«Нельзя, чтобы кого-то оставили завтра после уроков. Будет знатная драка»
26.09.2018
«Пуговичная война» — книга французского писателя Луи Перго об истории двух мальчишеских банд и их противостоянии. Однажды они решают забирать пуговицы, ремни и шнурки противников как трофеи. В России книга, считающаяся предвестником «Повелителя мух» Уильяма Голдинга, стала известна после одноимённого фильма (одной из версий), но никогда не переводилась. Сейчас в издательстве «КомпасГид« она выходит и на русском языке. Мы публикуем отрывок из неё.
На прошлом уроке они так были заняты своими мыслями, что, списывая, совершенно забыли хоть немного заменить слова и сделать количество ошибок, соответствующее познаниям каждого из них в данном предмете; познаниям, о которых до тонкостей свидетельствовали проводимые каждые две недели контрольные.
Зато они пропускали слова, писали с заглавных букв те, которым полагалось быть написанными с маленьких, и расставляли знаки препинания вопреки всякому смыслу. Особенно скверно выглядела работа Лебрака, на которой сказались его заботы полководца.
Так что именно его вызвал к доске побагровевший от гнева отец Симон, чьи глаза за стёклами очков горели, точно кошачьи зрачки в темноте. Лебрак, как, впрочем, и все его товарищи, был уличён в том, что списал: разумеется, это ни у кого не вызывало сомнения, нечего и возражать. Но учителю хотелось хотя бы узнать, удалось ли ему хоть что-нибудь почерпнуть из этого в принципе проклятого всеми современными педагогическими методиками упражнения.
— Лебрак, что такое метр?
—!..
— Что такое метрическая система?
—!..
— Как получили длину метра?
— Гм…
Изо всех сил наморщив лоб, Лебрак, находящийся слишком далеко от Крикуна, старательно прислушивался, буквально истекал потом и кровью, пытаясь припомнить хоть какое-нибудь смутное определение, имеющее отношение к теме. В конце концов на память ему пришли два туманных, очень туманных имени собственных: Деламбр и Ла Кондамин. К несчастью, в его мозгу Деламбр ассоциировался с янтарными трубками, дымящими в витрине табачной лавки Леона. Так что он наобум брякнул со всем подобающим столь серьёзной ситуации сомнением: — Это самое… это Лекон… и Кондом!
— А?! Кто?! Это ещё что?! — в приступе ярости прохрипел отец Симон. — Так вот как вы теперь вздумали оскорблять великих учёных! Какая неслыханная наглость, я вам скажу, и хорошенькая подборочка, право слово! Поздравляю, друг мой!
И, чтобы прикончить горемыку, добавил:
— А известно ли вам, что ваш отец посоветовал мне хорошенечко вас отделать? Создаётся впечатление, что дома вы палец о палец не ударяете, вечно прибегаете к разным уловкам, бездельничаете, вместо того чтобы задуматься о том, как промыть себе мозги, лодырь вы этакий, повеса! Ну что же, мой друг! Если в одиннадцать часов вы не ответите мне всё, что мы сейчас повторим для вас и ваших товарищей, которые стоят не больше вашего, предупреждаю: для начала я каждый день буду оставлять вас после уроков с четырёх до шести, пока дело не пойдёт на лад! Так-то!
Если бы на присутствующих обрушил свой гнев Зевс-громовержец, то и он бы не произвёл на них более глубокого впечатления. Все были подавлены чудовищной угрозой отца Симона.
Поэтому Лебрак и все остальные, от мала до велика, в тот день сосредоточенно внимали учителю, раздражённо излагающему недостатки старых систем мер и весов и приводящему доказательства необходимости введения единой системы. И, хотя в глубине души они нисколько не одобряли измерение участка меридиана от Дюнкерка до Барселоны, хотя и радовались неприятностям Деламбра и просчё… то есть обсчётам Мешена, они старательно запомнили для собственного сведения и безотлагательного спасения все эпизоды и обстоятельства этой истории.
Курносый и Лебрак, Тентен, сам сторонник «прогресса» Крикун, да и все остальные поклялись именем Господа, что в память о том невыносимом ужасе, который им довелось испытать, они лучше будут всегда всё измерять в футах и дюймах, как это делали ихотцы и деды и, кстати, от этого чувствовали себя ничуть не ниже ростом — неплохая шутка! Всё лучше, чем использовать эту чёртову систему старого козла, из-за которой они чуть было не прослыли действительно парнями без яиц в глазах своих неприятелей.
Вторая половина дня выдалась поспокойнее. Они ознакомились с историей галлов и сильно полюбили этих вояк
Так что ни Лебрак, ни Курносый, никто другой не был оставлен после четырёх часов, потому что все, и в частности вожак, приложили заметные усилия, чтобы угодить этому старому лопуху отцу Симону. На этот раз пронесло. Предусмотрительно позаботившиеся о том, чтобы засунуть в карман свой полдник, Тентен с пятью бойцами выдвинулись вперёд, пока остальные отправились по домам, чтобы прихватить по куску хлеба. И, когда при виде вражеского войска раздался боевой клич лонжевернцев «В задницу вельранцев!», они уже ловко и удобно попрятались, готовые ко всем превратностям рукопашного боя.
Карманы у всех были набиты камнями; некоторые напихали их даже в кепки и носовые платки. Рогаточники и пращники внимательно проверяли узлы своего оружия; большинство старших были вооружены терновыми палками с колючками или обожженными сучковатыми ореховыми копьями с затверделыми остриями. Кое-кто, содрав с палок кору, украсил себя примитивными украшениями: зелёные и белые кольца чередовались, напоминая пестроту зебры или негритянские татуировки. «Надёжно и красиво», — говорил Було, вкус которого был, возможно, не столь тонок, как острие его копья.
Стоило авангарду обеих армий вступить в бой при помощи града взаимных оскорблений и приличной перестрелки камнями, главные силы не заставили себя ждать. На расстоянии едва ли пятидесяти метров, рассыпавшись цепью, иногда прячась в кустах, прыгая то влево, то вправо, чтобы уберечься от снарядов, противники вели себя недоверчиво, осыпали друг друга взаимными оскорблениями, подзуживали подойти поближе, обзывали друг друга презренными трусами, потом перебрасывались камнями, и всё начиналось сызнова. Однако системы не было: то верх одерживали вельранцы, а то вдруг лонжевернцы, размахивая своими дубинами, в порыве отваги оказывались в преимуществе; но вскоре их пыл охлаждал град камней.
Всё же один вельранец получил камнем по лодыжке и поковылял к лесу. У лонжевернцев с ловкостью обезьяны взобравшийся на дуб Курносый проворно управлялся со своей рогаткой, но не сумел избежать выстрела вельранца — ему показалось, это был Тугель-Горлопан. Камень угодил верхолазу по кумполу, и его залило кровью. Ему даже пришлось слезть и попросить носовой платок, чтобы перевязать рану. Однако ничего определённого не вырисовывалось. Впрочем, Гранжибюс обязательно хотел воспользоваться засадой Тентена и стибрить, как он говорил, хоть одного противника. Вот почему, поделившись своим замыслом с Лебраком, он сделал вид, будто в одиночку направляется к кусту, занятому Тентеном, чтобы с фланга напасть на неприятеля.
Однако он изо всех сил постарался, чтобы несколько вельранских бойцов обратили на него внимание. А сам прикинулся, будто не замечает их маневров
Итак, он продвигался в сторону куста то ползком, то на карачках и тайком ухмылялся, когда вдруг увидел Мига-Луну и ещё двоих вельранцев, готовящихся наброситься на него и уверенных в общем превосходстве своих сил против одного неприятеля. Он, словно совершая оплошность, двинулся вперёд, и трое врагов стали поджимать его с боков. В это самое время Лебрак бросился в мощную атаку, чтобы отвлечь основные силы неприятельского войска, а Тентен, которому из куста всё было видно, готовил своих к боевым действиям:
— Атас, старики! Сейчас начнётся!
Гранжибюс был уже в шести шагах от их укрытия со стороны вельранцев, когда трое вражеских бойцов, внезапно выскочив из-за кустов, стремглав бросились за ним. Как будто не ожидая этого нападения, лонжевернец резко развернулся и кинулся наутек, но достаточно медленно, чтобы дать преследователям возможность догнать его и заставить их поверить, что они вот-вот его сцапают. Вскоре он добежал до куста Тентена с буквально висящими у него на хвосте Мигом-Луной и двумя его приспешниками.
Тут Тентен, дав сигнал атаковать, с устрашающими криками тоже выскочил со своими пятью бойцами, отрезав вельранцам путь к отступлению.
— Все на Мига-Луну! — приказал он.
Не так-то это оказалось просто… Трое противников, парализованные от страха при виде этой неожиданной сцены, встали как вкопанные, а потом быстренько ломанулись к своим, и двое, как и предполагал Тентен, действительно сбежали. Но Миг-Луна, как дурак, был схвачен шестью парами острых когтей и поднят, унесён в лагерь лонжевернцев под одобрительные возгласы и воинственные выкрики победителей.
Армия вельранцев в смятении отступила к лесу, зато окружившие пленника лонжевернцы во всё горло воспевали свою победу
Подавленный случившимся Миг-Луна, окружённый вставшими возле него стеной четырьмя стражниками, почти не пытался сопротивляться.
— Эй, дружок, вот ты и попался, — ужасающим голосом произнёс Большой Лебрак, — вот погоди, мы с тобой разберёмся!
— Ай, ай, ай! Только не делайте мне больно! — залепетал Миг-Луна.— Ну да, малыш, чтобы ты и дальше обзывал нас вонючками и парнями без яиц!
— Это не я! Ой, боженька! Что вы собираетесь со мной сделать?
— Несите нож! — скомандовал Лебрак.
— Ой, мамочки мои! Что вы хотите мне отрезать?
— Уши! — проорал Тентен.
— И нос, — добавил Курносый.
— И пипиську, — продолжил Крикун.
— Не говоря уж о яйцах, — завершил перечисление Лебрак. — Кстати, посмотрим, есть ли они у тебя!
— Прежде чем резать, надо бы ему мешок привязать, как бычкам, — заметил Гамбетт, которому, похоже, случалось присутствовать при подобных операциях.
— Конечно! Как висельнику? — Точно! — подтвердил Тижибюс.
— Только не делайте мне больно, а то я маме скажу! — причитал пленный.
— Плевать я хотел на твою маму, как и на папу римского, —цинично возразил Лебрак.
— И господину кюре скажу! — добавил испуганный Миг-Луна.
— Говорю же тебе, плевать я хотел! — И учителю, — бедняга замигал пуще прежнего.— Чихал я на него! Ты ещё в придачу и угрожаешь нам! Этого ещё не хватало! Ну, ты дождёшься, голубчик! И, обращаясь к своим товарищам, прибавил: — Подайте-ка мне отрезалку!
Вооружившись ножом с деревянной ручкой, Лебрак подступил к своей жертве.
Сначала он просто провёл тупой стороной лезвия по ушам Мига-Луны. Ощутив холодок металла, тот решил, что ему и впрямь отрезают уши, и принялся рыдать и вопить
Удовлетворённый произведённым эффектом, Лебрак переключился на «отделку», по его собственному выражению, одежды несчастного.
Начал он с куртки: оторвал металлические пряжки с воротника, срезал пуговицы с рукавов и передней полы, потом раскроил петли, после чего Курносый отбросил в сторону эту бесполезную вещь. Та же участь постигла брючные пуговицы и петли. Не избежали своей судьбы и помочи: брюки тоже слетели прочь.
Затем пришёл черед рубахи; ни на груди, ни на рукавах, ни на воротнике не осталось ни одной пуговицы или целой петли; потом были полностью уничтожены клапаны и пряжки; поддерживающие чулки резиновые подвязки были конфискованы, а шнурки разрезаны на тридцать шесть частей.
— Подштанников, что ли, нет? — поинтересовался Лебрак, заглядывая в брюки с обвисшими помочами. — Ладно, а теперь вали отсюда!
Сказав это, он, точно честный заседатель, который при республиканском режиме, без ненависти и страха, подчиняется лишь велениям своей совести, напоследок ссудил ему лишь мощный и крепкий удар ногой в то место, где спина теряет своё благородное название. Ничто больше не поддерживало одежду Мига-Луны, а он плакал, маленький и жалкий, стоя среди насмехающихся и улюлюкающих врагов.
