«Мы все желаем детям лучшего, но это сведёт их в безработицу и депрессию»

В этом году на Московском международном салоне образования одной из важнейших тем станет проблема выбора профессии. «Мел» пригласил руководителя проекта «Антирабство», куратора спецпроекта ММСО «Профориентация» Алёну Владимирскую и сооснователя Smart Course Тимура Жаббарова обсудить будущее детей, профессий и место родителей в выборе жизненного пути.

Алёна Владимирская: Одна из главных проблем профориентации — мифология профессий. Я занимаюсь взрослыми людьми. По ним видно, насколько они подвержены мифологии. Они несчастные «сбитые лётчики», которые пошли в маркетинг, потому что это либо правильно, либо мама сказала, а потом тянут эту лямку: сначала уйти неудобно, а потом — семья-ипотека, а потом — 47 лет и ты никому не нужен.

Проблем на самом деле несколько. Первая — мифология профессии. Вторая — то, что я называю «проклятие родителей». Третье — мы требуем слишком ранней профориентации. Европа даёт больше возможностей: дети путешествуют после школы, потому что в 16 лет мало кто может осознанно сказать: «Я — журналист» или «Я — медик». Четвёртая проблема — мы общество без социальных лифтов, прежде всего, без лифта, связанного с карьерой. Я сама не москвичка, я девочка из Вологды, мне просто повезло попасть в МГУ. Если бы этого не было, то, конечно, можно стать первым парнем на деревне в Вологде, но дальше не пройти. Эти четыре проблемы меня волнуют.

Тимур Жаббаров: У меня есть не столько проблема, сколько мечта. Мне очень хочется, чтобы люди чувствовали себя счастливыми. Когда я заходил в эту профессию, я наткнулся на исследование Сони Любомирски, которая утверждает, что люди действительно чувствуют себя более счастливыми в тот момент, когда занимаются тем, что им нравится.

А.В.: Это вопрос самореализации. И самореализации не в смысле работы. Например, «я пеку лучшие в мире пироги». И мне отлично, я горжусь этими пирогами. А может, это призвание? Чем хорошие пироги хуже работы в бухгалтерии?

Т.Ж.: Вообще ничем. Мне кажется, что и сейчас, и в самом ближайшем будущем то, от чего ты получаешь удовольствие, должно становиться профессией. С этим мы сталкиваемся с подростками, которые к нам приходят. Есть какие-то стигмы, наложенные на профессии. Например, работать руками, печь пироги — это мне нравится, но «как же так, ты не будешь инвестиционным банкиром?».

А. В.: Или второе «я из семьи потомственных юристов». И всё, это позор, это хуже, чем проституция, ты пошла в журналистки.

Т.Ж.: Есть у меня как раз подруга, она из семьи потомственных учёных. С одной стороны, эндокринолог, с другой — физик-математик. Она пошла в маркетинг. Всё, нельзя так делать, это позор.

Вторая история про взрослость. Есть четыре подростковые проблемы: нужно разобраться со своими границами, временем, научиться строить отношения и отвечать на вопрос «кто я?». Понятно, что это меняется в жизни, но хоть как-то отвечать. И оказалось, что подростковый период начинается гормональным выбросом в 12-14 лет, а заканчивается, когда ребёнок разбирается с этими четырьмя подростковыми проблемами.

А.В.: Мне кажется, эти проблемы не совсем подростковые: с ними мы все не разобрались. Если на вопрос «кто я?» я отвечаю довольно уверенно, то на какие-то другие, например, вопрос времени, это извините. Мне кажется, что граница подростковая отмечается очень простой вещью: родители перестают давать деньги. В этот момент ты начинаешь отвечать сам за себя.

Т.Ж.: И получается, что у нас большое количество выросших детей. Я точно выросший ребёнок, потому что история про мои границы, — с этим мне ещё предстоит какое-то время работать. Этих выросших детей много, подростковые паттерны сплошь и рядом. Например, вот президенты двух стран беседуют. И если убрать все контексты ядерных кнопок и стран — что останется? Два мальчика за девочку бьются или просто выясняют, кто круче.

А.В.: Продолжая твою мысль, я в «Антирабстве» работаю с теми взрослыми, которые стали заложниками ситуации: в силу разных причин они с какой-то из подростковых проблем не разобрались. Таких 70%. И дальше возникает очень важная история про давление на подростка.

Когда тебе 13 лет, к тебе приходит папа и говорит: «Ну всё, ты у меня юрист или маркетолог? И вообще реши, что ты будешь делать». У него решалка-то не развилась ещё

Мне в 40 лет выбрать сложно. А тут в 13 — ты маркетолог или юрист. Я не знаю ни что такое маркетолог, ни что такое юрист, ни что такое работать. А выбор этот самый ответственный. Мы даже семью за жизнь несколько раз строим, а институт выбираем один раз. И он определяет всю твою жизнь. А тебе 16 лет.

Т.Ж.: И все вокруг говорят: «Если ты ошибёшься, то вся жизнь пойдёт под откос».

А.В.: Да, а в конечном счёте всё определяет какой-то глупый фактор: этот университет ближе всего к дому. Или «у меня подружка пошла, и я пошёл». Или «мне можно только на бесплатный, и вот сюда я прохожу». Или наоборот: «Назло маме не пойду в этот юридический». И какой-то калейдоскоп непонятной ерунды. А потом случается 40 и вот, что я вижу. Жизнь она во многом мудрее нас, она нас выруливает, очень мало кто работает по первому образованию. Но есть те, которые остаются.

Вообще, примерно в 11-17 лет каждый из нас знает, чем он хочет заниматься, у каждого есть мечта. Он может плохо формулирует, но знает. Его надо оставить в покое, долюбить и направить. Если ребёнок предал мечту, то вот, что происходит. Сначала он идёт в университет, в который не хотел, потом работать, потом остался, потому что ипотека-семья, потом, если он не дурак, он стал быстро подниматься по карьерной лестнице, и возникла магия денег, связей. Лет до 35-40 всё хорошо, но ему нехорошо: с одной стороны деньги, которые ему нужны, а с другой — скучно.

В 45 лет его увольняют. Потому что обязательно оказывается кто-то, кто моложе, бодрее и кого от этого прёт. И в результате в 45 лет ты «сбитый лётчик». Потому что отрасли не нужен, а на маленькие деньги идти уже не готов. Надо вернуться к мечте и начать над ней работать. Но мне говорят: «Чего? На 60 тысяч? Руками? Да ты что!». Те, у кого хватает мужества на 60 тысяч руками, у них будут очень трудные два-три года, а потом все будет отлично. Но таких очень мало.

Нужно очень внимательно слушать и долюбливать ребёнка, говорить: «Ты хороший, всё хорошо, что бы ты ни выбрал, всё будет отлично». Классический пример: мама приводит ребёнка 12 лет за руку, дальше диалог:

Женщина, выйдите. Дальше начинаю его спрашивать, он молчит, зашуган и только через какое-то время, понимая, что мамы нет, начинает робко говорить: «Я не хочу математику, я там чего-нибудь хочу». Ты копаешься и выясняешь, что вполне есть мечта, но никто не слышит, потому что эта история про «мой оболтус ничего не знает, он бездельник и лентяй», она уже под коркой.

Т.Ж.: Сколько времени мы, родители, ещё собираемся за них решать, принимать ответственность на себя? Если я за тебя решил, не ты решил, если в жизни что-то пошло не так, то я в этом виноват. И именно с этими проблемами потом возвращаются эти подростки, которым 30-40 лет: «Меня родители заставили быть юристом, а я не хочу». Выученная инфантильность.

А.В.: Когда ты в 16 лет выбираешь вуз, очевидно, что велика вероятность ошибки. Мы вообще не даём права на ошибку. «Как это ты бросишь вуз? Нет, ты доучишься, а потом мы поговорим!». Ну дайте вы человеку ошибиться. Не хочет он, каждый день встаёт в истерике. И за 5 лет мы загоняем его во внутреннюю тюрьму, и он уже не хочет быть никем.

Мы же можем развестись с человеком. Это даже не слишком сильно осуждается. Ну не сложилось. Точно так же нужно умение развестись с вузом. Почему мы к этому относимся как к огромной трагедии? Я выбрал не то, мне 17 лет, со мной никто не поговорил. Все эти выставки вузов и дни открытых дверей ничему не учат, там же ничего не рассказывают про особенности самой профессии. Что там показывают? Аудитории. Там не рассказывают о реалиях того, как ты будешь работать, что ты будешь делать.

Никто не рассказывает, что на самом деле первая твоя работа на 99,9% будет противной и скучной. Неважно, куда ты пришёл, на тебя свалят всю занудную работу, все таблички

Нужно выбирать работодателя не по принципу бренда, нужно выбирать отдел, наставника. Самая успешная карьера строится, когда случайно ты приходишь на работу и становишься кому-то интересен. Но если ты наставника не найдёшь, то так и будешь делать таблички ради табличек. Этому у нас не учит никто, мы учим этому родителей. Какой вопрос надо задать, чтобы понять, будет тебя человек растить или не будет? «Что случилось с вашими предыдущими стажерами? Где они сейчас?». Если все поуходили, то лучше тоже уходить сразу.

Т.Ж.: Было бы классно этот этап пройти сильно раньше. Не когда ты уже пошёл работать, а когда у тебя есть стажировки, когда ты погружаешься в этот процесс. Есть какой-то глобальный разрыв между обучением и хоть какой-то работой.

А.В.: На мой взгляд, в первую очередь надо научиться слушать наших подростков. Понять, что мы все желаем нашим детям лучшего, но то, что мы предлагаем, сведёт их в безработицу и депрессию. Потому что наши предложения из прошлого. Если когда-то профессия бухгалтера была классной, то уже через пять лет её не будет как таковой. То есть фактически благими намерениями мы тащим ребёнка в безработицу. Заткнуться, просто заткнуться и дать ему самому решить. Лет до 12 надо обеспечить ребёнка горизонтом, благо возможностей много. Показать ему все варианты и не орать на него, если какой-то кружок он бросил. Где-то в 13-14 лет понемногу начнёт формироваться понимание, куда идти, и тогда надо принести ему все существующие возможности.

Алёна Владимирская — о том, как мы «плодим армии безработных»

Т.Ж.: Я бы добавил ещё, что нужно постепенно отдавать ответственность. Потому что, когда подросток подходит к 16-17 годам, а до этого всем занимались родители, у него нет шанса научиться что-то делать самому.

А.В.: Да, нужна финансовая грамотность. Это поколение не знало голода и катаклизмов, деньги обесценились. Всегда папа/мама дадут. А потом ты выходишь в мир, и тяжело. Ещё обязательно нужно учить детей иностранному языку и программированию. Тот же английский, даже если он будет не нужен в будущем, поможет развить навык агрессивного обучения, а он пригодится, когда нужно будет учиться чему-то самостоятельно. А умение говорить с машиной в мире, где много машин, — это очень важно.

Т.Ж.: Надо, наверное, закончить тем, с чего мы начали. В тот момент, когда ты понимаешь, что то, что ты делаешь, тебя не заводит, ты заставляешь себя делать это ради квартиры/машины/дачи и чего угодно материального, если прямо в процессе ты не ощущаешь драйва, значит, точно нужно задуматься.

Следуй за интересом. Там, где интерес, там ты скорее разовьёшься и достигнешь лучших результатов, чем где бы то ни было

Даже если интерес сначала был к фотожурналистике, к репортёрству, а потом к гончарному делу, то, как бы странно это ни звучало, это значит, что пора перелистывать страничку и заниматься гончарным делом. Непонятно, куда это выведет, но это точно будет эффективнее, чем заниматься чем-то надоевшим.

А.В.: Или заниматься этим одновременно. Надо очень чётко показать старшему поколению, что больше нет понятия карьера как единого целого. Карьера юриста или экономиста. Мы живём долго, можем объединять в себе три и более карьеры. Можно быть биологом, программистом, маркетологом и журналистом. Если это делает тебя успешным и счастливым, хорошо. Нужно воспринимать турбулентную, неопределённую среду как нормальную, а не как кризис — это самое важное, чему нужно научить.