В издательстве «КомпасГид» вышел сборник рассказов Виктории Ледерман «Уроков не будет!». Каждый из них рассказывает о жизни учеников начальной школы с первого по четвёртый класс. «Мел» публикует фрагмент из рассказа о том, что происходит, если на смену любимой учительницы французского приходит новая — строгая и требовательная.

Ромка Орешкин ворвался в свой третий «А» как ураган, даже стул по пути опрокинул.

— Французского не будет! — восторженно завопил он. — «Французы», домой! А ля мезон!

— Ура-а-а! — разом взревели девять человек из французской группы. Остальные семнадцать только завистливо вздохнули. Эта радостная новость их не касалась. Они были «англичанами». И им предстояло сейчас писать словарный диктант на тему «Одежда».

— Вечно этим «французам» везет, — ворчали они, собирая школьные сумки, чтобы идти в кабинет английского языка. — И так толком не учатся, а еще уроки у них отменяют. И учительница добрая, не то что у нас!

«Французы» скакали по классу, злорадно хохотали и кричали:

— Раньше надо было думать! Нечего было на английский записываться! Сбежали от нас! Вот и мучайтесь теперь.

«Англичане» хмурились, огрызались и по одному исчезали за дверью. Если бы они только знали, что французский учить легче, ни за что бы не согласились на английский! Это всё мамы. Это они ходили гурьбой за учительницей английского и умоляли:

— Ну возьмите моего сына к себе! Мы хотим на английский.

— Моя дочь обязательно должна учить английский! Она с четырех лет ходит к репетитору.

— Зачем нам французский? Куда мы с ним потом? Сейчас кругом английский.

Англичанка сопротивлялась как могла, говорила, что возьмет ровно половину класса, как и положено. А половина класса — это тринадцать человек. Группа не резиновая, лишние ученики туда не поместятся. Но в конце концов самым настойчивым мамам удалось втиснуть в английскую группу еще четверых. Вот и получился такой перевес — семнадцать «англичан» и всего девять «французов».

— А почему не будет французского? — спросила Даша Каткова, круглая отличница. — Лидия Сергеевна простудилась?

— Да нет, не простудилась! — крикнул Ромка, лихо отплясывая на парте. — Руку сломала. Так сильно, что аж в больнице лежит.

Шум постепенно стих. «Французы» растерянно замолчали. И Ромка опомнился и слез с парты. Как-то нехорошо так бурно радоваться, когда любимая учительница лежит в больнице. Ведь она уже старенькая, ну совсем бабушка. А старым людям ломать ничего нельзя. У них кости плохо срастаются.

— А у меня папа ногу ломал, — помолчав, сказал Максим Данилов. — Целых два месяца по дому на одной ноге прыгал. А когда гипс сняли, он с палочкой ходил, потому что нога еще долго не сгибалась.

— А я руку ломала. — Лера показала на правую кисть. — Вот здесь. Больно — ужас!

— А я обе, — похвастал Стас Ковальчук. — У меня руки были в гипсе и вот такие растопыренные в разные стороны. Я даже в дверь не мог войти. И меня с ложки кормили, как маленького.

Все снова зашумели. Стали кричать и наперебой хвастаться, кто что ломал в детстве. А потом Артем Мирошниченко, который никогда ничего не ломал, сказал:

— Так, значит, Лидия Сергеевна и на следующий урок не придет?

— Конечно, не придет! — воскликнул Ромка. — Кто ж ее из больницы отпустит? Она долго болеть будет. Может, даже до конца четверти.

И все снова стали потихоньку радоваться. Хоть и любимая учительница, хоть и ставила она всегда пятерки, но совсем без урока лучше! Целый месяц не будет французского, и можно идти домой уже после четвертого урока. А в пятницу — даже после третьего. А эти дурачки «англичане» пусть сидят за партами и зубрят свои неправильные глаголы.

Тут прозвенел звонок на урок, в класс вернулась учительница третьего «А» Ольга Викторовна. И действительно отпустила всех «французов» по домам. Она отпустила их и в среду, и в пятницу. Потом они уже и сами уходили, не дожидаясь разрешения. А чего дожидаться, если и так ясно, что урок вести некому? Правда, в школе была еще одна учительница французского, но на ней «висело» так много классов, что еще одну маленькую группу «повесить» было просто некуда.

И вдруг через две недели на последнем уроке Ольга Викторовна объявила:

— Французская группа, никуда не уходите. Сегодня у вас будет урок.

«Французы» переглянулись и зашептались. Какой еще урок? Неужели Лидия Сергеевна вернулась? Почему так рано? За две недели сложные переломы не вылечиваются. «Англичане» собрались и ушли в другой кабинет, а «французы» остались на своих местах. В школе был всего один кабинет французского языка, и как раз в это время его занимали старшеклассники. Поэтому французская группа обычно училась в своем классе. Со звонком пришла Ольга Викторовна и привела с собой какую-то невысокую девушку в очках. Наверно, из одиннадцатого класса. А может, даже из десятого.

— Еще чего, — пробормотал себе под нос Ромка, — вот только старшеклассники нас не учили!

— Во-во! Будет корчить из себя крутую училку, — прошептал в ответ Максим.

Все, кто сидел рядом, согласно закивали.

— Познакомьтесь, ребята, — сказала Ольга Викторовна. — Это ваша новая учительница французского языка, Владислава Константиновна.

«Французы» застыли с открытыми ртами. Как учительница? Вот эта маленькая худенькая десятиклассница — учительница? Разве учителя такими бывают?

— Владислава Константиновна учится в институте. А в нашей школе она проходит практику и будет замещать Лидию Сергеевну. Ну ладно, вы пока знакомьтесь, а я выйду ненадолго. Но имейте в виду, Орешкин и Ковальчук, и Данилов с ними: я здесь, рядом. Ведите себя прилично.

Ольга Викторовна ушла. А не похожая на учительницу Владислава Константиновна подошла к столу, положила учебник и тетрадь, которые держала в руках, и вдруг заговорила на непонятном языке.

— Вау! — восхищенно прошептала отличница Даша Каткова, когда Владислава Константиновна замолчала. — Класс! Звучит как песня.

Остальные сидели и хлопали глазами. Из всего, что сказала новая учительница, они поняли только одно слово — «бонжур». И то сомневались, тот ли это «бонжур», который «здравствуйте». Владислава Константиновна произнесла его совсем по-другому, как-то по-иностранному. И сама стала вдруг похожа на иностранку. Даже появились кое-какие сомнения в том, что она вообще умеет говорить по-русски.

Но, оказалось, умеет.

— Ребята, вы всё поняли? — спросила учительница.

И сразу стало понятно, что никакая она не иностранка. По-русски она говорила свободно и без акцента.

— Неа, мы вообще ничего не поняли, — сказал Ромка. — А вы на каком языке говорили?

— На китайском! — фыркнул Стас, и все сразу захихикали и завозились.

— Я говорила по-французски, — без улыбки сказала Владислава Константиновна. — Это самые простые фразы, которые в конце третьего класса уже надо знать. Ну хорошо, я буду говорить медленнее, чтобы вам было понятно. Может быть, вы просто не привыкли к моему произношению.

Владислава Константиновна заглянула в журнал: — Балабанова!

Лера встала.

— Что надо сказать? — спросила учительница.

— Кому сказать? — не поняла Лера.

— Мне.

— Вам?

— Мне, мне. Я называю твою фамилию, ты встаешь и говоришь… что?

— Что? — тупо повторила Лера.

Владислава Константиновна сжала губы и поправила очки. Наверно, рассердилась. А может, она сжимала губы и поправляла очки независимо от своего настроения. Этого никто из группы не знал. Они же видели ее в первый раз в жизни.

Учительница снова заглянула в журнал: — Данилов!

Максим встал. Он, конечно, понял, что должен что-то сказать. Но он и представления не имел, что именно надо говорить. Лидия Сергеевна начинала урок совсем не так. И общалась с ними всегда по-русски.

— Ну? — Владислава Константиновна выжидательно уставилась на Максима. Тот помолчал, помолчал и спросил:

— Что?

— Говори.

— Что?

— Перестань «чтокать»!

— Я не «чтокаю». А что говорить?

— Сэ муа, — сказала учительница, снова поправляя очки. На этот раз нервно. Наверно, уже и в самом деле сердилась. — Ты должен сказать: сэ муа.

— А что это?

— «Это я».

— Вы?

— Данилов, прекрати паясничать! Фраза так переводится: «Это я». Сэ муа. Третий «А», вы надо мной издеваетесь? Почему вы притворяетесь, что ничего не понимаете?

Ее голос напряженно зазвенел, а щеки покраснели. — Мы не притворяемся! — воскликнула Яна Садовская. — Мы и правда ничего не понимаем. Мы не знаем таких слов.

Все согласно закивали с очень серьезными лицами. Чтобы новая учительница перестала думать, что они над ней издеваются. Владислава Константиновна растерянно спросила:

— Как не знаете? Это программа второго класса. Вы не знаете фраз, которые говорят в начале урока? Может, вы и фраз о погоде никогда не слышали?

— Нет, — сказала Яна.

Француженка недоверчиво переводила взгляд с одного на другого.

— А как знакомиться, знаете? Назвать свое имя, спросить, как зовут собеседника, сказать, что вам очень приятно?

Группа молча качала головами.

— Ничего не понимаю, — пробормотала Владислава Константиновна. — У вас же в журнале одни пятерки. А что ж вы тогда знаете?

— «Бонжур» знаем и еще «о’ревуар», — сказал Артем. — А ля мезон, — добавил Ромка. — А л’еколь.

Все оживились и стали выкрикивать французские слова, которые приходили в голову:

— Тужур! — Лямур! — Пардон! — Мерси!

Но очень скоро слова иссякли, и группа замолчала. — Это всё? За полтора года? — спросила Владислава Константиновна и покачала головой. — О-ля-ля!

Все дружно засмеялись — так смешно у нее это получилось. Но француженка и не думала смеяться. Она стала проверять, как группа читает, пишет и переводит. Потом сняла очки и долго их протирала.

— О-ля-ля! Кэль кошмар! — сказала она по-французски. Наверное, по привычке. А потом вспомнила, что ее никто не понимает, и перешла на русский. — Какой кошмар! Третий «А», это все очень печально. Читать и писать вы не умеете, слов не знаете, о произношении я вообще молчу. Как я вам выставлю оценки за третью четверть? Фактически у всех двойки. Ну, кроме Катковой. У нее очень слабенькая четверка, почти тройка.

Даша испуганно ахнула. Какая тройка? У нее никогда не было даже четверок, ни по одному предмету.

— А нам Лидия Сергеевна выставит, — сердито буркнул Ромка. Он обиделся за свою двойку по чтению. У Лидии Сергеевны он всегда читал на четыре. И что она раскомандовалась, эта Владислава Константиновна? Она даже не настоящая учительница, она всего лишь практику проходит. Значит, скоро уйдет обратно в свой институт. Вот Лидия Сергеевна вернется, и все будет по-старому.

— Могу вас огорчить, Лидия Сергеевна в этой четверти не придет, — сказала Владислава Константиновна. — Поэтому оценки буду выставлять я. Приготовьтесь, нам с вами придется очень много работать и очень много учить. У вас огромные пробелы в знаниях. Просто бездонные ямы, а не пробелы.

Все буквально онемели. Вот это новость! Жили, не тужили, и тут — бац! Новая учительница! Да еще собирается переучивать их по-своему. Кошмар!

Но все оказалось гораздо хуже, чем просто кошмар. Французский язык вдруг стал главным предметом. Раньше Ромка мог в школе на перемене заглянуть в учебник, посмотреть, что задали, и тут же его захлопнуть. И все равно меньше четверки никогда не получал. Если он читал или отвечал неправильно, Лидия Сергеевна поправляла его и просила повторить правильный вариант. Он послушно повторял, но тут же забывал. А зачем помнить? Лидия Сергеевна добрая, она и в следующий раз точно так же поправит. И оценку не снизит. А если вдруг не написал домашнее упражнение, всегда можно что-то придумать, и она поверит.

Она была будто и не учительница вовсе, а общая бабушка. Каждого могла пожалеть, с каждым поговорить по душам… Даже ругала и то ласково. Им все «англичане» завидовали и мечтали перейти во французскую группу.

А теперь оказалось, что учить французский не так уж и весело. И ужасно сложно. И что на домашние задания уходит времени больше, чем на русский, математику и литературное чтение вместе взятые. Владислава Константиновна очень много задавала. Но самое главное — она потом спрашивала то, что задавала. И на уроках говорила только по-французски. И заставляла группу отвечать по-французски на свои вопросы. Она учила правильно читать и правильно произносить. Слушала ответы, вздыхала: «О-ля-ля!» или «Кэль кошмар!». И ставила всем тройки. А иногда и двойки.

— Этот французский — просто жуть! — возмущалась группа. — Как это можно выговорить? Язык сломаешь! Эта Владислава Константиновна просто издевается над нами! Хотим Лидию Сергеевну!

Они теперь оставались в четверг после пятого урока на французский, хотя в расписании в этот день иностранного языка не было вовсе. Новая француженка решила, что трех раз в неделю недостаточно, чтобы догнать программу, и проводила лишний урок в свое свободное время. Вот и получалось, что французский надо учить почти каждый день. Теперь пришла очередь «англичан» злорадно хихикать и отпускать колкие шутки. Они были счастливы, что наконец-то наступила справедливость. Теперь «французы» мучаются так же, как мучились они.