Московскую высшую школу социальных и экономических наук обычно называют просто Шанинкой, по имени основателя — профессора Теодора Шанина. В ноябре 2018 года вышла его первая биография — «Несогласный Теодор». Монологи учёного записал и оформил в книгу писатель и литературный критик Александр Архангельский. Специально для «Мела» он написал небольшой очерк о том, как Теодору Шанину удалось создать успешный университет.

Идея страдания — стержень отечественной традиции. Образ жертвенного человека, созданный в житиях, был подхвачен классической литературой и зафиксирован в документальном жанре; из литературы этот образ проецируется в жизнь. Наши герои, что дореволюционные, что официальные советские, что антисоветские, поголовно принимают муку, жертвуют собой и спасают человечество ценой самоотречения и гибели. Великий человек — мрачный, скептический, разочарованный.

Но бывают и другие случаи, другие люди. Всегда идущие напролом — и в итоге приходящие к трезвому счастью. Один из них — Теодор Шанин, создатель первого в России международного университета. Не «десантированного» с Запада, а как бы пророщенного изнутри российской жизни с опорой на британские практики. Разумеется, работа была коллективной, но Шанин не просто был лидером; он был и остаётся символом университета. Московскую высшую школу социальных и экономических наук так и называют — Шанинка.

Путь Шанина к своему университету был фееричным; его биография — это что угодно, только не привычное CV профессора. Рождённый в довоенном Вильно, с самого начала соединивший в себе языковое многоголосье (идиш, польский, русский) и носивший фамилию Зайдшнур, он был в июне 1941 года отправлен вместе с матерью в Сибирь. Отца выслали отдельно. Высылка, лагерь — это несчастье, но именно оно спасло им жизнь: в подсоветский Вильнюс немцы вошли в первые же дни войны. Сестра Теодора, его дед остались в Вильнюсе — и погибли.

А дальше — череда круто закрученных сюжетных ходов. Внезапное замирение Сталина с поляками, а значит, поблажки для бывших граждан Польши, чудесное перемещение из ледяной Сибири в жаркий Самарканд, профессиональная кража хлеба, цинга, дикие драки в школах… И две вещи, которые определили судьбу будущего родоночальника Шанинки. Чтение книг, которые Теодор Зайдшнур покупал вместо завтраков, и выбор между научным и религиозным мировоззрением.

С книгами всё более или менее понятно; если бы не ставка на знание, сделанная в подростковом возрасте, не было бы того Теодора Шанина, которого мы знаем. А насчёт мировоззрения всё-таки нужно сказать несколько слов. 12-летний Теодор не просто отошёл от веры предков (родители проявили последовательный либерализм — сами отказались от иудаизма, а сыну позволили сделать выбор самому). На основе сделанных научных «ставок» он сформулировал для себя некоторые принципы, на которых будет основана вся его последующая жизнь.

Атеизм «по Теодору» предполагает не борьбу с религией как таковой, но, если угодно, почти религиозную веру в человека, в его возможности

Постоянное вмешательство в ход истории. И активную социальную работу, которая обустраивает мир для всех, и для друзей, и для врагов. Если нужно воевать, придётся воевать, но если война окончена, изволь втягивать в общую жизнь всех. В том числе и тех, с кем воевал когда-то.

Этот атеистический гуманизм, принцип веры в человека поверх идеологий и политик будет в полной мере проявлен в Израиле, когда 17-летний Теодор отправится на фронт, а прямо с фронта — в университет. Каким именно образом он из Самарканда попал в Палестину (в 1948 году!), как перестал быть Зайдшнуром и превратился в Шанина — бесполезно пересказывать, это нужно читать, благо книга «Несогласный Теодор» только что вышла.

Процитируем лишь фрагмент из его монолога: «В комнату вошёл советский солдат. Классический. Ушанка с красной звездой. Шинель. Деревянный чемодан, которые тогда очень часто носили с собой солдаты. Всё, как надо. И говорит матери: «Меня зовут Иегуда. Вы знаете почерк вашего мужа?». И он вытащил из сапога письмо отца. Подал ей. Она прочитала. Отец сообщал, что он находится в Лодзи, в Польше, и с ним всё в порядке. И предлагал ехать к нему. А человек, который привезёт это письмо, даст нам денег на поездку. Иегуда сказал: «Вы относитесь ко мне с недоверием, что нормально. Но я вам нечто покажу. У вас найдётся топорик?». Я принёс ему топорик. Иегуда подцепил им дно своего чемодана, и оттуда посыпались золотые монеты. Он сложил их в кучу и сказал: «Я приехал, чтобы выкупить из тюрьмы нескольких наших товарищей».

Человек, способный создавать университеты, должен был пройти не только через лекционные аудитории, но и через войны, послевоенную социальную работу, не разделяющую бывших врагов, евреев и арабов. А ещё он должен был научиться резко менять траекторию своего научного пути. Вступив в конфликт с «правеющим» Израилем, левый либерал Шанин в конце концов осел в Британии, где неожиданно для самого себя занялся историей и социологией крестьянства. Сначала «третьемирского» (как он выражается), потом собственно российского. И оказался не просто русским крестьяноведом, но одним из главных знатоков наследия выдающегося мыслителя «от имени и по поручению» крестьянства Александра Чаянова.

Как ни странно, именно Чаянов привёл Шанина в перестроечную Россию. Первая лекция о Чаянове в новой России была прочитана именно им — при громадном стечении народа. А затем началась реализация проекта, который многим казался нереализуемым и утопическим.

Объединив вокруг себя российских учёных, посреди революционного хаоса, в безденежье, бюрократическом бардаке и молодой коррупции, он стал продавливать идею университета. Гуманитарного, социального, культуртрегерского и экономического в одном флаконе. Ладно бы инженерного; ладно бы прикладного, промышленно-научного. Нет, именно гуманитарного. Это было не менее сложно, чем пробиться через все границы и попасть на первую израильскую войну; поводов для мрачности эта история давала не меньше.

Но шанинская установка на счастье вопреки катастрофам сыграла свою роль. «Я начал создавать университет, когда был в пенсионном возрасте. И ушёл, когда настало время передавать бразды, а не когда возраст велел», — говорит несогласный Теодор. В итоге, после нескольких провалов, разорений и обманов, появился университет, который сломал советскую начётническую традицию (студенты слушают профессоров в аудитории, самостоятельно не вовлекаются в производство знания). И создал некоторые дисциплины, которых на территории России не было — в частности, почти весь сегодняшний костяк культур-менеджмента сегодня это выходцы из гениальной Шанинки.

Пройдя через множество испытаний (последнее по времени — попытка отзыва лицензии, предпринятая Рособрнадзором), университет отстоял себя. А значит, и наше общее право на академическую автономию. Что тоже есть полное счастье.

Фото: msses.ru