В законе «Об образовании» может появиться понятие «травля». Неужели буллинг возможно остановить таким образом? Или это еще одна формальность? Обсудили эту тему в эфире «Радиошколы» с разработчицами законопроекта — юристом программы «Травли NET» и благотворительной организации «Журавлик» Анной Копыловой и педагогом, автором канала «Травля: со взрослыми согласовано» Светланой Моториной.

— В школах и так ведется воспитательная работа, есть советники по воспитательной работе, опытные педагоги. Зачем регулировать проблему буллинга на законодательном уровне?

Светлана Моторина: Отвечу как педагог, просветитель и мама ребенка, который пережил травлю пять лет назад. Длилась она два года. Воспитательная работа, безусловно, ведется. Во-первых, есть отдельные школы, в которых ее проводят очень здорово, а любые проявления деструктивного поведения действительно попадают в фокус внимания всех, начиная с директора и заканчивая сотрудниками хозяйственного отдела.

Есть школы, в которых отдельные учителя — они не очень вписываются в систему — говорят не только про знания, но и про правильные ценности.

Но все это не так уж эффективно, раз у нас есть статистика про 52% детей, которые хотя бы раз подвергались травле за 10 лет обучения (результаты исследования, проведенного агентством «Михайлов и Партнеры. Аналитика», приводит, в частности, издание «Собака.ru». — Прим. ред.). Очевидно, что необходимость в законе есть. Конечно, его появление не ликвидирует преступление, но его появление для меня как для просветителя будет означать: мы договорились, что травля — это плохо.

Это финальная точка, когда мы перестаем легитимировать травлю как «это происходит со всеми», «это нормально», «это обычно» и переводим ее в разряд явления, которое выходит за рамки нормы.

Анна Копылова: С точки зрения законодательства невозможно работать с явлением на юридическом уровне, если для нормативной базы это явление не определено. Когда мы говорим о травле как о каком-то общественном явлении, для законодательства оно не существует — до тех пор, пока мы не определили его внутри российского законодательства. Как только мы введем это понятие, можно будет создать и ряд норм, которые будут помогать людям.

Основная идея — не просто определить травлю как негативное социальное явление и ввести наказания, но создать нормы профилактики. А профилактировать то, что для закона не существует, невозможно. Поэтому мы, инициативная группа под руководством депутата Госдумы Яны Лантратовой, начинали работу именно с определения понятия травли и ее участников. С этого момента все усилия и весь фокус предлагаемых нами изменений сводится именно к мерам, связанным с профилактикой травли.

Основной массив изменений мы предлагаем внести в закон «Об образовании»

Почему? Когда мы говорим о травле, чаще всего это травля школьная. И статистика, и опыт работы многих специалистов показывают, что травля была в школах всегда. И мы говорим именно о школьной травле. А если мы говорим о школе, то, значит, мы говорим о законе «Об образовании» как о законе, который в большей степени регулирует отношения государства и образовательных учреждений. И мы вводим в него понятие травли, понятие участников травли, перечень ее видов и несколько больших норм, связанных с мерами профилактики травли.

Также мы предлагаем ввести единый стандарт профилактики травли — набор практических инструментов, методик, которые существуют и прекрасно работают. Мы предлагаем помочь школе помогать детям и хотим зафиксировать: если в школе произошла травля — вот методичка, одобренная специальным ведомством и Министерством просвещения, которая говорит о том, что можно сделать вот это, а дополнительно — вот это и это.

Мы предлагаем закрепить в законе «Об образовании» необходимость введения внутри каждой школы внутреннего нормативного акта, который бы прописывал, как школа работает с травлей на своем уровне.

— Насколько педагоги в принципе умеют оценивать ситуацию в школе и понимать, что происходит травля?

Светлана Моторина: Согласно исследованию Высшей школы экономики, 60% учителей не видят проблемы травли и не считают, что такая проблема существует. Одновременно другое исследование говорит о том, что 70% учителей в ответ на вопрос о том, испытывали ли они травлю от учеников, отвечают: «Да, случалось».

У нас есть страх признаться, что травля существует. Параллельно существует запрос на инструмент ее различения, работы с ней. Понятно, что проблема гораздо больше. Когда в медиа появились новости про законопроект, мы увидели такие комментарии педагогов: «Все на нас повесят, а никто не научит». Мы это так и читаем: «Научите. Хотите, чтобы мы боролись с травлей, — научите».

— Мы говорили о горизонтальной травле. А может ли учитель быть жертвой буллинга? Как его защитить?

Анна Копылова: Когда мы с коллегами, президентом благотворительного фонда «Юристы помогают детям» Викторией Дергуновой и советником Федеральной палаты адвокатов Сергеем Макаровым, готовили законопроект, мы уточняли определение травли так, чтобы под него попадали не только дети. Поэтому под определение подпадает, например, ситуация, когда учитель травит ребенка и наоборот, когда дети травят учителя.

Мы в «Травле NET» часто сталкиваемся с запросами от учителей, которые рассказывают о травле со стороны детей. Поэтому необходимо давать учителям инструменты, которые позволили бы им реагировать на систематическую детскую агрессию, порой даже не обращаясь к родителям. Это инструменты, которые позволяют справиться с целенаправленной сфокусированной агрессией со стороны детей, оставаясь при этом в ресурсе и не делая из детей бесконечно виноватых страшилищ. Нас интересует не то, что в травле виноват агрессор, а как ее прекратить и что сделать, чтобы она не началась.

Конкретные методики мы предлагаем реализовывать совместно, на уровне профильных министерств. И поскольку такие методики существуют и работают, нет никаких причин их не использовать. У учителей должна быть возможность спокойно ими пользоваться, зная, что реализация этих методик одобрена и что для их использования у них есть законные полномочия. Что у них есть закон, на который они могут ссылаться в разговорах, допустим, с родителями.

— Какие методы профилактики травли можно применить в детском коллективе?

Светлана Моторина: Безусловно, мы можем говорить об отдельных уроках, классных часах, тренингах — но это кажется мне странной историей. Последние лет десять вся мировая образовательная общественность говорит о том, что школа не только про знания. Она обязана, чтобы вырастить конкурентоспособного выпускника, развивать четыре сферы: грамотность (даже не знания), мягкие навыки, эмоциональный интеллект и личностные качества. Ведущие мировые школы, в том числе и в России, занимаются именно ими.

Это не происходит так, что на одном уроке мы заняты грамотностью, на другом — личностным ростом, а на третьем занимаемся с тренером по эмоциональному интеллекту. Сейчас от учителя, этакого супермена, требуют развивать все четыре сферы прямо на уроке. И это возможно: инструменты есть.

Все эти приемы появились не сегодня, они были придуманы Выготским еще 100 лет назад: дети должны учиться вместе, работать в четверках-шестерках. Сейчас эти приемы изучаются как «инновационные сингапурские» технологии, но они не сингапурские, а «выготские». Например, как дать задание по физике, чтобы его делали вчетвером и рефлексировали, при этом давая друг другу обратную связь? Это не инновация — давайте вернемся к корням.

А учитель на уроке вообще учит рефлексировать? В последнюю минуту он просит ответить на качественный вопрос: «Что вы сегодня узнали?» Проводят ли они задания на дебаты, когда ученики делятся на четыре группы и отстаивают свое мнение? Это можно делать на любом уроке, в том числе изучая теорему Пифагора.

Поэтому я не думаю, что для профилактики травли нужны некие дополнительные «Разговоры о важном». Иначе происходит когнитивный диссонанс, когда ребенку на уроке говорят, что есть только мнение учителя, а потом на классном часе просят уважать мнение другого. Это же не так работает.

— Предусмотрены ли в текущем проекте изменений в законодательстве наказания? Или речь только о профилактике и защите?

Анна Копылова: В предлагаемом нами проекте предусмотрена единственная санкция, которую мы вводим как новую. Она предусмотрена для школы — за отсутствие системы профилактики травли или за ситуацию, когда школа не реагирует на известный факт травли в соответствии с принятым актом. Мы предлагаем создать специальный штраф.

Что касается санкций в отношении агрессора или, например, его родителей или опекунов, то их вводить мы ни в коем случае не предлагаем. Но я хочу уточнить: законопроект еще не принят, и мы внутренне готовы к принятию некоего другого закона.

Мы в «Травле NET» понимаем, как сложно порой родителям в ситуации, где их ребенок оказывается агрессором. Мы часто работаем с такими родителями и детьми — обычно им нужно помочь.

Единственное, что мы предлагали ввести, — штраф-дополнение (в размере от 500 до 1000 рублей) к статье о несоблюдении родителем своих обязанностей в ситуации, когда с ним уже работает служба школы, а он ничего не делает. Ведь есть разные способы психологического избегания проблемы: «Он прекрасный ребенок, почему люди все придумывают?»

Потом, посоветовавшись с депутатом Яной Лантратовой и обсудив вопрос внутри рабочей группы, мы решили не вмешиваться в отношения детей и родителей.

— Как считаете, часто ли родители впадают в стадию отрицания?

Светлана Моторина: Тут четкой цифры у меня нет. По ощущениям, родителю всегда неприятно узнавать, что его ребенок — агрессор или, наоборот, жертва травли. Больше всего меня беспокоит отрицание, когда родители пытаются обнулить опыт детей («С нами тоже так было», «Других не травят», «Ты спутал, наверное»).

— Родители не сразу находят нужные слова утешения. Что говорить, как выстроить диалог со своим ребенком, если его травят?

Анна Копылова: Родительское сообщество тоже нужно просвещать. Есть отдельные школы, которые уже сейчас говорят с родителями. Вообще, это самый популярный вопрос, который мне задают, когда я встречаюсь с педагогами или с родителями. Более того, когда моего ребенка травили, я уже около 20 лет работала в сфере образования, но не знала, что с этим делать: такой сапожник без сапог. Я тоже то несла какую-то чушь, то не обращала внимания. Очень грустно, когда учителя говорят, что с их детьми «тоже так было».

Родитель ничего не может сказать ребенку. Слова вроде «потерпи, не обращай внимания» только валидируют травлю. Нужно говорить со взрослыми вокруг него, с родителями агрессора. С ними нужно работать.

— Школы и так находятся под пристальным вниманием надзорных органов. В законопроекте есть еще одна, новая проверка. Зачем и как она будет проходить?

Анна Копылова: У нас нет оценки школ — есть оценка психологического климата как методика, которая уже распространена и используется. Мы предлагаем использовать ее массово, поскольку невозможно задействовать меры профилактики, не поняв, какой школе и в какой степени они нужны. Чтобы начать работать с негативным явлением, нужно сначала понять, есть оно или нет и видят ли его взрослые, что они с ним делают. С нашей точки зрения, чтобы проводить оценку, создавать специальные органы не нужно — все проверяется с помощью простого тестирования в гугл-формах, которое не требует дополнительных знаний.

По результатам тестирования на входе и на выходе становится ясно, что нужно делать дальше. Тогда мы понимаем, какая информация, реальная практика требуется учителю.

Светлана Моторина: В нашей системе образования есть перекос: мы измеряем только результаты ЕГЭ. Я еще раз напомню про четыре сферы, которые должно развивать образование, — они даже внесены во ФГОС. Но никто это не измеряет и прицельно не развивает. Пока система образования будет отчитываться только за результаты экзаменов и количество олимпиад, без отчетов о психическом состоянии детей, все это будет лицемерием. Поэтому мы бы хотели, чтобы показатель климата в классе все-таки был.

Анна Копылова: Основной фокус нашей инициативы — исключительно в заботе о детях. Мы хотим, чтобы жизнь детей в школе стала безопасной. Чтобы в школе им было психологически комфортно, дружелюбно, весело и интересно. Нам важно рассказать, что травля этому мешает. Это аксиома, которая, с нашей точки зрения, не требует доказательств.

Но рассказать об этом юридическим языком сложно: многие думают, что это история, которая должна лишний раз напрягать учителей. На самом деле мы хотим, чтобы у школ появился инструмент дополнительной заботы о детях, мы хотим научить их помогать детям.

Иллюстрации: Drawlab19 / shutterstock / fotodom