«Как же я мог заставлять вас плакать когда-то?». Экзюпери, Чайковский и другие — о своих мамах
29.11.2020
За многими успешными людьми стоят те самые мамы, которые когда-то заставляли учиться грамоте, проверяли, как хорошо ребёнок почистил зубы, и укладывали пораньше спать. Ко Дню матери мы собрали истории 4 великих людей, которые очень любили своих матерей. И даже нашли их письма, окутанные любовью и трепетом.
Антуан де Сент-Экзюпери
Антуан, которого все близкие называли Тони, родился 29 июня 1900 года в Лионе. На тот момент он был третьим ребёнком в семье Экзюпери. Потом у супругов родились еще двое детей, а когда Антуану было 4 года, отец семейства умер — и мама, Мари де Сент-Экзюпери, осталась с пятью детьми одна. Но это не помешало ей превратить их жизнь в одну бесконечную сказку. Воспоминания об этих днях Экзюпери, которого мама называла Король Солнце, пронес через всю свою жизнь: он не раз рассказывал о любимых с детства сказках, рождественской атмосфере дома и, конечно, о своей маме.
Даже став взрослым, Антуан не утратил какую-то особенную, очень прочную связь с матерью. Он всегда тосковал по ней, когда вынужден был находиться вдали от дома, писал ей трогательные письма при первой же возможности. Многие говорят, что не существует писем пронзительнее, чем те, что писал Экзюпери своей маме. Вот, например, одно из них:
«Мамочка,
Я перечитал ваше вчерашнее письмо, наполненное такой нежностью. Мамочка, как бы я хотел побыть сейчас рядом с вами. Как бы я хотел, чтобы вы узнали, как с каждым днем я учусь любить вас все больше. Я не писал в последние дни, но у нас сейчас так много работы!
Вечер так тих и спокоен, а мне грустно, непонятно отчего. Этот стаж в Аворе тянется утомительно долго. Мне очень нужно лечение отдыхом в Сен-Морисе и ваше присутствие.
Как же я мог заставлять вас плакать когда-то? Когда я думаю об этом, я так несчастен.
Что вы делаете, мама? Пишете ли вы картины… Ответьте мне. Ваши письма помогают мне жить, они приносят свежесть. Мамочка, откуда вы берете такие прелестные слова? Хожу под их впечатлением целый день.
Вы нужны мне так же сильно, как в детстве. Старшина, военная дисциплина, уроки тактики — какая сухость, какая черствость! Я представляю, как вы поправляете цветы в гостиной, и я ненавижу старшин.
Я заставлял вас сомневаться в моей нежности. Но все-таки если бы вы знали о ней сейчас.
Вы лучшее, что есть в моей жизни. Я тоскую сегодня по дому, как мальчишка. Подумать только — вы там ходите и разговариваете, а мы могли бы быть вместе, но я лишен вашей нежности и сам не могу быть для вас поддержкой.
Правда, мне грустно до слез этим вечером. И правда, что вы — единственное утешение, когда мне грустно. Когда, будучи мальчишкой, я возвращался с большущей сумкой на спине, рыдая оттого, что меня наказали, — помните, в Мансе, — стоило только вам поцеловать меня, как я все забывал. Вы были всемогущей защитой от учителей и монахов-надзирателей. В вашем доме я был в безопасности, и у меня не было никого, кроме вас. Это было так славно.
И сейчас по-прежнему — только у вас я могу найти приют, только вы знаете все на свете, только вы заставляете меня позабыть обо всем и, вольно или невольно, вновь почувствовать себя маленьким мальчиком.
До свидания, мама. У меня работы выше головы… Здесь, как и в Сен-Морисе, квакают лягушки, но здесь они квакают куда хуже!
Завтра я полечу километров на пятьдесят в вашу сторону, к Сен-Морису, чтобы вообразить, что я в самом деле направляюсь домой.
Целую вас нежно.
Ваш взрослый сын Антуан»
Это письмо было написано в 1922 году. Тогда Антуан де Сент-Экзюпери ещё не был известным французским писателем. Но уже был военным — летчиком, который служил далеко от дома. И тем не менее очень скучал по своей маме.
Экзюпери был радом с мамой до ее последних дней. «Ты ее любишь, и благодаря твоей любви обретает смысл всё, что с тобой происходит. Ты не слышишь её тихого дыхания, но благодаря ему мир сделался чудом».
Петр Чайковский
Будущий композитор родился 7 мая 1840 года в Воткинске Вятской губернии. Его отец был директором завода, а мать — пианисткой. Искусство в семье очень любили — по вечерам в доме регулярно слушали музыку, пели романсы, а маленький Пётр даже устраивал целые выступления, читая собственные стихи.
Любовь к музыке появилась у Петра благодаря матери Александре Андреевне Ассиер — считается, что именно она впервые подвела его, трехлетнего, к роялю, а затем, когда семья бывала в Москве и Петербурге, постоянно водила в Большой театр и Мариинку.
Когда Петру исполнилось 14, Александра Андреевна умерла. Это было огромным потрясением для юноши и травмой, которую он пронес через всю жизнь.
О моменте прощания брат Чайковского писал так: «Припав к матери, он не мог оторваться от неё. Ни ласки, ни утешения, ни обещания скорого возвращения не могли подействовать. Он ничего не слышал, не видел и как бы слился с обожаемым существом».
Жена брата (Прасковья Чайковская) тоже подчеркивала привязанность Петра к матери: «Хотя он потерял её в 14-летнем возрасте, он не мог говорить о ней без слез на глазах. Каждый год в день ее рождения он шел в церковь и молился за нее».
Сам же Пётр Чайковский в 1877 году в письме Надежде фон Мекк писал:
«Я, несмотря на победоносную силу моих убеждений, никогда не помирюсь с мыслью, что моя мать, которую я так любил и которая была таким прекрасным человеком, исчезла навсегда и что уж никогда мне не придется сказать ей, что и после двадцати трех лет разлуки я все так же люблю ее…»
Через несколько лет Чайковский посвятил любимой маме романс «Мой гений, мой ангел, мой друг», а также одну из 24 пьес «Детского альбома».
Василий Шукшин
Василий Шукшин родился 25 июля 1929 года в алтайском селе Сростки. Его родители были крестьянами. Через 4 года отца расстреляли за участие в антисоветском заговоре, поэтому мать — Мария — воспитывала Васю и его младшую сестру одна, а вскоре повторно вышла замуж.
В «Самых первых воспоминаниях» Шукшин писал: «На всю жизнь я сохранил к матери любовь. Всегда ужасно боялся, что она умрет: она хворала часто. Потом в нашей избе появился другой отец. Жить стало легче. А потом грянула война, и другого нашего отца не стало: убили на Курской дуге. Опять настали тяжелые времена».
С тех пор мать заботилась о своих детях сама, а потом — они о ней. Она вложила в детей всё, что умела и знала. И даже больше. Они были рядом друг с другом в самые тяжелые и радостные моменты жизни.
Даже уехав учиться в Москву, Василий Шукшин никогда не забывал о матери. Он тоже часто писал ей письма. И даже хвастался её заслугами перед товарищами:
«Здравствуй, мама!
Получил 200 рублей, посылочку (вторую) и письмо. Мама, так что это ты делаешь? Купила пальто. Милая моя, ведь я бы с таким же успехом проходил в шинели осень и весну. Получаю посылочку, опять как маленький вагончик. Что же, думаю, она сюда умудрилась еще-то положить? Развертываю, а там новехонькое пальто. Вот тебе раз! Мама, ты где деньги-то берешь? Пальто мне как раз. Но я пока носить не буду. Вот дотаскаю шинель, а там уж… Деньги у меня есть. Числа до 15 октября денег хватит. Больше не покупай. И вообще, мама, больше ничего не покупай. Сегодня получил твое письмо с фотографией. Мама, ты как будто немного похудела. Милая моя, напиши честно — как живешь? Как питаешься? У меня в этом отношении все в порядке. Денег хватает через глаза. Насчет валенок. Да, мама, придется, наверное, выслать. Это верно ты говоришь. Москва-то Москвой, а зима зимой…
Живу очень интересно, мама. Очень доволен своим положением. Спасибо тебе за все, родная моя. Успехи в учебе отличные. У нас не как в других институтах — т. е. о результатах обучения известно сразу. Ну вот пока и все. Итак, мама, повторяю, что я всем решительно обеспечен. Недавно у нас на курсе был опрос, кто у кого родители. У всех почти писатели, артисты, ответственные работники и т. д. Доходит очередь до меня. Спрашивают, кто из родителей есть. Отвечаю: мать. Образование у нее какое? Два класса, отвечаю. Но понимает она у меня не менее министра».
Писатель на протяжении всей жизни восторгался своей матерью. И всегда по ней очень скучал. Он писал и говорил про неё так, что люди разбирали эти высказывания на цитаты.
Именно Шукшин — автор известной фразы: «Мать — самое уважаемое, что ни есть в жизни, самое родное — вся состоит из жалости. Она любит свое дитя, уважает, ревнует, хочет ему добра — много всякого, но неизменно, всю жизнь — жалеет».
Мария Сергеевна пережила своего сына, который скончался в 1974 году из-за инфаркта. Но продолжала писать ему письма:
«Сыночка! Дитё моё милое, не могу я тебя докликаться. Сердечушку моему в груди места мало. Горло моё сжимает. Хочу вслух крикнуть — голосу нет. Сокол ты мой ясный, знал бы ты, как тяжело твоей любимой мамочке?! И тёмная ноченька меня не может успокоить. Говорят со мной — я их не слышу, идут люди — я их не вижу. Одна у меня думушка: нету моего дитя милого на свете. Голубь ты мой сизокрылый, солнце ты моё красное! Приснись ты, дитё милое, мне во сне, обогрей ты моё истерзанное сердечушко. Милый, милый ты мой дитёнок, расскажи ты мне про свою несчастную смертычку. Что же с тобой, дитё моё, случилось? Не думала я о таком великом горюшке. Сыночка, приснись, расскажи, дитёнок мой ненаглядный. Навалил ты на меня тоску со всего света белого. Жду я тебя, дитёнок, жду, откуда жду, сама не знаю. Милый ты мой, милый, на кого же ты нас всех покинул, ласка ты моя ненаглядная! Как же ты мог расстаться со своей любимой семеечкой? Ты их любил: жену и малых детушек, да всех ты нас любил, никого не обидел, сын ты мой ненаглядный, дитё моё, дитё милое. Расступися ты, мать-сыра земля, покажи мне дитя милого! Дитёнок мой, дитёнок, прости меня! Я тебя потопила своею слезою горькою. Не могу я ни на одну минуточку забыться. Были бы у меня крылышки, я бы каждый день слетала бы на твою могилочку, мне бы легче было. Дитёнок, милый дитёнок! Любил ты от меня письма получать, вот я и пишу. Может, тебе добрые люди прочитают. Ну, милый мой дитё, сын ты мой любимый, светлая тебе память, ласка ты моя несчастная…»
Марк Твен
Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс родился 30 ноября 1835 года во Флориде. Он был третьим ребёнком из четырех в этой семье. С родителями у будущего классика американской литературы были достаточно ровные отношения в детстве, без нежности. Но это не мешало ему восхищаться своей матерью Джейн Клеменс. Она так здорово умела рассказывать сказки и истории, что все четверо детей замирали, слушая маму, и эти минуты были одними из самых их любимых. Позже писатель скажет о своей матери, что она «навсегда сохранила сердце девочки».
Дети выросли, разлетелись из гнезда, и мамины истории стали письмами. По воспоминаниям писателя, мама отправляла не просто дежурные послания, а большие и красочные рассказы. А Твен отвечал ей каламбурами: знал, что мама ценит хороший юмор, и сам шутил много и с удовольствием. Кажется, про их переписку можно было бы снять целый фильм.
Однажды Марк Твен отправил матери письмо, на котором крупными буквами написал «Личное». Джейн была очень встревожена, побежала искать тихое и уединенное место, чтобы прочесть послание вдали от посторонних. Но, открыв конверт, обнаружила — письмо написано на «китайском», которого она, естественно, не знала (как, впрочем, и автор иероглифов). Сын любил так подшучивать над матерью и знал, что она оценит иронию.
Джейн Лэмптон Клеменс скончалась в 89 лет в октябре 1890 года.
Марк Твен в тот год писал о ней:
«<…> У неё было хрупкое маленькое тело, но большое сердце, — такое большое, что и чужое горе и чужие радости находили в нём и отклик и приют. Величайшее различие между нею и другими людьми, которых я знал, заключалось, по-моему, вот в чем, и оно знаменательно: другие чувствуют живой интерес к очень немногому, а она до самого дня своей смерти живо интересовалась всем миром, всем и всеми в мире. Во всю свою жизнь она не умела интересоваться наполовину чем-нибудь или кем-нибудь, не умела ограничивать себя и оставаться равнодушной к какому-нибудь делу или к каким-нибудь людям. Больная, которая напряженно и неизменно интересуется всем и всеми, кроме себя самой, которая не знает, что такое скучная минута, — такая больная серьезный противник болезни, и её нелегко одолеть. Я уверен, что именно эта черта характера моей матери помогла ей дожить почти до девяноста лет.
Её интерес к людям и животным был теплый, сердечный, дружеский. В самых безнадежных случаях она всегда находила в них что-нибудь такое, что можно было оправдать и полюбить, даже если она сама наделила их этим. Она была естественным союзником и другом всех одиноких. О ней говорили, что она, благочестивая пресвитерианка, может попасться на удочку и замолвить доброе словечко за самого сатану. И такой опыт был проделан. <…>
Как-то на улице в Сент-Луисе она удивила дюжего возчика, который избивал свою лошадь тяжелым кнутовищем: она отняла у него кнут и так убедительно говорила в защиту провинившейся лошади, что он сам сознался в своей вине и даже дал обещание, которого не мог бы сдержать (не такая у него была натура): обещание, что он никогда не будет дурно обращаться с лошадьми.
Такое заступничество за обиженных животных было для нее самым обыкновенным делом; и, должно быть, она умела показать свои добрые намерения, никого не обидев, потому что всегда добивалась своего, нередко заслуживая одобрение и похвалу противника, не говоря уж об уважении. Все бессловесные твари находили в ней друга. По какому-то неуловимому признаку каждый бездомный, загнанный, грязный, беспутный кот сразу узнавал в ней свою покровительницу и защитницу и шел за ней до самого дома. Инстинкт его не обманывал, его принимали с распростертыми объятиями, как блудного сына…»
