Студент ВГИКа Артём Фирсанов снял дипломный фильм о том, как вуз не даёт ему снимать фильм про режиссёра Кирилла Серебренникова. Ему поставили тройку, в соцсетях разразился скандал. Студенту пишут слова поддержки, а вуз обвиняют в цензуре. Артём и декан режиссёрского факультета Николая Скуйбин рассказали «Мелу», в чём, по их мнению, причина конфликта.

Артём Фирсанов, выпускник режиссёрского факультета ВГИКа, автор фильма

«Я лишь делал так, как нас учили»

Я собирался снимать поэтический фильм-наблюдение, как Кирилл Серебренников, находясь под домашним арестом, ставит в «Гоголь-центре» спектакль «Барокко». Искал хронику в театральном музее имени Бахрушина, чтобы рассказать историю здания, где находится сейчас «Гоголь-центр». Эту идею фильма в институте поддержали.

С проблемами я столкнулся на учебной киностудии ВГИКа. Мы хотели снять сцену, где разные люди, сменяя друг друга, произносили бы по предложениям речь Кирилла Серебренникова на суде. Это был коллективный портрет режиссёра. Его самого по очевидным причинам не могло быть достаточно много в фильме. Так мы решили проблему с его физическим отсутствием в кадре.

Эти творческие вопросы мы спокойно обсудили на кафедре. Как любому студенту, мне положен бюджет на дипломную работу. Для съёмок этой сцены мы хотели арендовать локацию, подготовили документы. Но на учебной студии нам сказали: «Зачем вам арендовать, снимайте в нашем свободном павильоне». Была середина учебного года, нам не хотелось терять время, и мы согласились.

Для сцены нужно было достаточно много людей. Мы опубликовали пост на фейсбуке, что проводим акцию в поддержку Кирилла Серебренникова. Я не считаю, что должен был согласовывать эту формулировку со ВГИКом. Нам было важно собрать людей, заинтересовать их. Почему я должен ставить руководство вуза в известность, кого и почему я поддерживаю?

Но как только обычная съёмка превратилась в акцию поддержки Кирилла Серебренникова, в институте возмутились. Сказали, что это политическая акция и проводить её в вузе нельзя. Но, простите, мы же сами не хотели проводить её во ВГИКе, на нас решили сэкономить!

В итоге с учебной киностудией мы провели всего несколько смен и успели снять только отдельные кадры. Этот материал я так и не получил. Механик камеры забрал карту памяти, отвёз во ВГИК и перекачал материал на жёсткий диск института. Это порядок, который прописан в договоре со студией, но обычно его никто не придерживался.

Мне сказали, что фильм не покинет ВГИК без разрешения киностудии и что монтировать его буду не я как режиссёр, а другой человек. Работать в такой обстановке было невозможно. Мы посоветовались с творческой группой и решили расторгнуть договор со ВГИКом и снимать фильм о театре своими силами.

В течение года я записывал разговоры с сотрудниками студии и института, как они высказываются о моём фильме и чинят мне препятствия. Нас, документалистов, учили записывать и снимать всё, что происходит вокруг. Тем более когда мы сталкиваемся с открытым конфликтом. Не вижу в этом ничего предосудительного: я лишь делал так, как нас учили.

«Если бы не я, нашёлся бы другой студент, который поднял бы эту тему»

В итоге у меня набрался материал на две темы — о Серебренникове и театре и о том, как мне не дают снимать. Я не понимал, как соединить это в одном фильме, хотел посоветоваться с преподавателями.

За два-три месяца до защиты показал отснятый материал мастеру и педагогу по монтажу. Они отказались комментировать мою работу

Педагог по монтажу только заметила, что эти две истории — материал для двух разных фильмов. Я понял, что проблема слепой цензуры не менее важная и нужно делать фильм про ВГИК.

Фильм частично снят на телефон скрытой камерой, события разворачиваются в хронологическом порядке. Что касается обвинений, что я якобы специально монтировал видео так, чтобы сгустить краски, то все слова, которые вошли в фильм, были действительно мне сказаны. И если они были жёсткими, то я, конечно, вставлял их в фильм. Это усиливает впечатление. Уверен, что, если бы не я, нашёлся бы другой студент, который поднял бы эту тему.

«Всю мою защиту снимали на камеры, хотя такой практики во ВГИКе никогда не было»

В день защиты моего фильма я не торопился. Фильмы обычно смотрят в алфавитном порядке, значит, до меня очередь дойдёт последним. Но утром декан прислал сообщение, что по техническим причинам показ перенесут в другой зал. Якобы там мог перегреться проектор. Я побежал проверять аудиторию — и оказалось вдруг, что мой фильм смотрят первым. Без меня. Я успел только к концу.

На защите меня тоже вызвали первым. Когда дали слово, я начал зачитывать имена 70 моих гостей, которых не пустили на показ

Решил так сделать ещё накануне, когда узнал, что никого из них не будет. Для меня было важно начать первое выступление на защите именно так. Мне кажется, то, что моих гостей не пустили в институт, касается фильма: это же очередной прямой запрет, об этом я и снимал.

Всю мою защиту снимали на камеры, хотя такой практики во ВГИКе никогда не было. Будто в моей критике вуз видит какую-то опасность. Я был единственным, кто получил в тот день тройку. На защите мне не задали ни одного вопроса, рецензию прочитали после напоминания, не дали последнего слова. Я подал апелляцию.

«Я спросил: „Вы только сейчас заметили, что я вас записываю?«»

В аудитории, где совещалась апелляционная комиссия, я оставил рубашку, в её кармане лежал диктофон. Его было видно, я его не скрывал. За год все уже привыкли, что я постоянно записываю всё на диктофон. После обсуждения меня попросили зайти в другую комнату, где есть видеонаблюдение. Я сказал, что мне нужно забрать свои личные вещи из аудитории, где проходило совещание. Но вместо этого дверь захлопнули и сказали, что в моих вещах нашли записывающее устройство.

Я спросил: «Вы только сейчас заметили, что я вас записываю?» Сказал, что нельзя удерживать чужое имущество. Они — что нельзя вести скрытую запись. Удалить запись я отказался. Тогда стали зачитывать решение апелляционной комиссии и после этого сказали, что я могу забрать диктофон.

Я сначала удивился, но потом увидел, что в диктофоне нет карточки памяти. Комиссия сказала, что никакой карточки не видела

Я отказался уходить: на кафедре пропали мои вещи, а комиссия, получается, могла в этом участвовать. Все вышли, из коридора мне сказали, что вызовут наряд. Я подумал, что они имеют в виду охрану ВГИКа. Но кто-то нажал тревожную кнопку, и на кафедру пришли четыре сотрудника Росгвардии в полном обмундировании и с автоматами. Они встали вокруг меня, но по ним казалось, что они сами не очень понимают, почему их сюда вызвали. Из аудитории я не выходил, пока не дождался полиции. Она, наверное, должна была опечатать помещение. Если бы я вышел, аудиторию бы просто закрыли.

Журналисты рассказали мне, что сейчас ВГИК хочет выложить мой фильм. Разрешения у меня на это не спрашивали. Хотя не думаю, что у вуза действительно нет каких-то прав на это. Но странно, что сначала все прикладывали усилия, чтобы он вообще не состоялся, а теперь сами хотят его выложить. Оценку — тройку — я принял и горжусь ею.

Фильм заканчивается такой сценой: молодой человек стоит зимой на вышке бассейна «Чайка», ему холодно, он делает шаг и прыгает вниз. Момент погружения в воду мы не видим, и кажется, будто человек упал в пустоту — это метафора всего, что происходило со мной во ВГИКе за последний год.

Николай Скуйбин, декан режиссёрского факультета ВГИКа

«Это провокация с расчётом, что Артём получит двойку и ВГИК обвинят в том, что он запретил работу смелого режиссёра»

Изначально Артём хотел снять фильм с очень интересным замыслом: как Кирилл Серебренников, находясь под домашним арестом, продолжает руководить «Гоголь-центром», участвовать в постановке спектаклей — в общем, продолжает творческую деятельность. Вместо этого он снял материал, полностью состоящий из записей видео и аудио, снятых исподтишка с сотрудниками института, учебной киностудии, о том, что институт якобы запрещал ему снимать фильм про режиссёра.

Это полная ерунда. ВГИК, наоборот, был заинтересован, чтобы он работу закончил. Но ему, видимо, это было неинтересно, поскольку не предполагало провокации. Работа, которую он предложил в качестве диплома, художественной ценности не представляет, но является основанием для новой провокации — с расчётом на то, что Артём получит двойку, а ВГИК обвинят в том, что он запретил работу смелого режиссёра.

В сети, как я вижу, идёт постоянный хайп, и, видимо, он и был нужен студенту

Фильм про Серебренникова после его освобождения из-под домашнего ареста, судя по всему, скандального и общественного резонанса иметь не мог.

«Вокруг работы намеренно создавалась нездоровая обстановка»

Всё, что делал Артём, было, к сожалению, основано на провокации. Вокруг его работы намеренно создавалась нездоровая обстановка. Он выводил людей на разговоры, которые подходили ему, и использовал их при монтаже.

Например, пришёл ко мне в кабинет, чтобы обсудить ситуацию, мы её подробно обсудили. Артём тайно снял этот диалог, нарезал на фразы и использовал в фильме. Увидев, как и в каком контексте он использовал мои слова, я спросил, записывает ли он меня сейчас, и когда он это подтвердил, я сказал ему, что он подлец.

Работа над этим фильмом началась с провокации, когда вместо киносъёмки была объявлена акция в поддержку Кирилла Серебренникова. Это было сделано в расчёте на то, что ВГИК её запретит. И он запретил, потому что на территории учебного заведения нельзя проводить политические акции. Всё это попало в сеть.

После организации провокационной акции во ВГИКе ректор потребовал от кафедры обсудить, стоит продолжать снимать фильм или нет. Кафедра приняла решение фильм продолжать. Но на само обсуждение без приглашения пришёл вдохновитель Артёма драматург Валерий Печейкин, вёл себя нагло, всячески мешал. Было много крика, шума, Артём всё это снимал на видео. И это тоже вошло в фильм.

Мы не можем сейчас выложить эту работу [в открытый доступ]: там много мата, и это было бы незаконно. Но как только мы «запикаем» матерные выражения, работа будет выложена в общий доступ и предмет разговора будет понятен.

«Члены государственной комиссии были против тройки»

Артём — человек способный, свои предыдущие фильмы он делал достаточно профессионально. Если бы мы поставили ему двойку, это было бы похоже на месть и расправу над студентом, который отстаивает свою позицию.

Хотя ряд членов государственной экзаменационной комиссии были против тройки. По их мнению, то, что сделал Артём, не имеет никакого отношения к искусству. С моральной точки зрения это недопустимо, а с точки зрения искусства интереса не представляет.

В 910-й аудитории (где изначально должны были проводить просмотры дипломных фильмов) действительно случаются проблемы с проектором. У меня, например, из-за этого однажды был сорван экзамен. Проводить защиту в этой аудитории — не очень удачная идея. В любом случае, просмотр прошёл без накладок, все студенты, интересовавшиеся защитой, пришли, и в зале ещё оставались места.

У Артёма было порядка 20 претензий к процедуре защиты диплома, и он подал апелляцию. Одна из претензий была в том, что ему не дали возможность обсудить фильм. Но на самом деле время на обсуждение работы на самой защите он потратил, чтобы перечислить фамилии 70 гостей, которых не пустили на просмотр, и отказался обсуждать фильм.

На показы дипломов зовут съёмочную группу, родителей, друзей. У нас нет практики приглашать 70 посторонних человек

Я запретил проводить этих людей, потому что, учитывая склонность Артёма к скандалам, такая большая группа поддержки была совершенно неуместна. При этом для студентов просмотр и защита были полностью открыты. Эти процедурные пункты не повлияли на оценку, и апелляция была отклонена.

«Обидно за Артёма, потому что он способный человек»

Скандал вышел по другому поводу. Апелляционная комиссия совещается в закрытом режиме в совещательной комнате. В этой комнате он оставил свою куртку, а в ней спрятал включённое профессиональное звукозаписывающее устройство. После заседания комиссии вернулся за ней в аудиторию.

Я не видел, как именно у него нашли это устройство. Но члены комиссии, зная его склонность к скандалам, понимали, что от него можно ожидать таких действий, и успели всё зафиксировать на видео. Так что его поймали, когда он шпионил за апелляционной комиссией. Артём потребовал, чтобы ему вернули его вещи, и сам вызвал полицию.

Артём посчитал, что у него из диктофона вынули карту памяти. На самом деле он постоянно был рядом. Сложно сказать, забрали у него эту карту или это просто его слова. Факт в том, что Артём сделал вещи абсолютно недопустимые — оставил [на заседании апелляционной комиссии] куртку со звукозаписывающим устройством.

Росгвардию вызывали, потому что Артём стоял посреди комнаты и отказывался уходить. Рабочий день окончился, его попросили освободить помещение

Он отказался подписать заключение об апелляции и уйти. Росгвардию приглашал проректор по административным вопросам. Насильственных действий в институте производить не собирались. Не знаю, почему пришли именно сотрудники Росгвардии. Возможно, просто прислали тех, кто был свободен.

Обидная ситуация, потому что в этом году на факультете защитились хорошие ребята с очень сильными работами, но о них почему-то никто не говорит. Обидно и за Артёма, потому что он способный человек.