Почему я завидую своим студентам
Почему я завидую своим студентам
Мы очень сильно недооцениваем это поколение студентов. Потому что просто им завидуем. Я — точно, особенно когда заставляю их на первой паре по введению в журналистскую специальность рассказывать о своих мечтах и планах после выпуска. И одновременно понимаю, что наши представления о тех, кто в этом году впервые сел за парты в университетских аудиториях, необходимо как следует перетряхнуть — и, возможно, не один раз.
С них давно пора снять ярлык «поколение ЕГЭ»
Давайте честно — нет такого университетского преподавателя, который хотя бы раз за последние годы не посетовал в коридорно-кафедральных разговорах с коллегами на пресловутый экзамен: «О, этот ЕГЭ, ну вы же сами понимаете, какой у них уровень подготовки…». Мы настолько привыкли по умолчанию навешивать на вчерашних абитуриентов этот ярлык, что перестали замечать очевидные вещи.
Тот самый ЕГЭ в 2016 году отмечает 15 (пятнадцать!) лет с момента своего существования. В эти годы уместились как минимум четыре полноценных студенческих набора-выпуска, включая, кстати говоря, и мой собственный. Но тот экспериментальный ЕГЭ, который мы, развлекаясь, писали в 2002 году, и ЕГЭ нынешнего образца — это две совершенно разные вселенные с неисчислимыми внутренними итерациями, которые никак нельзя свести к единому знаменателю. И мои ровесники-преподаватели, пренебрежительно-иронично отзывающиеся о «поколении ЕГЭ», проявляют таким образом завидную самокритичность, говоря и о самих себе.
Поэтому, если уж сохранять строгую научно-исследовательскую объективность, давайте, наконец, придумаем какое-то более строгое и точное определение для нынешних 17-летних. И перестанем растягивать и без того уже рыхлые смысловые и временные рамки затасканного поколенческого штампа.
Мне нравится называть их про себя «сменой 2020». Какой она будет, эта смена, пока, разумеется, не ясно, но ведь именно это и зависит в первую очередь от нас — и зависит прямо сегодня. Потому что именно на нас они пока ещё смотрят с трепетом, доверчиво раскрыв свои планшеты, кутаясь в модные шарфы-снуды и засылая в Instagram свои первые фотки #напаре разной степени эпатажности.
Они не боятся хотеть многого. Но мало кто реально понимает, из каких камней сложена дорога, ведущая к их мечте
Я прошу своих студентов-первокурсников описать предельно конкретно, как они представляют работу своей мечты через четыре года, после выпуска из университета. Кто-то говорит скучно-размытыми штампами («хочу на Первый канал», «хочу заниматься трэвел-журналистикой»), у остальных запросы к мирозданию вполне серьёзны.
Хочу работать помощником редактора у Анны Винтур в лондонском Vogue. Хочу вести криминальную хронику на израильском телеканале. Хочу быть спортивным радиообозревателем — экспертом по драг-рейсингу. Хочу выпускать литературный журнал для молодых провинциальных поэтов. Хочу быть театральным обозревателем в «Русском Репортёре». Хочу на «Радио Рекорд» в Питере. Хочу быть репортёром Russia Today в Европе.
При этом только один из пяти может вслух описать пошаговый алгоритм, который приведёт из их общей точки А — студенческой аудитории — в его персональную точку В — Лондон, Питер или Тель-Авив. При этом все стремящиеся на Запад дружно говорят, что им надо выучить иностранный язык, но не вспоминают про такую мелочь, как действующий загранпаспорт.
И чем детальнее я заставляю их рассуждать о персональных «дорожных картах», тем больше они начинают задумываться о том, зачем, собственно, вообще пришли учиться в университет.
Их главная мотивация в учёбе и работе — «интересно»
Они, конечно, пытаются скрыть это в своих ответах. Но это всё равно видно в их открытых аккаунтах и слышно, если действительно внимательно их слушать.
В начале 2000-х мы шли в университет за профессией, которой собирались зарабатывать себе на жизнь. И наши мечты на первом курсе — я это очень хорошо помню — описывались так: «Хочу быть крутым репортером / редактором / ведущим и зарабатывать такой-то гонорар».
Во второй половине 2010-х народ идёт в университеты не за конкретными знаниями, которые потом помогут в конкретной профессии. Абитуриенты, выбравшие себе факультет не под давлением родителей, а сами, пришли в университет за «фаном». За интересной и новой средой, тусовкой, впечатлениями, путешествиями, вызовами, стажировками, встречами, романами.
Нет, профессия им, конечно же, тоже нужна — но не просто для того, чтобы заработать. Понимаете, из 35 человек в двух группах на первом курсе о своей будущей идеальной зарплате не сказал никто. И даже не подумал. Зато все много говорили о том, что им действительно интересно.
И у меня не поднимается рука упрекать их за инфантилизм. Потому что в этот момент я ловлю себя на том, что искренне им завидую. Ведь нас слишком крепко перепахали «лихие девяностые» с их тотальным безденежьем — и потому мечты наши были гораздо приземлённее и суше, да и остаются такими по сей день, если честно. И поэтому нам до сих пор невероятно сложно набраться той здоровой внутренней расслабленности, которая даёт право 17-летним провинциальным подросткам спокойно и уверенно говорить о том, как через несколько лет они устроят свою жизнь в Лондоне или Париже.
Они менее агрессивные, чем мы. Они умеют поддерживать и вдохновлять друг друга.
В начале сентября специально для новичков нашего университета студенты старших курсов опубликовали вдохновляющий лонгрид «Сможем и мы». И это, на самом деле, настоящий манифест их поколения, обернувшегося своеобразной реинкарнацией советских шестидесятников-романтиков:
Из конспектно-тетрадных полей высвобождается твой внутренний гений. Он снаряжает в путь корабли и пишет стихи, совершает открытия и создаёт прекрасное. И если ты очнёшься, то поймёшь, что на соседнем ряду сидят потенциальные Коперники (к счастью, не гореть им на кострах), Ломоносовы и Хокинги — будущие Великие. Ведь они тоже учили конспекты, сдавали экзамены… и создавали новые Вселенные. Они ходили под этим же небом, не спали такими же ночами. И стали легендой, веря в свою мечту. Ты поймёшь, что время героев не прошло: они не просто остались на страницах «Википедии» и старых фолиантов. Они живы. И они живут внутри тебя.
Они рано или поздно станут лучше нас. Но не перестанут нас ценить, даже если мы будем постоянно их ругать
И поэтому мне кажется, что пора перестать бесконечно критиковать это поколение. Да, возможно, они знают меньше и думают медленнее, чем это делали мы в их годы. Но этому они при желании научатся. А сможем ли мы научиться их какой-то врождённой, естественной лиричности — пусть и выражающейся с грамматическими ошибками? Искренне порадоваться многогранности их самовыражения — пусть и в соцсетях? Сможем ли мы заполучить их внутреннее бесстрашие, пусть оно пока и связано с юношеским неумением просчитывать все последствия?
Дмитрий Быков тут написал недавно в фейсбуке о своей любви к современным подросткам: «Я долго думал, что это я один такой, пока не прочитал интервью Аузана, который тоже говорит: современный студент — это прекрасный, перспективный, ослепительный молодой человек. Это действительно так. Пришло новое поколение, не устаю об этом твердить».
И я присоединяю к ним свой тихий голос. Эти первокурсники — реально клёвые. Они ироничные, они стильные, они говорят по делу и часто заставляют меня искренне смеяться.
И чего уж там, я теперь с особым нетерпением жду 2020 год, чтобы посмотреть, смогут ли они выкинуть нас из профессии или мы всё-таки убедим их с нами дружить.