный покой». Но в больничных стенах возникает ещё одна проблема: беременные оказываются в общих палатах. Их соседки — женщины с замершей беременностью. Все они ждут или уже испытали на себе операцию, которая технически ничем не отличается от аборта, но которую называют омерзительным словом «выскабливание». Слово хоть и ужасное, но полностью описывающее суть процедуры. После неё женщина чувствует себя не просто выскобленной, а выпотрошенной.

Чаще всего это происходит на ранних сроках, когда ещё никто из её окружения не знает о беременности. И никогда не узнает. Об этом не говорят. Об этом вообще мало говорят.

Хотя, по статистике, каждая пятая беременность заканчивается именно так

И вот, в шестиместной палате, иногда поровну, иногда даже друг против друга — три на три — оказываются женщины с развивающейся и неразвившейся беременностью. И требуется неимоверное количество такта, чтобы одним не завидовать, а другим (за себя) не радоваться. И не бояться очутиться на той стороне.

На той стороне женщина сидит на кровати, у неё истерика: «Только неделю назад я делала УЗИ, сердечко билось! Почему оно не бьётся сейчас? Почему перестало?!» Врач вряд ли ответит на этот вопрос. Причины, как правило, неизвестны.

УЗИ — тягостная процедура для беременных, которые ещё не чувствуют шевелений малыша и не могут самостоятельно оценить его состояние. Врач долго водит датчиком по животу, называя параметры внутренних органов. Наконец, произносит: «СБ плюс». Значит, сердцебиение есть.

«Ну, как? Как?» — набрасываются в палате с обеих сторон баррикад

Иногда в узкий проход между этими баррикадами ставят седьмую койку. Ненадолго — на сутки, двое. Сюда положат женщину, сделавшую аборт. Она не сможет примкнуть ни к той, ни к другой стороне, потому что ни та, ни другая сторона не поймёт, почему седьмая не ценит того, за что остальные шестеро так борются и страдают!

«Я забеременела и узнала, что муж мне изменяет. Теперь мы разводимся. Я не работаю, а мой отец сказал, что не станет содержать его ребёнка. Жалко, конечно». В глазах ожидающих операции читается фраза Шерхана: «Человеческий детёныш. Отдайте его мне!»

Но вот население палаты отвлекается от тягостных мыслей, заговаривает на общие темы, болтает про моду. «Нам нельзя надевать короткое», — подчеркивает седьмая, кутая ноги в длиннющее платье. Короткое надевать им нельзя, а делать аборты — можно.

Так проходят часы и дни. Рано или поздно медсестра заглянет в палату и выкрикнет фамилию. Названная женщина, измученная голодом, жаждой и ожиданием, вздохнет и пойдет в малую операционную, которая находится тут же, на этаже. Назад её привезут на каталке минут через 15, перевалят на кровать, запретят поить полчаса и уйдут.

От наркоза она будет отходить под контролем беременных соседок и подруг по несчастью

Все отходят по-разному. Кто-то молчит, кто-то рыдает, кто-то воет. Им не больно — им что-то снится. Если беременные не лежат под капельницами, можно выйти из палаты, чтобы не слышать. Но иногда этот вой разносится по всему отделению, кажется, что кого-то пытают. А слышать этот вой — действительно пытка.

Иногда, правда, случаются курьёзы. Очнувшиеся женщины то сравнивают себя с зефиром, то называют анестезиолога Дедом Морозом, а то ударяются в философию: «Ева, зараза, сожрала яблоко, теперь все бабы мучаются».

Мучаются. Но их мучения обесценивают. Очнувшись от общего наркоза, в положенное время женщина вместе со всеми идёт в столовую. Раздатчице нужно определить диету, то есть стол больных, и, вглядываясь в бледное лицо женщины, потерявшей беременность, она спрашивает: «После операции?» Пациентка честно кивает.

Но буфетчица уточняет: «А что тебе делали? Чистили? Это не операция. Это — манипуляция. Общий стол!»

И дело не в том, что женщине хотелось парового судака, а ей положили раздробленный куриный позвоночник. Дело в том, что она побывала в операционной под общим наркозом, а говорить, что ей сделали операцию, нельзя.

Эта ситуация повторится, и не один раз. Например, на медицинской комиссии по месту работы. Врач дежурно спросит, были ли вмешательства, и женщина снова честно ответит: да, были. Но, выяснив суть, врач махнёт рукой: «Я имею в виду полостные» То есть, вырезанный аппендицит интересует медиков больше.

Но оценки на этом не заканчиваются. Женщину спросят, сколько в её жизни было беременностей, выкидышей, родов и абортов. Пятой строки в карте нет. Услышав разницу в количестве беременностей и детей, врач волен сам решать, как поступить с той, что замерла. Иногда её не фиксируют, иногда записывают в выкидыши, а иногда — в строку «аборты». И снова удар ниже пояса. Женщина не делала аборт. Но эта строка на титульном листе заполнена, а карта лежит поверх остальных, и любопытный взгляд идущей следом коллеги может узнать о сослуживице то, чего и в помине не было.

В коридоре роддома в очереди на исследование стоит женщина. Она шутит про безразмерные сорочки, про саму очередь, про тех, кто в очереди стоит. Такую приятно слушать, с такой хочется дружить. Но она вдруг вздыхает: «Скорей бы домой. Не могу уже слышать детские крики». Плач малышей звучит здесь действительно постоянно, фоном. Кого-то он не раздражает, кому-то не даёт спать. Но девушка продолжает: «Я ведь на 23 неделе родила мёртвого ребенка. Что-то пошло не так, уже во второй раз. В прошлый не хватило недели срока, чтобы меня госпитализировали в роддом, и на 22 неделе я рожала в гинекологии, в обычной палате. А ведь там девочки на сохранении лежат! Я их выгнала всех, чтобы не боялись»

В отделениях гинекологии есть послеоперационные палаты. Туда кладут пациенток после полостных, «настоящих» операций. Точно также можно выделить палаты для сохраняющих беременность и тех, кто беременность потерял. Чтобы одни спокойно прожили своё горе, а другие не боялись его.

Фото на обложке: shutterstock / Pressmaster