«Он никогда нас не закладывал и не вызывал родителей»: монологи учеников Александра Солженицына

11 декабря 2018 года исполняется сто лет со дня рождения Александра Солженицына, писателя и лауреата Нобелевской премии по литературе. Параллельно с созданием «Архипелага ГУЛАГ», «Одного дня Ивана Денисовича» и других произведений он больше десяти лет проработал учителем в обычных школах. Мы записали рассказы учеников Александра Солженицына, которым он преподавал физику и астрономию в рязанской школе № 2, каким тот был учителем и почему никто даже не догадывался, что он пишет книги.

Альбина Торжок, лингвист, доцент Белорусского Государственного Университета, 10 «А», выпуск 1961 года

Когда я впервые его увидела, он показался мне немного странным. Хотя он был буквально излучал энергию — быстро говорил, быстро ходил, смотрел быстрым и живым взглядом. Сначала нам казалось это очень необычным, но скоро мы его полюбили. Он не вёл себя как типичный педагог, который знает, что правильно и хорошо. Он ставил себя с нами наравне. При этом он был очень строгим.

Я помню, когда я отвечала, он никому не давал подсказывать и говорил: «Не трогайте девочку, она идет на пятёрку». Он относился строго к тем, кто не занимался. Например, когда мы с ребятами собрались прыгать с парашютом, он это одобрил. Но девочке, которая плохо занималась, сказал: «А ты лучше бы физику учила!». Ко мне относился очень хорошо, мы постоянно общались.

Как-то я сказала ему, что собираюсь идти в журналисты, но журналистов он терпеть не мог и категорически не одобрил мою затею

«Что это ты надумала?! В журналистику? Ни в коем случае! Журналисты — это же собаки, всё вынюхивают, высматривают, лезут куда не надо! Ни в коем случае!». Тогда я сказала ему, что мне нравится ещё режиссура, вот за это он меня уже похвалил. После этого он приносил мне всякие книги, журналы по киноискусству и очень помогал.

Как-то на первое сентября Александр Исаевич пришёл с усами. Весь класс над ним смеялся, и когда он заходил в лаборантскую, все дружно зашипели: «Усы, усы, усы…». А он вышел и говорит: «Что, усы вам мои не нравятся? Ну, ничего, придётся смириться». При этом всё было весело и дружелюбно.

Мне казалось, что он по натуре был пролетарий. Я замечала, что он больше любил учеников, которые стараются сами, из не очень богатых семей, а тех, кто был более обеспечен и занимался с репетиторами, он не жаловал.

Однажды он сильно заболел. Когда его не было уже несколько дней, весь наш класс отправился его навещать. Было человек 20, мы не понимали, что такой компанией в гости вообще-то не ходят. Я даже попросила у директора одного магазина без очереди два килограмма апельсинов, которые были в дефиците. Я сказала ему, что мы идём навещать любимого учителя.

Когда мы пришли к Александру Исаевичу, он был очень доволен, потому что это было как признание, доказательство того, что он хороший учитель. Поскольку я сама преподаю, он для меня — один из первых образцов, на который я всегда равняюсь. На выпускном балу я первая пригласила его танцевать вальс, потому что он был моим любимым учителем.

О том, что Солженицын — известный писатель, я узнала, только когда училась в институте. После того, как его начали везде ругать, мы ужасно неловко себя чувствовали. Когда встречали его на улице, боялись подойти. Сейчас я, конечно, понимаю, что подойти было нужно. Мы не стеснялись того, что с ним знакомы, мы просто не знали, как к нему подойти и что говорить. В общем, вели себя по-детски.

Валерий Харькин, учёный-физик, 10 «В», выпуск 1961 года

Александр Исаевич произвёл на меня большое впечатление необычной манерой ведения урока. Он влетал в начале занятия как вихрь в кабинет, бросал свой планшет. Он всегда ходил с военным кожаным планшетом. У лётчиков в таких были карты, а у Александра Исаевича — планы уроков. Он вставал за кафедру и сразу раздавал задания, причём каждому своё: кто-то к доске, кто-то решает задачу в тетради.

Он увлекал и привлекал нас своими экспериментами. Одному давал пускать дым, другому — делать разряд. Все были при деле и вовлечены в творческий процесс. Не молча слушали урок, а участвовали в нём. Он никогда не был лектором, который нудно читает с листа. Отношения с учениками у него складывались замечательные, хотя он был строгий. Его любили.

Никогда нас не закладывал, никогда не говорил: «Приходи с родителем». Со всеми неурядицами всегда разбирался сам

Когда кто-то приходил без домашнего задания (хотя это было редко, и мало кто на это осмеливался), он уничижительно смотрел, но двойку не ставил. Мы очень хотели, чтобы он стал нашим классным руководителем, но, к сожалению, не сложилось. Кстати, именно Александр Исаевич привил мне любовь к физике, благодаря ему я поступил в радиоинститут.

Когда он писал книгу, мы ничего не знали (я вообще об этом узнал из журнала «Новый мир», который выписывал). Это его характерная черта — он был очень скрытен. Уже будучи взрослым, я осознал, что он никогда ни на что не жаловался, не рассказывал о своей писательской деятельности. И особенно нужно отметить — никогда не настраивал нас против власти, даже не пытался, как сейчас утверждают некоторые.

Сергей Гродзенский, шахматист, доктор технических наук, автор книги «Воспоминания об Александре Солженицыне и Варламе Шаламове», 10 «А», выпуск 1961 года

До Солженицына физику у нас вёл другой учитель, и он нам страшно не нравился. В середине учебного года он ушёл. Позже я стал встречать в коридорах какого-то человека, чаще всего со штативом и фотоаппаратом. Однажды я увидел его рядом со школьной спортсменкой Аллой Фроловой, которая была на короткой руке со всеми преподавателями. Причём вела она себя не смело, как обычно, а робко, как первоклассница. После этого я спросил у неё об этом человеке. Она сказала, что это наш новый физик.

Действительно, через две недели он пришёл к нам в сопровождении классного руководителя. Строго посмотрел и сказал: «Я ваш новый учитель. Трудно будет и мне, и вам. Мы знакомимся не в начале учебного года. Давайте помогать друг другу». Этим он нам сразу понравился.

Читайте также:

От плохой отметки он мог упасть в обморок. Как учился и учил Солженицын

На первый взгляд он казался очень строгим, но через секунду расплывался в улыбке. Мы успокоились и впервые поняли, что физики вообще-то можно и не бояться. Вообще он любил наш класс, а вот параллельный — не очень. Если мы хулиганили, он всегда говорил: «Ну что вы как 9Б!». В остальном — к кому-то он относился лучше, к кому-то хуже, как обычный учитель. Ко мне — хорошо.

Сейчас я гораздо старше, чем он был тогда. И, наверное, могу оценить, что он был не очень искренним человеком. Позже я прочитал в книге «Жизнь замечательных людей», что Солженицын не любил нашу школу. Говорил, что она лакированная, и с гораздо большим удовольствием вспоминал, как он преподавал в Казахской ССР. Там, мол, ребята хотели и стремились, а у нас были избалованные и ничего не хотели, издевались над учителями. Но тогда я этого не замечал.

О том, что он был в заключении, не упоминалось вообще, кроме одного раза. Александр Исаевич, помимо физики, вёл ещё фотографический кружок, в который я ходил (кстати, фотографировать я не люблю, мне просто нравилось с ним общаться). Он спросил меня как-то: «Куда ты будешь поступать после школы?». Я ответил, что хотел бы заняться точными науками и что родители хотели бы, чтобы я стал врачом. Александр Исаевич оживился. Мол, какие молодцы твои родители, Серёжа. А потом рассказал, как он попал в заключение и ужасно завидовал врачам, потому что перед ними начальство шапку снимало. Я, говорит, спасся в заключении, потому что был математиком по образованию и выдал себя за инженера. А всякие гуманитарии — философы и историки — очень быстро там загибались.

И больше мы эту тему никогда не обсуждали.