«Вороны-москвички» против Ах Астаховой: Леонид Клейн — о разнице между плохой и хорошей поэзией

Все стихи из школьной программы — шедевры. Так нам всегда говорили. Но правда ли это? И правда ли, что плохих стихов не бывает? Филолог, преподаватель РАНХиГС, просветитель, автор телеграм-канала о литературе Леонид Клейн рассказал «Мелу», чем стихи Земфиры лучше стихов Ах Астаховой и почему школе невыгодно прививать детям хороший литературный вкус.

Я начну с истории, произошедшей со мной, когда я был школьным учителем и классным руководителем. У меня была традиция — 1 сентября начинать урок с разбора стихотворения Тютчева. В очередное 1 сентября я говорю: «Здравствуйте, дети, сегодня мы поговорим о замечательном стихотворении Федора Ивановича Тютчева». И тут один мальчик спрашивает: «Леонид Джозефович, вот вы всегда выбираете прекрасные стихи. А плохие стихи вообще бывают?» После этого вопроса я сразу сменил тему урока, чтобы поговорить с классом о плохой поэзии. Которая, конечно же, бывает.

О чем на самом деле стихотворение «Бородино»

В школе задают учить стихи наизусть: «Я помню чудное мгновенье…» и так далее. Но почему это хорошие стихи, не рассказывают. И не объясняют, зачем вообще нужна поэзия. Детей не учат удивляться, вслушиваться и всматриваться в текст, а просто задают зазубрить: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…»

Буквально позавчера я общался с одним пятиклассником, которому задали выучить «Бородино». И пятиклассник хороший, умный, и в хорошей школе учится, но когда я задал ему абсолютно очевидный вопрос «Почему мы победили французов, а стихотворение не про победу, а про горечь утраты? („Не будь на то Господня воля, не отдали б Москвы“)», он не смог ответить. Потому что их не учат отвечать на самые простые и самые главные вопросы. Учат запоминать даты, биографии, а этому — нет.

Что мы увидим, если все-таки попытаемся заглянуть чуть глубже? Война давно закончилась («Бородино» написано в 1837 году), мы победили. Но простой солдат вспоминает не стратегическую победу, а своих погибших однополчан. Именно в этом и есть главный нерв стихотворения. Очень важно, что Лермонтов дает слово не офицеру, а именно солдату, который французов называет «басурманами» (»…и отступили басурмане»). Хотя французы христиане на самом деле. Так что миллионы детей на протяжении десятилетий учат «Бородино», и большинство из них не понимают, о чем на самом деле этот текст.

Что не так с уроками литературы

Дело в том, что на уроках литературы не учат отличать плохие тексты от хороших. Все писатели и поэты, произведения которых включены в программу, априори считаются хорошими. Ученик не может сказать, что ему, например, не нравится Пушкин и он не хочет его изучать. Потому что «это же классика», «это авторитет», «это наше всё» — как такое вообще возможно, Пушкина не любить?

Но главная проблема даже не в этом. А в том, что литература в современной школе — единственный урок, где нет неправильного ответа

В русском языке есть правила, проверочные слова и исключения. Точно так же могут быть ошибки на уроках истории: не та дата или эпоха. А литература в школе, по сути, превращена в музей, где ничего нельзя трогать. В итоге ребенок не умеет отличать шедевры от подделок.

Получается, что после окончания школы у нас нет инструментария, чтобы различать плохую и хорошую поэзию, нет навыка всматриваться в текст. В итоге существует огромное количество банальных рифмованных строчек, от Эдуарда Асадова до Ах Астаховой, которые все называют стихами.

Что такое плохая поэзия?

Мы можем взять любой текст современной сетевой поэтессы Ах Астаховой и очень быстро доказать, почему это не стихи. Вот, например, такой:

Первый вопрос: почему при любых обстоятельствах нужно делать вид, что на сердце покой? А если вы серьезно болеете? Или у вас умер кто-то из семьи? Дальше: «Это ваш шанс избежать обязательств / Всем объяснять, что случилось с тобой!» Первое: нет никаких обязательств всем объяснять что-то, а во-вторых, почему нужно объяснять именно всем? Следующие строки: «Будьте приветливы, доброжелательны / Стрессоустойчивы, в чем-то просты». В чем нужно быть простым? Понятно, почему «в чем-то простым»: так сохраняется ритм. Но какое отношение эта строчка имеет к предыдущим?

Стихи Ах Астаховой пользуются просто бешеной популярностью. Почему? Да потому что они очень простые. А настоящая поэзия — это всегда парадокс, измененная картинка мира, но измененная ровно настолько, чтобы не потерять связь с реальностью. Чтобы мы все равно поверили в то, что говорит нам поэт. Таких парадоксов огромное количество и в классике, и не в классике. Допустим:

Если бы Земфира больше ничего не написала, кроме этой строчки, она уже была бы талантливым поэтом. Потому что из этой строчки сразу понятно: лирическая героиня приехала в столицу из другого города и проснулась в чужой квартире.

То есть вчера был дождь. «Надежду убили» — дальше пауза и вот этот одинокий глагол «курить…». Возможно, кстати, что в этой квартире плита электрическая и зажигалки нет. Или, если надежду убили, единственный выход — это курить. Словом, огромное количество деталей возникает всего из одной строчки.

Кто будет? Классное обобщение. Есть пара, друзья… Или она философски, как Пушкин, обращается к себе. И все эти образы — цельная, законченная картина со множеством деталей — мгновенно возникают у нас в воображении.

А плохая поэзия — это, помимо прочего, еще и отсутствие всякой картины. И фактически ответ на вопрос «Зачем нужна поэзия, художественная литература, уроки литературы?» может звучать так: «Для того чтобы удваивать, утраивать представление о мире, смотреть на мир и на себя с разной оптикой».

Читайте также:

Вундеркинд из Ялты: как мать и бабушка разрушили детство Ники Турбиной — самой юной поэтессы СССР

А Ах Астахова — это просто набор банальностей, причем банальностей сомнительных, в которых часто теряется элементарный смысл. Плохая поэзия — это та простота, которая действительно хуже воровства или равна этому воровству. Потому что она обворовывает человека и не дает ему возможность увидеть красоту мира.

Чем опасна плохая поэзия

Имеют ли плохие стихи право на существование? Да. Огромное количество людей их любят. Они никуда не денутся, но только в школах надо объяснять детям, почему это плохо. Если школа не ставит перед собой задачи показать, что такое хорошая, а что такое плохая поэзия, люди вообще перестают анализировать текст, причем любой текст: текст рекламы, речь политического лидера, речь своего начальника, фразы, которые кто-то произносит при знакомстве в социальных сетях. Просто потому, что их не приучили, что каждое слово должно стоять на своем месте.

Что такое манипуляция? Что такое орфографические ошибки? Что такое шаблонное банальное мышление? Что такое стилистические ошибки? Это всегда знак того, что за этими ошибками стоит эмпатический промах. Например, человек знакомится с вами с помощью фразы «Привет! Чем занимаешься?». То есть он думает, что его невидимый собеседник на самом деле должен заниматься ожиданием того, что придет этот прекрасный человек и задаст именно этот вопрос.

— Чем занимаешься?

— Ну, ничем. Тебя жду, дорогой.

Навык правильного владения языком, несомненно, должен приобретаться в школе. Но многие учителя и сами любят Эдуарда Асадова. Поэтому на глобальном уровне мы эту проблему, конечно, не решим. Просто нужно поставить задачу, чтобы хотя бы некоторые учителя (молодые, прогрессивные — неважно) начали на эту тему задумываться.

Читайте также:

Тютчев vs Фет: никто не различает их, но вы попробуйте

Из-за отсутствия навыка правильного владения языком люди сейчас так верят пропаганде, неважно какой. Потому что пропаганда использует простые лукавые средства — крик, напор, страх. Там нет полутонов.

А человек, который читает Мандельштама, Бродского, да даже «Василия Теркина» Твардовского, не поверит крику

Через литературу можно приучать к хорошим вещам, но мало кто этим будет заниматься. Нужно ли и можно ли приучать всех? Александр Архангельский, например, говорит правильные вещи о допустимости чтения Ах Астаховой. Ее, конечно, не надо запрещать. Просто важно, чтобы и дети, и взрослые умели отличать плохое от хорошего.

Кажется, Сомерсет Моэм на вопрос о том, какие книги он читает, ответил: «Шекспира и бульварную литературу. Шекспир выше критики, а бульварная литература ниже». Человек имеет браво читать бульварную литературу и всякую ерунду, но он должен понимать, что это ерунда.

Школа может решить эту задачу. Но почему она этого не делает? А потому что тогда придется отвечать на все остальные неудобные вопросы и разрушать всю конструкцию музея.

Иллюстрации: Ekaterina Kapranova / Shutterstock