Как «развестись» с собственной матерью, почему родительские установки не должны влиять на нашу жизнь и почему роли Жертвы, Спасателя и Преследователя — это на самом деле одно и то же. Публикуем отрывок из книги Карен Андерсон «Взрослые дочери трудных матерей. Как выстроить границы, исцелиться и начать свободно жить», которая вышла в издательстве «Бомбора».

Эта картина жива в моей памяти. Мать стоит во дворе и держит в руке письмо. Письмо, которое она собирается опустить в почтовый ящик. Она держит его и заявляет: «Я „развожусь“ со своей матерью!».

Мне было чуть за 20, а ей глубоко за 40. Я, конечно, не была удивлена — ни для кого не было секретом, что они с бабушкой не ладят. Мать часто говорила, что никогда не будет относиться ко мне так, как ее мать относилась к ней. Я слышала эти истории, и мне было больно за свою мать.

Например, однажды моя бабушка сказала моей матери, которая получила титул «Самая красивая девочка старших классов»: «Если бы у меня было больше денег, я бы сделала тебе пластическую операцию, чтобы поправить твое лицо». Она неоднократно рассказывала мне эту историю, и я знаю, что каждый раз она испытывала боль.

И мама, и бабушка всегда были очень красивыми женщинами. И, как и у многих женщин их поколения, внешность была для них всем. Их облик и сексуальная привлекательность (но в рамках приличия) были их валютой. И глубоко внутри, первобытной частью своего мозга, они верили, что женщины выживают именно так.

Я помню, как впервые почувствовала, что с моим телом что-то не так. Мне было лет восемь или девять, и мы с мамой были на приеме у педиатра. Когда мы вернулись домой, она сказала моему отчиму: «Доктор говорит, что она толстая». В ее голосе сквозило удивление, страх и отвращение — и все это одновременно.

Когда мне было 12 лет, мать посадила меня на диету. В своем дневнике, который я вела в школьные годы, я писала о том, что чувствую себя свиньей и ненавижу себя за прожорливость.

Они обе — и мать, и бабушка — беспокоились о моем весе, и когда я смотрю на свои фотографии того времени, я могу лишь покачать головой. У меня не было проблем с лишним весом.

Теперь я понимаю, что мать беспокоилась о двух вещах, об одной — сознательно, а о другой — бессознательно.

Во-первых, ей было важно, что о ней подумают окружающие, если у нее будет толстая дочь; во-вторых, она переживала, что если я буду толстой, то ни один мужчина меня не полюбит и не будет обо мне заботиться.

Став взрослой, я считала, что у нас с матерью «типичный» конфликт между матерью и дочерью, но я также думала, что наши отношения лучше, чем те, которые были у нее с моей бабушкой. Мать часто говорила, что мы близки; более того, что мы — хорошие друзья. Я знаю, она хотела, чтобы у нас все было иначе, чем у нее с ее собственной матерью.

Чего я не понимала в то время, так это того, что мы с матерью не были «близки» — мы находились в созависимых отношениях и были эмоционально поглощены друг другом. Мы обе были одиноки, вместе ходили в ночные клубы, выпивали, флиртовали и танцевали с мужчинами, которые находчиво предполагали, что мы сестры. Она была вовлечена почти во все аспекты моей жизни, и если я хотела оставить что-то только для себя, то она обижалась или злилась. Поскольку я (бессознательно) жаждала ее внимания и одобрения, я поступала так, как она хотела.

Я не понимала, насколько нездоровыми были наши отношения

А теперь перенесемся на 25 лет вперед, в конец 2010 года, и вот я тоже «развожусь» со своей матерью. Вместо письма по почте я отправила ей электронное сообщение. Несмотря на ее (наше?) стремление иметь иные, более здоровые отношения между матерью и дочерью, оказалось, что мы не можем избежать этих укоренившихся паттернов. Мать бессознательно передала мне установки и модели поведения, я бессознательно их переняла, а когда я захотела начать самостоятельную жизнь, наши отношения пострадали.

Я расскажу вам о некоторых обстоятельствах, которые привели к этому моменту, — о том, что, по моему мнению, оправдывало мой «развод» с матерью. Но сейчас важно понимать, что в то время мне казалось, будто у меня просто нет другого выбора. Я верила, что «развод» с матерью — отказ от общения с ней — решит все мои проблемы.

Вместо этого я обнаружила, что совершенно зациклена на наших отношениях. Каждому, кто готов был меня выслушать, я изливала свою боль и гнев, делясь подробностями о том, как ужасно мать со мной обходилась. Я действовала из нездорового бессознательного убеждения, что являюсь жертвой своей матери.

Когда я открыла для себя понятие «сознание жертвы», все встало на свои места. До этого момента я сопротивлялась мысли о том, что, возможно, я являюсь жертвой, так как в моей семье подобное положение было чем-то, чего нужно стыдиться и избегать любой ценой. Я настоятельно рекомендую работы Линн Форрест, в частности ее книгу «За пределами сознания жертвы» (Beyond Victim Consciousness), для полного понимания этой концепции. Позвольте мне изложить здесь ее основы.

Представьте себе перевернутый треугольник. Внизу треугольника находится Жертва, в верхнем левом углу — Преследователь, а в верхнем правом — Спасатель (обратите внимание, что обе эти роли имеют перевес в одно очко по отношению к Жертве).

Находясь в сознании жертвы, мы играем одну из этих трех ролей, и важно признать, что ни одна из них не считается лучше другой (особенно, если все в этих взаимоотношениях являются взрослыми). Спасатель — не «хороший парень».

На самом деле Спасатель и Преследователь — это утрированные версии Жертвы

Эта динамика проявляется на микроуровне в семьях, и мы также можем видеть, как она — на макроуровне — действует в мире.

Согласно Форрест, «жертвы считают себя слабыми и неспособными о себе позаботиться, поэтому постоянно ищут кого-то, кто их спасет. Спасатели склонны полагать, что их собственные потребности не имеют значения. Они убеждены, что их ценят только тогда, когда они заботятся о других. Это означает, что им постоянно нужен человек, которого они могут опекать. Преследователи верят, что мир является небезопасным и пугающим местом. Они воображают, что должны постоянно защищаться от мира, намеревающегося им навредить, и поэтому злятся на других или на ситуации, полагая, что таким образом всего лишь ограждают себя от опасности».

Не важно, в каком углу треугольника вы оказываетесь в начале, ведь в конечном итоге вы сыграете и две другие роли. Если вы Жертва, то постепенно вы начнете испытывать негодование и даже можете перейти в роль Преследователя для того, чтобы изменить паттерн, полагая, что защищаетесь. Или вы можете стать Спасателем, чтобы чувствовать свою важность благодаря заботе о Жертве.

Оглядываясь назад, я понимаю, что мы с мамой постоянно путешествовали по этому треугольнику и каждая из нас сыграла все три роли.

Вскоре после того, как я «развелась» с матерью, я стала законным опекуном своей бабушки по материнской линии. Учитывая то, что ее дети жили в других штатах (и даже в другой стране), вполне логично было взять эту роль на себя. Не говоря уже о том, что, как я уже упоминала, отношения между моей матерью и бабушкой были натянутыми.

Когда стало очевидно, что она больше не может жить одна в своем доме, я перевела ее в специализированный дом престарелых, а затем вычистила и продала ее дом. Готовя жилье к продаже, я обнаружила связку писем, которые бабушка и моя 18-летняя мать писали друг другу. В период их переписки моя мать училась в колледже.

Я дорожила этими письмами, потому что из них я очень многое почерпнула. Они почти точно отражают часть переписки, которую мы с матерью вели на протяжении многих лет. В некоторых случаях письма содержали обычные повседневные наблюдения и новости, но другие были полны гнева, обиды, обвинений и чувства замешательства.

Я даже нашла знаменитое письмо «Я с тобой „развожусь“», которое мать отправила моей бабушке.

Я делюсь этим, чтобы проиллюстрировать, что, несмотря наши слова и возможные намерения, наибольшее влияние на нас оказывает то, чему мы подражаем. Я не имею в виду, что «развелась» со своей матерью, потому что она сделала это со своей, и не хочу сказать, что наши поступки в то время были правильными (или неправильными).

Дисфункциональные паттерны, если их не замечать и не признавать, передаются «по наследству»

И хотя я решила не иметь детей, я видела влияние этих закономерностей на некоторые другие мои отношения, начиная со своего брака и заканчивая сводной сестрой. Я была резкой, критически настроенной, контролирующей, а иногда и откровенно подлой. Я считала свои поступки оправданными. Я относилась к другим так, как относилась к окружающим моя мать. Как она обращалась со мной… И точно так же, как я относилась к самой себе. Жить в состоянии конфликта было нормой. Я к этому привыкла.

Я не виню ни свою мать, ни бабушку за эти переданные мне модели поведения. То, что я получила от них «по наследству», являлось бессознательной болью от существования в культуре, где женщин оценивают неравнозначно.

Это боль «я недостаточно хороша» и резкого самоосуждения, самокритики и ощущения собственной ничтожности. Эта боль веками передавалась от женщины к женщине, от матери к дочери. Они говорили нам просто быть собой, но на собственном примере учили быть кем-то другим. Приспосабливаться. Соответствовать эталону. Уступать. Подчиняться. А если мы этого не делали, нас часто обвиняли в эгоизме или позерстве.

Задумайтесь об этом на секунду. Столетия назад женщин сжигали на костре, избивали камнями и топили (в прямом и переносном смысле) за то, что они были самими собой, за то, что выражали свое истинное «Я». Особенно, если это «Я» признавалось злым, колдовским, диким, прозорливым, неподобающим, слишком сексуальным, слишком худым, слишком толстым, слишком умным… думаю, вы меня поняли.

Перенесемся в начало XX века. Женщин уже не убивали, но клеймили как «истеричных», помещали в специальные учреждения и, запирая там, говорили, что это для их же блага.

Ну а сегодня? Убийства и заключение под стражу по-прежнему имеют место, особенно в отношении цветных женщин. В основном же это принимает форму шейминга, преследований и угроз в средствах массовой информации.

Тогда понятно, почему наши матери (а также бабушки и прабабушки) ругали нас за все, что могло сделать нас «непривлекательными» или «непригодными» для брака, ведь на протяжении большей части истории женщины не были способны выживать самостоятельно.

Таким образом, из поколения в поколение у женщин были две противоречивые (и часто бессознательные) потребности: я должна быть истинной собой… я должна выражать свое настоящее «я»; я должна защитить себя от сожжения на костре, поэтому я буду подавлять и искажать себя, чтобы соответствовать нормам общества.

Поэтому, конечно, наши матери хотели нас защитить, пытаясь при этом служить примером независимости, но в то же время старались обезопасить себя, будучи вынужденными отвечать ожиданиям социума. Возможно, при этом они приобретали зависимости или становились психически нестабильными. Или, может быть, просто завидовали и злились.

Сама по себе эта боль поколений является одним из наиболее важных источников дисфункции в наших отношениях

Эти убеждения и паттерны лежат в основе нашей жизни, и мы часто даже не догадываемся, что они вообще существуют. Мы просто знаем, что мы не настолько довольны жизнью, как нам бы того хотелось. Наши отношения не приносят удовлетворения и не являются полноценными.

Хорошая новость заключается в том, что нам не обязательно усваивать то, что передается из поколения в поколение.

Это не то, за что следует винить наших матерей или отцов (или самих себя). Это то, что нужно осознать, принять и проработать. Тем временем мы начинаем понимать, что можем выполнять тяжелую работу без страданий; что это может быть одним из самых радостных и жизнеутверждающих дел, которыми мы когда-либо занимались.

Став честной и осознав, что раньше я предпочитала верить в свою несостоятельность, я открыла дверь к исцелению. Решив, что больше я в это верить не хочу, я отпустила эту боль не только ради себя, но и ради своей матери, ее матери и так далее вглубь веков, и вошла в эту дверь.

Эта работа исцеляет — не только вас, но и прошлые поколения (хотя я считаю, что совершенно нормально делать это исключительно для себя). Это также меняет к лучшему будущее.

Принимая решение сосредоточиться на историях наших матерей и пересмотреть их, мы превращаем их из того, что нас истощает и заставляет страдать, в источник мудрости, творчества и мира.

Мы переходим от убеждения, что должны быть счастливы всегда, к тому, чтобы быть живыми

И осознанными. Мы переходим от мыслей о том, что мы сломаны и нуждаемся в «починке», к осознанию того, что мы совершенные и цельные такие, как есть.

И это причина номер один, почему необходимо честно и с сочувствием взглянуть на свои отношения с матерью и спросить себя, что вы решили взять от нее и что вы передаете дальше. Если же это вам не подходит, нужно решиться встать на путь исцеления. Мир во всем мире действительно начинается внутри каждой из нас.

Фото на обложке: Shutterstock / Fotodom