Решая, как же назвать ребёнка, родители часто штудируют сайты, где объясняют смысл того или иного имени. Вреда в этом, конечно, нет — как нет и толку. На самом деле большинство имён, которые мы считываем как «исконно русские» (или «немецкие»), изначально были заимствованиями. В книге »#Панталоныфракжилет» издательства «Альпина нон-фикшн» кандидат филологических наук и переводчик Мария Елифёрова рассказывает об удивительных приключениях заимствованных слов.

При заимствовании имена ведут себя немного иначе, чем все другие слова, — они заимствуются не для того, чтобы выразить какие-то новые смыслы. Если имя и несет какой-то «смысл», то только с точки зрения принадлежности человека к определенному сообществу: языковому или конфессиональному. Человек по имени Хуан (Juan) почти наверняка из тех, кто говорит по-испански; два столетия назад он к тому же с практически стопроцентной вероятностью оказался бы католиком, хотя в наше время может быть и атеистом. А вот принадлежность Хуана к мусульманам или индуистам сомнительна.

Впрочем, как уже говорилось, эти правила не универсальны — традиции именования в современную эпоху могут размываться под влиянием моды. И вряд ли Хуана назвали Хуаном для того, чтобы отличать его от англоязычных Джонов или русскоязычных Иванов — об этом родители Хуана совершенно точно не думали. Существует множество племен, до недавнего времени живших в сравнительной изоляции, — для них потребность отличать себя от других сообществ была явно не на первом месте, и все же у каждого есть своя традиция имянаречения.

Неизвестно ни одного примера общества, которое обходилось бы вовсе без имен, если, конечно, не считать таковым концлагерь с номерами

Противоречия разрешаются, если предположить, что имя необходимо для идентификации личности внутри собственной родословной (родственники же с большой долей вероятности принадлежат к одной этнической и конфессиональной группе). Наши современные сочетания «имя + фамилия» (а у русских, болгар и корейцев имеются также и отчества) отражают именно родственные связи. В древности, когда люди жили малыми группами, для идентификации родичей хватало одного имени, но при разрастании сообществ все чаще возникали проблемы. Людей, которых надо различать — как современников, так и предков, — становилось слишком много.

Древние греки пробовали добавлять к имени информацию о месте происхождения, чтобы отличать, скажем, Диогена Лаэртского от Диогена Синопского. Более сложную систему развили римляне, у которых имена были тройными: первое имя (преномен) было собственно именем, затем следовало родовое имя (номен), а затем прозвище (когномен). Например, Гай Юлий Цезарь (Gaius Julius Caesar) означает «Гай из рода Юлиев по прозвищу Цезарь».

Отметим, что «прозвища» у римлян необязательно были семантически прозрачны — в случае с «Цезарем» сами римляне расходились во мнениях, что означает это слово и какова его этимология. Дочерей называли по родовому имени отца: Юлия была дочерью мужчины по имени Юлий.

Система личных имен у римлян была крайне консервативна и ограничивалась очень узким набором. Но даже и в римскую систему имен проникали заимствования. Например, римские рабы часто носили греческие имена (вначале потому, что они могли быть реальными этническими греками, позже греческие имена им мог давать хозяин). Став вольноотпущенником, раб вместе с римским гражданством получал преномен и номен бывшего хозяина, а греческое имя становилось когноменом.

Итак, в принципе имя может быть заимствовано, если в сообщество приходит представитель другой этнической группы и достаточно долго проживает там. Но архаические сообщества нередко сопротивляются такой инновации и требуют, чтобы новый член сменил свое имя и стал именоваться по традиции. В наши дни ритуал «приема в племя» с получением туземного имени даже стал популярным туристическим аттракционом. Не столь весело, вероятно, чувствовали себя иностранцы в Московской Руси XVI–XVII веков: московские писари запросто переименовывали Джона в Ивана (и хорошо еще, если не в Ивашку, как требовал протокол официальных обращений в Московском царстве), Джерома — в Еремея, Вильяма — в Ульяна, Якоба — в Якушку.

Под пером особо креативных чиновников даже немец Готфрид становился Богданом

Очевидно, составители документов не упускали случая похвалиться знанием немецкого, демонстрируя, что понимают этимологию имени с основой на Gott. Хотя в наши дни на любом курсе теории перевода вам скажут, что имена переводить не принято. Любопытное исключение из этого правила составляют индейские имена: Кожаный Чулок Фенимора Купера, конечно же, в английском оригинале Leatherstocking, а, например, в итальянском переводе — Calze di Cuoio.

Однако имена Иван, Ульян, Еремей ничуть не более русские, чем Джон, Уильям или Джером. Они заимствованы, просто это произошло давно и они стали привычными в русском быту.

Как же все-таки происходит заимствование имен, учитывая, что сообщества обычно сопротивляются внедрению чужеродной ономастики? Факторов, способствующих проникновению заимствованных имен в обиход, множество: религия, политика, культура и другие. Наиболее интересны для нас два пути такого межнационального обмена.

Древнейший и самый очевидный путь — смена вероисповедания. Если, допустим, какое-то сообщество официально принимает одну из авраамических религий (христианство, иудаизм или ислам), это часто ведет к смене имен с «языческих» на «христианские», «мусульманские» и т. д. Часто, но не всегда. У греков, например, никакого разграничения между «языческими» и «христианскими» именами не было и нет: так, имя Филипп (Philippos) ныне считается православным, поскольку так звали апостола из Нового Завета, но то же имя носил отец Александра Македонского задолго до христианской эры. Да и само имя Александр и православными, и католиками, и протестантами ныне ощущается как вполне христианское.

Однако, когда христианство попадает в регионы, где с ним еще не были знакомы раньше, новообращенным начинают давать имена святых, уже канонизированных соответствующими церквями ранее. А поскольку местные святые пока еще не появились, имена даются в честь иностранных святых — например, Георгия Победоносца, который оказался одним из самых популярных покровителей во всем мире.

Вряд ли, к примеру, Джордж Клуни догадывается, что он тезка Юрия Долгорукого и что они названы в честь одного и того же святого

Имя Юрий — исторически не что иное, как вариант произношения имени Георгий (сокращение из древнерусского Гюргий).

Отношения между языческим и крестильным набором имен в разных странах складывались по-разному. На Руси языческие имена бытовали параллельно с крестильными вплоть до Петровской эпохи, когда они были запрещены. Многие из наших предков не использовали свои христианские имена ни в быту, ни даже в документах.

Знаменитые новгородские берестяные грамоты пестрят именами наподобие Гостята, Доманег, Миронег, Путила, Нежка, Жирята, Твердислав и т. д. Сами русские князья долгое время предпочитали официально называться языческими именами — например, всем известный князь Владимир, креститель Руси, носил христианское имя Василий, но сейчас об этом знают только специалисты по древнерусской истории. Ведь и в летописях, и на монетах собственной чеканки он именуется Владимиром. В этом смысле Юрий Долгорукий скорее исключение для домонгольской эпохи.

Подавляющее большинство христианских имен в России — греческого либо древнееврейского (то есть библейского) происхождения. К первым относятся Александр (а), Алексей, Денис (упрощенное из Дионис), Петр, Евгений, Степан, Филипп, Елена, Ксения. Ко вторым — Мария, Иван (упрощенное из Иоанн), Яков, Захар, Семен, а среди немодных в наши дни — Елисей и Еремей (из Иеремия — по имени этого пророка озаглавлена одна из ветхозаветных книг).

Впрочем, элементарные сведения о происхождении русских имен можно найти на сотнях популярных сайтов, где, как правило, объясняется и их «значение». Как теперь нам с вами понятно, никакого «значения» у имен нет — у них есть только этимология, связь их происхождения с определенными словами.

Например, Ксения происходит от греческого xenía «гостеприимство». Но наши предки вовсе не думали об этимологии греческих и еврейских имен, когда крестили ими детей, — даже среди священников почти никто не владел древними языками. Имя полагалось брать из церковного календаря по дню рождения ребенка, а если получившийся вариант не нравился (вспомним, как мучились родители гоголевского Акакия Акакиевича!), то в миру человека просто звали как-то по-другому. Вначале такие мирские имена были языческими, а в более позднюю эпоху все чаще выбирались из христианского же репертуара.

Лишь немногие имена, признанные РПЦ, другого происхождения — исконное русское имя Владимир (разумеется, в честь крестителя Руси), болгарское Борис и скандинавское Глеб (из Guðleifr). Пример родных братьев, князей Бориса и Глеба ярко показывает, что уже в XI веке эти имена были достаточно освоены на Руси и их иностранное происхождение не ощущалось. Но для того, чтобы они вошли в христианский календарь, понадобилось трагическое событие — мученическая гибель обоих молодых людей. Пока князья были живы, они носили христианские имена Роман и Давид.

Столь жесткое разграничение «христианских» и «нехристианских» имен свойственно только русской традиции

У других славянских народов оно отсутствует, потому что нет обязательной привязки имянаречения ко дню памяти святого, когда родился ребенок. Южные и западные славяне спокойно пользуются дохристианскими именами, что иногда приводит к серьезным конфликтам культур, весьма досадным:

В статье диакона Федора Котрелева 2008 года, где приводится это письмо, подробно рассматриваются отличия ономастических традиций у других православных народов. Они часто не совпадают с русской, и многие народы наряду с заимствованными греческими и еврейскими именами продолжают использовать свои традиционные дохристианские имена.

Еще сложнее обстоит дело с исконной и заимствованной ономастикой в Западной Европе. Во-первых, там языческие имена никогда не подпадали под формальный запрет и не рассматривались церковью как «ненастоящие». Еще живший в IV веке переводчик Библии на готский язык остался в истории как Ульфила — «волчишка». А ведь он был ни много ни мало епископом. По-видимому, для готов даже духовный сан не был поводом сменить имя.

У немцев тоже с глубокой старины совершенно на равных сосуществуют дохристианские имена типа Wolfgang, Siegfried, Wilhelm и чисто христианские типа Johann, Jacob, Martha. В далеком XI веке древнерусские церковные писатели упрекали «латинян», то есть католиков, за то, что они при крещении «имени же не нарицают святого, но како его прозовут родители своя», так и называют ребенка.

Это верно лишь отчасти, поскольку в Западной Европе «языческие» по форме имена часто являются именами ранних местных святых, которых, как наших Бориса и Глеба, почитают под их светскими именами дохристианского происхождения. Например, шведские и норвежские Олафы вот уже тысячу лет получают имена в честь короля Олафа Святого, современника Ярослава Мудрого (древнеисландский рассказ «Прядь об Эймунде» даже приписывает Олафу роман с супругой Ярослава).

Английские Освальды названы в честь англосаксонского первомученика короля Освальда, жившего в VII веке и погибшего в бою с язычниками. Наверное, вы сейчас вспомнили Освальда Шпенглера и других известных немцев с этим именем? Да, в наши дни имя Освальд гораздо популярнее в немецкоязычной среде, чем в англоязычной. Но оно заимствовано у англичан, потому что форма с начальным О — англосаксонская. Если бы оно было исконно немецким, оно имело бы вид не Oswald, а Answald.

Имя Людвиг (Ludwig), которое кажется эталонно немецким, тоже заимствовано — из языка древних франков. Это онемеченный вариант имени Хлодвиг (Hlodowig). Из школьной истории мы помним, что так звали первого христианского короля франков, жившего в V веке. Франкский язык не был родственным французскому — это был германский язык, от которого впоследствии произошел нидерландский. На территории бывшей римской Галлии франки утратили свой исконный язык и заговорили на диалекте народной латыни, который потом станет французским языком. А вот германское имя короля-крестителя осталось — на латыни оно звучало как Chlodovechus и стало популярнейшим династическим именем французских королей.

Позже его записывали как Ludovicus, оттого и в нашей историографии французские короли стали Людовиками, хотя на современном французском это имя звучит как Louis. Один из Людовиков, под номером IX, был причислен к лику святых, что только прибавило популярности имени. Имя присвоили многие христианские народы Западной Европы — у итальянцев, например, оно звучит как Lodovico/Ludovico.

А значит, и поэт Лудовико Ариосто (1474–1533), автор «Неистового Роланда», и композитор Людвиг ван Бетховен (1770–1827) и все французские короли Людовики — тезки!

Такой интенсивный обмен именами как между родственными, так и между неродственными языками — характерная особенность западноевропейского Средневековья. Как только представитель какого-либо народа причислялся к католическим святым, его имя начинало восприниматься как часть общей христианской традиции и свободно путешествовало между странами и культурами (единственные ограничения, которые могли возникать, — специфика местных семейных и династических традиций).

Средневековой Европе не было известно современное представление о национальной идентичности, и идея выбирать имя ради того, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к этнической группе, обычная в наши дни, показалась бы средневековому человеку крайне странной.

В эпоху Реформации нарождающиеся протестантские церкви были настроены резко против культа святых и стремились его отменить. Это одна из причин, по которой протестанты ввели в активное употребление ветхозаветные еврейские имена — Авраам (Абрахам), Исаак, Иаков (Якоб, Джеймс), Эсфирь (Эстер), Сара. В католическом Средневековье многие из этих имен воспринимались как непрестижные или даже нехристианские. Встретив на страницах школьного учебника Исаака Ньютона и Авраама Линкольна, мало кто задумывается о том, что эти имена — такая же неотъемлемая примета Нового времени, как закон всемирного тяготения или президентская республика.

Как и другие заимствования, христианские имена могли подвергаться своеобразной народной этимологизации. Например, для исландцев, крестившихся поздно по европейским меркам — в 1000 году, — была характерна традиция отождествлять заимствованные христианские имена с традиционными языческими: дохристианское имя Стефнир переосмыслялось как христианское Стефан, Туми — как уменьшительное от Томас (то есть Фома), Эйстейн становился Августином, а Торд (Þórðr, что в Средневековье могло записываться как Thordur) — Теодором (Theodor).

В более редких случаях встречается калькирование имен: греч. Theódōros — лат. Deodatus (итал. Deodato) — франц. Dieudonné — укр. Богдан.

У тюркоязычных народов распространение пришлых имен связано с исламом, и заимствовались имена арабского происхождения. Поскольку в исламе нет специального календаря святых, то нет и обязательности в имянаречении, использование арабских религиозных имен — чисто символический знак благочестия, подобно использованию ветхозаветных имен у протестантов.

По этой причине в тюркских сообществах все еще сохраняется обширный фонд традиционных доисламских имен — Батыр («богатырь»), А (р)слан («лев», снова вспомним роман Клайва Льюиса), Темир/Тимур («железо»), Айгуль («лунный цветок»), Юлдуз («звезда»). Несложно догадаться, какие из них мужские, а какие женские.

В исконно тюркской традиции фонд имен открытый и именем может служить любое понравившееся слово или словосочетание — или, наоборот, ругательство, если ребенка хотят защитить от сглаза

Но при этом наряду с традиционными тюркскими именами бытуют и заимствованные арабские имена. Они чаще всего двух типов. Во-первых, это имена коранических персонажей, частично совпадающие с ветхозаветными: Мухаммед, Фатима, Мириам (= Мария), Муса (= Моисей), Сулейман (= Соломон), Ильяс (= Илия), Ибрагим (= Авраам) и др. Во-вторых, это различные комбинации с упоминанием Аллаха: Абдулла (букв. «раб Божий»), Хабибулла (букв. «любимый Богом»), Файзулла («щедрость Бога») и т. д. Такие имена в лингвистике называются теофорными, то есть «богоносными».

Иногда такие сложносоставные имена сокращаются и переосмысляются, например: Абдул-Рашид/Абдуррашид (букв. «слуга праведного») => Рашид («праведный», то есть эпитет относится уже не к Богу, а к человеку).

Интересно, что эта гибкость в выборе имен, свойственная традиционно мусульманским сообществам тюркских народов, исчезает, когда речь идет о современных христианах, перешедших в ислам, — они неизменно принимают арабские имена независимо от своей исходной этнической принадлежности: в начале этой главы уже упоминался американец Кассиус Марселлус Клей, ставший Мохаммедом Али.

Арабский язык настолько же неродственный тюркским языкам, насколько иврит — индоевропейским, на которых говорит большинство народов Европы, при этом оба относятся к семитской языковой семье. Вот так вышло, что на пространстве от Швеции до Татарстана можно встретить человека с именем семитского происхождения, чьи предки с вероятностью в 99% вообще никогда не говорили на семитских языках.