Бывшая преподавательница школы № 57, где в прошлом году произошёл скандал из-за растления детей, Александра Кнебекайзе (Ольга Волкова) написала в посте на фейсбуке о том, что опасно, когда ученики начинают обожать учителей и создавать вокруг них «фан-клубы». По её мнению, это приводит к неправильному отношению к тем, кто не «вписывается» в систему. «Мел» публикует текст поста полностью.

Год назад в школе, которая для многих была просто Школой, без номера, случился скандал. Выяснились вещи страшные и мерзкие, и выяснение было тоже мерзкое и местами страшное. Страшное тем, как проявлялись люди. Столько выплыло трусости, глупости, малодушия, что вспоминать противно. Я, в общем, и не вспоминаю. Я думаю о другом.

О том, как высока цена за потребность быть членом группы (стада, стаи). О том, как чувство принадлежности затмевает другие, более человеческие, чувства и заодно отключает способность критически мыслить. О том, как трудно отвечать за свою жизнь только самому, самому думать, самому делать выбор — не только подросткам трудно, но и взрослым. О том, как люди высоко поэтому склонны ценить харизматиков, которые скажут им правду, вокруг которых можно объединиться, хотя харизма — форма, а не содержание. О том, что недаром мне всегда были неприятны придыхания вокруг учителей с большой У. Да, харизматики способны заразить любовью к предмету, но еще они способны заразить любовью к себе, да и вообще чем угодно.

Прекрасно, когда люди чувствуют к учителям и школе благодарность; опасно, когда они их обожают. Учителя и школа существуют не для этого. Когда ученики стараются в чем-то подражать учителю, это трогательно и понятно; когда ученики стремятся стать копией учителя, вместо того, чтобы становиться собой, это не здОрово и не здорОво, как не здорова и учительская потребность быть центром обожающей тебя группы. Кабы я была царица, я бы с большим подозрением относилась к учителям, вокруг которых образуется фэн-клаб: харизма в армии и на сцене хороша, но не в школе.

Все люди, у которых мне хотелось учиться, были (а те, кто живы, и остаются, к счастью) людьми негромкими. Роль центра и ориентира их не радовала, скорее они относились к ней как к неприятной необходимости, потому что цели их были совсем другие. Выбирать учителей у меня всегда выходило неплохо, но прошлогодняя история прочистила мне глаза еще на один критерий, вообще-то очевидный, но для наших палестин всё еще непривычный. Отношение к тем, кто не вписывается.

Если двадцать человек цветут, а трое вянут, и школа вместо того, чтобы искать способы сделать хорошо всем или чтобы честно признать, что не справляется, начинает песенку «Они (их родители) сами виноваты», «С ними что-то не так», в этой школе учиться не надо. У учителей, коучей, тренеров, которые так себя ведут, учиться не надо. Вершки такой учебы могут выглядеть на удивление эффектно, но корешки у нее гнилые.

В младшей школе Пете не давалась математика. И его однокласснице Кате не давалась математика. Учительница, с которой я пришла поговорить, сказала мне: «Ну, Петя ведь не Катя. Вот Катя — она действительно тупая. А Пете просто надо больше заниматься». Я забрала Петю из начальной школы на домашнее обучение, но лучше бы, думаю я сейчас, я забрала его из Школы совсем. Школа, в которой можно было назвать человека тупым, в которой невписывавшихся выгоняли, воспитала тучу людей, которые сочли, что подростки, подвергшиеся сексуальному использованию, сами виноваты, или всё выдумали, или должны молчать, чтобы не порочить прекрасную школу, в которой им самим было так хорошо. Лучше бы у этих людей были пробелы в математике.