День Победы: о чём говорят наши эмоции и как они влияют на детей

Накануне Дня Победы многие как будто начинают острее ощущать боль утраты и горечь победы. За месяц (а то и больше) до праздника нарастает напряжение — у каждого оно окрашено своими эмоциями. О причинах происходящего размышляет психолог Наталия Кузоро.

Несколько лет своей жизни я беспрерывно смотрела фильмы о войне и холокосте. Истощё нная душа хотела покоя, но я маниакально терзала её страданиями прошлого. «Что происходит?» — спрашивала я себя, поочередно выдвигала версии своего поведения. В каждой из трё х версий, на мой взгляд, есть рациональное зерно.

Первая — мучает неразрешимый вопрос: как такое могло быть?

Я раз за разом рассматривала жертв и палачей, примеряла на себя их роли. Пазл более-менее сложился после прочтения книг Алис Миллер «Драма одарённого ребёнка» и «Вначале было воспитание». Она анализирует в том числе детство Гитлера. Пазл сошёлся. Я бы для понимания контекста ещё добавила книгу Игоря Кона «Бить или не бить?».

Вторая — резонанс

Для многих не секрет, что чувства, которые мы не можем признать и пережить открыто, мы проживаем с фильмами, песнями, которые резонируют. Я не могу открыто сказать, что в моей душе — глубокое горе. Но я могу плакать над тем, что показано в кино. Это не про схожие события в жизни, это про схожий эмоциональный фон. Нужно поискать, какие непрожитые события дают внутри такой резонанс. Что смотрит, что читает человек и как реагирует на это эмоционально — это тоже элемент диагностики его состояния.

Третья версия — пришла, когда я читала книгу «Дети войны»

Почти 1000 страниц воспоминаний выживших детей той войны. Воспоминания сгруппированы: дети, пережившие оккупацию, пережившие концлагерь, блокаду, дети полка и т. д. Читала, плакала, конечно, не всё осилила. Но обратила внимание на стиль изложения — в основном прямая речь. Она отстраненная, в ней почти нет эмоций. Перечисление фактов и (крайне редко) обращение к чувствам — полнейшая диссоциация. Душа констатирует факты, но не в состоянии их переварить. Она замораживается. И многие свидетельства того, что ветераны не любили говорить про войну — об этом же, о невозможности соприкасаться с пережитым опытом.

Есть 5 стадий переживания горя: шок и отрицание, гнев и обида, вина и навязчивости, страдание и депрессия, принятие и реорганизация. Это стадии, которые обычно проживает человек, перенесший травму. Иногда трагедия так велика и захватывает столько людей, что проживание травмы растягивается не на одно поколение. Болеет коллективная душа — так подумала я. И нашла подтверждения.

Первая стадия — диссоциация и нежелание вспоминать войну — это стадия шока и отрицания. Важно строить новую жизнь, а не глядеть в прошлое. Сил заглянуть в прошлое нет, там ад и всепоглощающая боль, пережить которую невозможно. Фильмы про то время делают акцент на «строительстве мирной жизни». Но лишь в 1965 году на Красной площади прошел Парад Победы. Как будто лишь через 20 лет мы смогли сказать громко и на всю страну — да, это было.

Читайте также:

«Бабушка, ты убита!»: чему учат игрушечные автоматы

И вместе с этим приходит время второй стадии — стадии народного гнева. Время проявления гнева на врага. Пусть даже враг уже побежден, но гнев никуда не делся, мы дошли до него через столько лет. С одной стороны — это публикация книг, показ фильмов об ужасах той войны. С другой — гнев страны, готовый вспыхнуть, как пороховая бочка, по любому поводу: Карибский кризис 1962-го, пик напряженности с Китаем в 1969 году, 1968-й — Пражская весна (гнев на тех, кто переживает трагедию быстрее и ушел в горевании на стадию, отличную от нас), 1979 год — ввод войск в Афганистан и новый виток противостояния с США. И лишь 1989 год — окончание холодной войны.

Окончание холодной войны и переход в третью стадию — вины и навязчивости. Мы взглянули на войну иначе, рассекречены многие документы. Время воспевания героев сменяется вниманием к простому человеку войны. Появляется «У войны не женское лицо», встает тема штрафбата, ГУЛАГа в военное время. Вина перед стариками за их нищую старость. К этой же стадии я отношу навязчивости и странности типа наряженных в военную форму детей, рекламу сосисок ко Дню Победы и прочее.

Сейчас мы, как мне кажется, в целом переходим к четвёртой стадии — страдания и депрессии. Проживание боли

Отсюда, возможно, было мое стремление «отболеть душой за прошлое». Это не фигура речи. Душа оттаивает и начинает чувствовать. Мы можем начать вмещать в себя и перерабатывать душой этот кошмар, к которому сразу было не прикоснуться. Нам важно вглядываться в то, что было, и пытаться это прочувствовать. Но так же важно во всем этом не застрять. Чтобы если не мы, то дети дошли до стадии 5 — принятие и реорганизация.

На этом можно было бы закончить. Но я хочу добавить и то, что со временем я к третьей версии происходящего начала относиться практичнее. Если раньше переход к стадии горевания мне виделся как информационное/энергетическое поле, то сейчас для меня все практичнее: это не столько поле, сколько мы сами, конкретные люди.

Каждое травмированное поколение формирует последующее. Это обыденный процесс, а не обязательная абстрактная коллективная душа. Замороженный с болью дед и его непрожитые чувства выливаются в гнев и непонимание у потомка. Гнев и агрессивность родителя травмируют детей. Если таких людей много, создается коллективная реальность.

Непрожитая агрессия создает возможности для ее проживания и своеобразно травмирует следующее поколение… и дальше, дальше. В этом нет обвинения, в этом лишь наблюдение. Потому что осознанность помогает понять, что с нами происходит, куда мы идем и как безопаснее проживать эту травму, чтобы меньше «переваливать» своей боли и боли предков на наших детей.

Я не настаиваю на правильности своих теорий. Лишь наблюдаю за собой и теми, кто рядом. Возможно, со временем у меня появятся другие чувства и другие предположения. Но сегодня я вижу это так.

А на какой стадии проживания этой трагедии находитесь вы?

Фото: Shutterstock (Dmytro Amanzholov)