«У учителя и ученика никакого романа быть не может» — эта фраза вокруг скандала в 57-й школе звучит чаще всего. Психолог Яна Филимонова настаивает на том, что такие отношения (даже с видимого обоюдного согласия) всегда становятся возможными лишь благодаря властной позиции учителя, и рассуждает о другой стороне проблемы — «заговоре замалчивания». О взаимоотношениях насильника и жертвы обычно догадываются остальные, но часто боятся признаться в этом даже себе, а после начинают оправдывать своё поведение, обвиняя жертву.

Деятельность психолога в России не лицензируется, и уголовной ответственности психолог не несёт, даже если нарушит принятые этические нормы. Тем не менее при подготовке психологов-консультантов преподаватели не раз и не два повторяют, что клиенты, даже будучи взрослыми самостоятельными людьми, проецируют на человека, к которому пришли за помощью (например, к психоаналитику), образы матери и отца. Именно поэтому сексуальная связь с клиентом инцестуозна и наносит ему серьёзную психологическую травму. Кодексом профессии такое поведение запрещено. То же самое происходит в любых отношениях, которые основаны на оказании помощи или включают отношения власти и подчинения: врача и пациента, руководителя и его сотрудника, работника спасательной службы и потерпевшего, учителя и ученика.

Симпатию и привлекательность в глазах тех, кто от него зависит, чаще всего обеспечивает не сам человек своими прекрасными качествами, а его привилегированная роль

К учителю в классе приковано внимание, он обладает властью, авторитетом, он намного старше и опытнее, в конце концов. Его позицию по отношению к ученицам и ученикам, даже достигшим возраста сексуального согласия, никак нельзя назвать равной.

Возраст согласия установлен для того, чтобы отмерять, с какого момента человек становится достаточно взрослым для осознанного вступления в интимные отношения.

В случае соблазнения педагогом своих учеников об осознанности не может идти речи: это самое настоящее злоупотребление служебным положением

Даже если силового принуждения не было и подросток озвучил согласие на секс. Даже если было то, что формально можно было бы назвать «романом». У учителя и ученицы никакого романа быть не может. Тем более, если действия наделённого властью участника этих отношений включали эмоциональное давление, угрозы суицидом и преследование, о которых рассказывали бывшие ученики 57-й.

Отдельно хочется поговорить о «заговоре молчания», который часто возникает вокруг подобных историй. Напрашивается аналогия с семьями, в которых происходит инцест. Как ни прискорбно, о взаимоотношениях насильника и жертвы обычно догадываются остальные родственники. Но они предпочитают не задумываться, закрывать глаза на очевидное и молчать, становясь соучастниками преступления.

Почему? Потому что это слишком страшно. Мать не может не видеть, что её муж перед сном идёт в спальню не к ней, а к дочери, и возвращается оттуда странно возбуждённый, раскрасневшийся и потный. Она не может не слышать того, что происходит за стеной от вечера к вечеру. Но очень страшно признать, что человек, с которым ты прожила много лет и от которого родила ребёнка, — педофил и насильник. Страшно осознать, что у дяди, который сажает уже слишком взрослую для этого племянницу на колени, странно блестят глаза и руки тянутся куда-то не туда. Страшно признавать, что коллега — возможно, обаятельный и умный человек, с которым ты долгие годы бок о бок работаешь, — растлитель и педофил.

Ещё хуже осознать это спустя некоторое время и тем самым признать, что ты косвенно участвовал в покрывании преступлений. Свою роль играет и нежелание выступать в одиночку против целого коллектива, запугивание, страх позора, потери работы, того, что твоё имя, пусть и косвенно, станет ассоциироваться с «грязным» скандалом. И этот страх так силён, что заставляет продолжать вытеснять уже очевидную информацию и даже набрасываться с агрессией на жертв или тех, кто молчать отказывается. Такой вид поведения называется «виктимблейминг» — обвинение жертвы. Это не значит, что любому обвинению можно верить бездоказательно. Но любое заявление о насилии должно быть рассмотрено и проверено, нельзя замалчивать и отмахиваться. Нельзя обвинять тех, кто просит о помощи или рассказывает о случившемся, — это насильственное поведение.

Виктимблейминг активно используют сами насильники для оправдания своих действий, приписывая жертве «провокацию» и так снимая с себя ответственность

Ужасно, когда так поступают люди, в чьи прямые обязанности входит защищать и нести ответственность за подростков, будь то администрация, учителя или школьный психолог.

Хочется выразить сочувствие тем, кому пришлось столкнуться с этой травмой. Это травма, и никак иначе назвать её нельзя. Переоценка событий может быть болезненной — нередко человек, ставший жертвой злоупотребления, много лет рассказывает себе историю о том, что у него и насильника был «роман». Это психологическая защита, очень понятная в такой ситуации. Но в какой-то момент становится важным расставить всё на свои места: никакой это не роман, а сексуальное использование, и такого происходить не должно.

Хорошо, если есть возможность довериться специалисту и проделать эту работу вместе с ним

Особенно в том случае, если вы замечаете симптомы паники, депрессии, аутоагрессивное поведение (нанесение себе ожогов или порезов, травмоопасное, рискованное сексуальное поведение). Всё это часто случается с пережившими насилие людьми: запертый внутри гнев без возможности адресовать его насильнику обращается на себя.

Важно заручиться поддержкой близких — тех, кто сопереживает, не обвиняет и не перекладывает на вас ответственность. Хорошо, если найдутся несколько человек, которые послушают вас и проявят сочувствие, поговорят, обнимут. Не поддерживайте диалог с теми, кто встаёт на позицию «сама этого хотела», или спрашивает, не стыдно ли вам. Стыдно должно быть растлителю. За ситуацией вокруг 57-й школы следите по специальному тегу