«Шакирова, что за штаны? Что у тебя на голове? Шакирова, что у тебя за родители такие, никогда не приходят на родительские собрания? У тебя вообще есть родители?» Все эти вопросы сыпались на меня даже несмотря на то, что ежемесячные деньги на новые шторы наша семья сдавала безропотно и в срок.

Мы вот пишем всякие передачи: «Новый учитель новой Москве», захотелось поделиться. Со школой у меня связано множество приятных воспоминаний. Мне всегда казалось, что я себя хорошо веду — сижу на галёрке, рисую. Вообще я старалась как можно меньше всем мешать — приходить пореже. Например, в один счастливый год у меня обнаружилось 182 пропуска (исключительно по уважительной причине, конечно). Если учесть, что в году 365 дней, вычитаем из них 90 (летние каникулы), остаётся всего ничего. Но когда я всё-таки посещала заведение — за поведение мне почему-то отчаянно ставили жирные двойки, так и говорили:

«Шакирова, жирная двойка тебе» Почему именно жирная?

«Шакирова, ты ведёшь себя вызывающе» Кого вызывающе, на что вызывающе? До сих пор голову ломаю.

«Шакирова, что за штаны? Что у тебя на голове? Шакирова, что у тебя за родители такие, никогда не приходят на родительские собрания. У тебя вообще есть родители?»

И это всё при том, что ежемесячные деньги на новые шторы наша семья сдавала безропотно и в срок.

Только физрук меня истово любил, он по обыкновению кричал: «Беги, Шакирова, беги», — возлагал на меня небось свои тщетные физручьи надежды

Я и бежала, изо всех сил, как могла. А вы говорите: «Школа, школа, я скучаю». Какой там — институт угнетения. Бежать и не оглядываться.

Однажды даже пришлось посетить детскую комнату милиции. Всё из-за театра. Наш класс отправили на спектакль в местный драматический, сначала действо не начиналось часа два, детки вестимо приуныли, а потом… Поверьте, уже в седьмом классе я могла отличить хороший спектакль от плохого. Голова моя кружилась, глаза наливались кровью, нестерпимо хотелось убить бездарного режиссера и всю труппу, но я, стараясь снять напряжение более миролюбивым способом, не доводить до греха, отвлечься от дурных мыслей, — начала кидаться бумажечками. Не в актёров, Боже упаси, в одноклассников. Одноклассники меня радостно поддержали.

Когда один спектакль закончился, начался другой. Классная руководительница не оценила нашего ноу-хау и отвела меня вместе с боевым товарищем, в качестве профилактики, видимо, в милицию.

В участке каким-то волшебным образом я ещё умудрилась ляпнуть, что «менты — козлы». Мне казалось, я произношу это про себя.

Короче, отпускать нас просто так отказались, пришлось звать маму друга нас выкупать. Всё то время, пока мы сидели, милиционерша, заполняя на нас какие-то каверзные бумажки, разговаривала со своим сыном по телефону. Его звали чудным именем — Лаврентий.

«Лавруша, где же невесту тебе будем искаааать? Все девки-то вон, испорченныееее. Лавруша, ты котлетку съел? Лавруша, а уроки, уроки сделал?»

Лавруша на свою беду учился в нашей школе, в параллельном классе. Стоит ли рассказывать, что мы с ним сделали. После инцидента та же классная руководительница ласково убеждала моих подруг, что общаться со мной всё-таки не стоит, ибо, чем черт не шутит, могу плохо на них повлиять. Черта эта сохранилась во мне до сих пор, лелею её и нежно берегу, как самое ценное.

Как можно было не любить такую школу? Никак. Нельзя. Любить.