Наш блогер Анастасия Локтеева ушла из школы два года назад. Сейчас работает в магазине. И очень хочет вернуться в школу. Она рассказала, как стала учителем, с чем столкнулась в системе и почему не может снова стать педагогом.

«Школа — это болото»

Я хорошо училась в школе, но мне не нравилось, как нас учат. Однажды я написала в областную детскую газету статью «Учитель для галочки», в которой раскрыла «преступную схему» своей учительницы технологии: она выдавала на конкурсах уже готовое рукоделие за сделанное учениками. Может, это было не очень этично, но, наверное, всё-таки правильно.

Мой класс часто срывал уроки у педагогов, которые не могли заинтересовать и удержать внимание. Кого-то травили и доводили до нервных срывов, молодых и неопытных вынуждали постоянно воевать за дисциплину. Были учителя, которые больше половины урока проводил за важными делами в учительской.

Я очень мало узнала в школе об английском, информатике и физике. На МХК, музыке, ОБЖ, географии, обществознании, истории, литературе, технологии, биологии мы просто отсиживались. Это была бесконечная игра в урок, где все притворяются, но никому на самом деле не интересно. Мне повезло только с 3 учителям — по математике, химии и русскому.

И это ещё смартфонов ни у кого не было с интернетом, а ЕГЭ только вводили в виде эксперимента. Но даже тогда бессмысленность происходящего была очевидна.

Обучение в вузе мне, как и многим другим, тоже не показалось интересным. Я бросила учёбу, посвятила 5 лет другим увлечениям, но в последний момент восстановилась и доучилась. Мне нравилось придумывать новые необычные проекты, тема моей дипломной работы была «Нестандартные уроки литературы».

Мне казалось, школа — это болото, которое застыло в каком-то унылом подобии жизни

Моя задача — встряхнуть его, показать новые способы изучения материала. И, конечно, стоит этот сделать, как все вокруг будут хвалить меня и радоваться. Разные интересные идеи и приёмы сыпались на меня из интернета, как из рога изобилия. Некоторые из них я потом успешно опробовала на практике.

Первый год работы

Получив диплом, я смело устроилась на работу в школу. Как вы уже догадываетесь, реальность оказалась суровее, чем я думала. Вот вам первый и самый сложный вопрос: как разговаривать с учениками, если ты глубоко убеждён, что вы все находитесь в устаревшем, травмирующем, похожем на тюрьму пространстве, где творится сплошное притворство и цирк, а школьная программа никому даром не сдалась (почти каждый учитель это понимает)?

В прошлом школы создавались для детей заводских рабочих, где за ними присматривали в течение дня, а заодно учили считать и писать. Нынешняя школа в России недалеко от этого ушла. Но у заводских детей 100 лет назад не было альтернативы — уютной квартиры, торговых центров, состоятельных родителей, компьютерных игр, онлайн-курсов, социальных сетей. Они были благодарны за простую возможность посидеть в тёплом помещении. Сейчас этого недостаточно.

Современная школа могла бы быть намного лучше

Более свободной, ориентированной на реальные интересы тех, кто в ней учится. С уроками, где не обязательно сидеть за партой с соседом, которого тебе навязали, а можно работать в группе с друзьями или перемещаться по кабинету. В современной школе не должно быть места психологическому давлению, запугиванию, манипуляциям со стороны учителей. Зато в ней есть тьюторы и консультанты, которым безопасно доверять, которые помогают справляться с проблемами.

Существует два ответа на поставленный выше вопрос об учительской честности. Понятное дело, нельзя просто сказать, что всё тлен и устроить революцию. Зачем портить жизнь коллегам-учителям? Но можно либо понемногу начинать использовать хорошие методы в надежде, что они приживутся. Либо объяснить школьникам всю ситуацию целиком — я считаю иначе, давайте на моих уроках будем экспериментировать и терпеливо и уважительно говорить о переменах с другими учителями.

Но нововведения без пояснений только сбивают учеников с толку и в конечном итоге делают хуже

Недавно прочитала у Варламова про городскую среду: когда на улице стоят разнородные по стилю фонарь, забор, скамейка и остановка, притом дешевые и некрасивые, то модная дорогая урна ситуацию не спасёт, сделает только хуже. То же самое случилось с моими уроками. Я заметила, что школьникам трудно перестроиться. У них и так все силы уходят на выживание в существующей системе, но она хотя бы знакома, и способы выживания в ней знакомы. А тут что-то новое! Поди разберись, как к этому относиться.

Мало кому хочется чувствовать себя в замешательстве несколько раз в неделю. Да и другие уроки по контрасту начинают казаться всё более тоскливыми. Получается «раскачивание лодки». Сейчас я понимаю, что раскачивать нужно было в первую очередь лодку учителей: общаться, приглашать к сотрудничеству, делиться идеями. Проблема в том, что в этом флоте и учителя, и ученики — это рабы на галерах, прикованные цепью к своим тяжелым обязанностям. Нельзя просто так взять и найти время на разговоры с другими учителями. Всё уходит на греблю.

Именно отсутствие ресурсов перекрывает и второй путь — честного диалога с детьми. Можно выделить урок и попробовать всё объяснить. Но сказал «а», говори и «б». Нельзя сегодня заявить, что ты не принимаешь таких методов работы, а завтра начать ими пользоваться, потому что так сказал завуч или потому что не хватило времени подготовить что-то интересное. В таких делах нужно быть последовательным, иначе получается какой-то обман. Словно я депутат и пообещала повысить благосостояние общества за 5 лет, а сама столкнулась с непреодолимыми обстоятельствами и ничего не сделала. Кому нравятся такие депутаты?

«Свободное время — это 6 часов сна»

Расскажу подробнее про свою нагрузку. Вообще-то, одна ставка учителя не случайно равняется 20 часам. 20 часов — это официальная «нагрузка», то есть сами уроки. А вся остальная работа (планирование, подготовка хороших материалов, проверка тетрадей, контрольных и сочинений, выявление пробелов в знаниях) занимает ещё столько же времени. Получается уже 40 часов работы, то есть обычная, установленная законом рабочая неделя с полной занятостью.

Я слышала от пожилых учителей, что раньше директора никому и не разрешали брать больше 24-25 часов нагрузки. Мне же с ходу навьючили 37 часов. А так как я была новичком, занималась классным руководством и хотела делать интересные уроки, эту цифру можно умножать не на два, а на три. Свободного времени у меня оставалось только на 6-7 часов сна, еду и дорогу до школы и обратно.

Вести уроки — всё равно что играть на сцене, психологически непросто

Я приходила домой, вырубалась на пару часов, потом начинала готовить уроки на завтра, но часто увлекалась и не всё успевала. Приходилось вставать в 5 или 6 утра, чтобы закончить подготовку или проверить контрольные.

В конце осени начался сезон простуд. Классы проветриваются плохо, они тесные, детей много. Полгода, с осени до весны, я постоянно болела. От постоянных голосовых нагрузок у меня болело горло — иногда еле ощутимо, иногда невыносимо. К новогодним каникулам я приползла с температурой 38,2, совсем без голоса. Нос был заложен, голова болела. Больничный мне дали 1 раз. Намекнули, что без температуры больше не дадут, ну а горло — это профессиональное, держитесь там.

Зимой в школе было очень холодно. Мой рабочий стол находился в каморке 2 на 2 метра, переделанной из туалета — я делила её ещё с четырьмя учителями. Вспоминаю о проведенном там времени, и хочется плакать.

Зачем же я набрала столько нагрузки? По глупости, конечно: сколько дали, столько и взяла, как большинство новичков. Ну и деньги тоже: в первом полугодии зарплата была около 25 тысяч, из них 5 тысяч — доплата за молодого специалиста. Допустим, я бы проработала ещё пару лет и вместо этой выплаты (она только до 30 лет) стала бы получать выплату за категорию или стаж — вышло бы баш на баш, как говорится. Во втором полугодии добавились стимулирующие выплаты 3 тысячи, и стало получаться 27-28 тысяч. За тяжелую работу без перерывов и выходных!

Про детей

Дети в наших школах замечательные. Очень разные, из разных семей, с разными характерами, талантами и слабостями. В каждом классе своя атмосфера, своя иерархия и свои развлечения. Увы, в каждом классе есть свои изгои (а так быть не должно). Мне было трудно по-настоящему злиться на кого-то, потому что даже в самом неудобном поведении я всегда вижу человека, который взаимодействует с миром в своём собственном стиле, это очень вдохновляет.

Несмотря на всю мою нагрузку, мне очень хотелось делать что-то крутое для учеников. Каждый раз я шла домой и думала, как можно ещё лучше, ещё интереснее. Как упростить, как сделать страшное нестрашным, унылое — забавным. В какой-то мере у меня даже получалось.

Дети сразу понимают, кто с ними искренен, а кому не стоит доверять. Из четырёх классов больше всего меня поддерживал тот, которому я рассказала о своих увлечениях и поинтересовалась, что важно для них. Не знаю, почему я пропустила этот шаг с другими. Самые плохие отношения у меня сложились с тем классом, где я была классным руководителем, и должна была проводить классные часы, воспитательную работу и т. д.

Проблема — и большая — в том, что искренность трудно совмещать с ношением масок. Нельзя одно дело делать от души, а следующее — как робот, по указке. Казалось бы, ну какое отношение к урокам имеют инклюзивность, феминизм, гендерное разнообразие, права ЛГБТК+, необходимость политических реформ? А такое, что становится трудно проводить классные часы к гендерным праздникам 23/8 и Дню победы. Невозможно мириться с бесконечной пропагандой военщины в школе. Невозможно не привлекать современный контекст новой этики, когда обсуждаешь произведения на уроках литературы.

Ты должен всё время держать во внимании фильтр, что можно делать, а что нельзя

Это бесконечно утомительно. Начинаешь работать в школе, и некоторые общественные инициативы становятся для тебя наглухо закрыты, иначе скандал. В таких условиях трудно продолжать развиваться.

Сначала я думала, что со мной что-то не так. Но прошло 2 года после моего увольнения, я узнала десятки историй молодых учительниц и учителей, которые пишут о том же самом — давлении, необходимости притворяться, проблемах с татуировками или собственными увлечениями, выгорании и бессилии.

Летом после увольнения я подписалась на 6 телеграм-каналов учителей в надежде вернуть желание работать в школе. К нынешнему лету только один из этих авторов ещё работает в школе — правда, в частной и очень необычной.

«Армия падает и сдаётся»

После увольнения я попробовала устроиться ещё в одну школу. Меня взяли без проблем, учителей не хватало. Я попросила дать параллель из 5-х классов — это одна программа на всех и одна смена. Нагрузка казалась мне приемлемой в соотношении с зарплатой. Но условия постепенно стали меняться — уже не одна смена, а две, уже один пятый, один шестой и один седьмой класс, дополнительные обязанности и работа в субботу.

Что произошло? Ну, представьте себе: молодой офицер с военной кафедры приезжает на поле боя. Тут все в пене, бьются из последних сил, а он такой аккуратненько снаряд на тележечку, чтобы спину не надорвать, стоит думает, как лучше свой путь выстроить, норовит с каждым встречным поболтать и обсудить психологические травмы. Конечно, к нему подбегает капрал, весь в копоти, с размаху пихает в руки тяжеленный ящик, и орёт в ухо: «Пошёл, сынок, пошёл! Чего встал, тащи, тащи!» Хорошо хоть дезертирам в спину не стреляют (потому что сами мечтают поскорее сменить работу или выйти на пенсию).

В общем, школа оказалась не болотом, а такой падающей от усталости армией в бессмысленном и безнадежном сражении

В ней творится много жестоких вещей: насильная дрессировка учащихся под одну программу, травля, унижение отстающих, затыкание рта общительным и творческим, игнорирование проблем и навязывание ценностей.

Не хочу осуждать учителей за это. Они хотели бы иначе, хотели бы лучше, но возможность есть только так. Единственная возможность выжить, работая в этой системе, и сохранить хоть какое-то здоровье — свести работу к максимально простому и понятному алгоритму. Есть программа — долбим программу. Есть школьные правила — соблюдаем их. Есть требования вышестоящих — делаем, как они требуют. При этом — чудесным, удивительным образом — некоторые учителя всё-таки вносят в программу своё, живое, интересное. Пусть это не больше, чем привязать бантик на своё ружье, но всё равно круто и ценно.

Я считаю, что проблема плохих школ — это проблема из области политики

Ведь любая профессия находится на рынке труда с продающими своё время специалистами и покупающими это время работодатели. Лучше всего развиваются сферы с конкурентным рынком труда — где работодатели вынуждены улучшать условия труда, чтобы привлечь лучших сотрудников, и с помощью их квалифицированного труда развиваться дальше. Специалисты же мотивированы повышать свою квалификацию, так как это даёт им возможность повысить свою оплату труда и улучшить качество жизни.

В бюджетной сфере это всё не работает. Здесь только один работодатель-монополист — государство. Оно не повысит педагогам зарплату, потому что учителям просто не к кому больше уйти. Частных школ мало, репетиторство и онлайн-школы — немного отдельная профессия.

Пока нет по-настоящему широкого и громкого общественного запроса на хорошие современные школы, ничего не изменится

Вероятно, правительство России считает, что деньги с наших налогов лучше тратить на геополитику, поддержку диктаторских режимов, войны и армию (между прочим, мы платим государству почти половину доходов, если учесть НДС и то, что работодатель перечисляет за вас помимо НДФЛ — погуглите про налоги в России, пожалуйста).

Почему же нет громкого общественного запроса? Почему родители продолжают отдавать детей в нынешнюю школьную мясорубку как ни в чём ни бывало? Может, никто не знает, что можно иначе? Где об этом узнать, если в СМИ одна пропаганда и реклама?

Я очень хочу стать активистом в этой сфере. Хочу работать в необычной крутой школе, иметь возможность расти профессионально без необходимости натаскивать на дурацкие экзамены. Хочу объединяться с другими молодыми и творческими и проводить какие-то педагогические эксперименты, открытые уроки и т. д. Но пока не получается.

Фото: Shutterstock / ABO PHOTOGRAPHY