У современных подростков особенные отношения с текстами. С одной стороны, они пишут их чаще, чем предыдущие поколения детей, у которых не было мессенджеров. С другой — качество этих текстов порой находится на уровне, близком к примитивному. Писатель, переводчик, журналист, преподаватель в школе писательского мастерства Creative Writing School Ирина Лукьянова объясняет, нужно ли вообще современным детям умение писать литературные тексты и как научить их этому.

«Занудные тексты, наполненные старческим брюзжанием»

Когда-то я преподавала английский язык детям. На уроках мы разговаривали обо всем на свете: об экологии, о потребительских привычках, о политике, о наших взглядах на межнациональную коммуникацию, о благотворительности. Это целая куча тем и огромное количество вопросов, с которых начинается серьезная полемика, только успевай модерировать. А вот на уроках русского языка почему-то этой живой жизни не происходит.

В школе дети обычно имеют дело со специальными учебными текстами, написанными специальным языком; живые тексты новостных статей, писем, официальных документов, до них не доходят, разве что специально отобранная публицистика в рамках подготовки к ЕГЭ. В результате дети все тексты воспринимают именно как учебник, как нечто непререкаемое и сказанное раз и навсегда. Даже художественная литература в школе — тот же учебник. Достаточно вспомнить, что и школьные сочинения в классах помладше часто пишутся на темы вроде «Чему нас учит эта книга», «Чему мы должны научиться у этих героев».

Во многих учебниках по русскому языку основная часть текстов в основном представляет собой надерганные из классики предложения с описаниями природы, в которые надо вставить пропущенные буквы, расставить запятые. Есть и более симпатичные учебники — где не только отрабатываются орфограммы, но несколько упражнений подряд представляют собой, к примеру, рассказ о том, как оформлялась страница в древнерусской книге, о том, что такое буквицы… Это уже больше чем текст, в котором выполняют какие-то грамматические задания и ищут орфограммы. Он расширяет кругозор ребенка, дает образцы другой, отличной от учебника, письменной речи.

В ЕГЭ по русскому в качестве текстов для анализа и для работы с ними много лет подряд предлагались занудные публицистические отрывки о том, что не надо мусорить, что надо быть самоотверженным, не загрязнять природу, не ругаться плохими словами и переводить старушек через дорогу. И дети в какой-то момент привыкли писать именно такие бессмысленные и занудные тексты, наполненные старческим брюзжанием. И считать, что вот такое морализаторство — это и есть тексты, которые они должны создавать. Тот же учебник.

«Дети вырастают в коммуникативно неграмотных взрослых»

И тут ребенок понимает, что в школе нужно говорить каким-то специальным языком, особым, взрослым. А что это за язык? Когда он пытается понять, как организовано текстовое пространство вокруг него, какая в нем звучит речь, он обнаруживает сплошную канцелярщину и то, что принято называть официально-деловым стилем (все эти «вышеуказанный» и «данный», которые дети приучаются впихивать в свои тексты с малых лет, оттуда). В картине мира ребенка это и есть тот единственный способ, которым нужно общаться друг с другом во взрослом мире. В детском мире, в домашнем мире — совсем другой способ общения, другой, бытовой язык, который воспринимается как устный, сниженный, не соответствующий взрослым задачам.

Воспитанный на специальных учебных текстах ребенок вырастает в 30 летнего человека, который оказывается абсолютно коммуникативно неграмотным. Он не может выразить свои эмоции иначе как речевыми штампами или криком, не может рассказать, почему он злится, или признаться в любви, не в состоянии объяснить своему коллективу, чего он от него хочет, просто потому, что это выходит за рамки его привычной речевой продукции. Такой человек может рождать только тексты, полные просторечий и канцеляризмов; ну и обильно сдабривает их матом.

Мат в целом стал языком, на котором изъясняются даже дети в детском саду. Они попросту не знают другого способа обслужить свои эмоциональные потребности. У их эмоций нет другого языка.

А письменная речь, умение писать тексты — это как раз про то, чтобы дать детям понимание, что язык — это инструмент. И что каждую коммуникативную задачу можно решить теми или иными речевыми средствами. Наборы этих средств не ограничиваются учебной литературой, бытовым языком и официально-деловым стилем. И учить этому детей нужно как можно раньше.

«Не обязательно бороться с системой»

Чтобы внедрить письменные практики в уроки русского языка, не обязательно бороться с системой, переписывать учебники или пытаться полностью переформатировать программу.

Любой грамотный учитель может на своем уроке предлагать детям работать с текстом не из учебника (это может быть исторический документ, научная статья, отрывок из мемуаров); может предлагать создавать тексты не только обычного учебного формата. Даже сочинение можно задать на тему, которая интересна и учителю, и детям. Тему можно придумать вместе с самими учениками. И хоть каждый день выполнять такие маленькие задания, писать хотя бы пару абзацев о том, например, какого цвета ваше настроение.

Можно работать со стилизациями. Изучаем «Илиаду» и «Одиссею» — пишем пять строчек гекзаметром, изучаем былины — пытаемся написать абзац былинным слогом.

Я много раз сталкивалась и с тем, что я задаю своим детям придумать какой-то свой мир вселенную, а они предпочитают взять другой, уже готовый. Мир греческих мифов, «Гарри Поттера», «Властелина колец», Перси Джексона. И первые ученические шаги им удобнее и легче делать в том мире, который они уже знают и понимают, они внутри него учатся жить, играть, расставлять персонажей, заставлять их звучать как живых, обмениваться репликами. И это тоже нормально.

Жуковский говорил, что его вдохновение зажигается от чужого

А вот рекомендация вести личный дневник в качестве письменной практики, мне кажется, не очень эффективна. Во-первых, это всегда очень личная история, а во-вторых, если ведение дневника будет принудительным, то оно потеряет свой смысл.

Другое дело — предлагать ученикам изложить на бумаге конфликтную ситуацию. Спокойно, взвешенно. Рассказать без ругательств и оценочных суждений о том, что произошло. Дети этого, к сожалению, совершенно не умеют делать. Если в классе произошел конфликт, им очень трудно изложить последовательность событий без криков и обвинений. И дело не только в самоконтроле — дело в том, что они не умеют выражать свои чувства словами, не умеют в эмоциональной ситуации выстроить последовательное высказывание. А ведь это умение очень нужно не только в подростковом возрасте, но и во взрослом.

«Прививка от манипуляций в будущем»

Для того чтобы начать писать литературные тексты, важно научиться и правильно их читать. Анализируя художественные произведения, дети понимают, что не каждый текст — учебник. И что герои — это не живые люди и не кейсы по популярной психологии, а значит, обсуждать их нужно не как на шоу Малахова: хороший это поступок или плохой, мерзавец он или она сама виновата… Стоит подумать, а зачем они придуманы именно такими и почему ведут себя именно так в рамках предложенного автором подхода, а не так, как нам хотелось бы, чтобы они себя вели.

Почему, например, Татьяна не убегает с Онегиным, а Герасим не убегает с Муму?

И почему Печорин не может стать психологически подкованным товарищем, который знакомится с достижениями современного феминизма и перестает быть сволочью?

Художественный текст — это описание жизни героя, как пути, на протяжение которого встречаются ошибки, падения, глупые решения. Некоторые из них можно исправить, другие — нет. Сейчас говорят даже, что понимание пути героя важно в психотерапевтическом смысле: подростку важно понимать, что его собственная жизнь — это тоже «путь героя», и что на этом пути ему встретятся тяжелые развилки, на которых предстоит сделать выбор, что будут взлеты, но и падения с большой высоты, что в жизни можно тоже пережить «метафизическую смерть», воскреснуть и жить дальше. Литературные тексты могут подсказать, что в таком случае помогает подняться, преодолеть сложности.

Когда подростки начинают понимать литературу, они видят, как устроено соотношение между выдуманным миром и реальным, чем отличаются герои у разных авторов.

В этом случае они вырастают квалифицированными читателями, которые в состоянии отбирать для себя в огромном богатстве мировой литературы то, что им надо, литературу, помогающую привнести в жизнь опыт, который ты не можешь или не хочешь переживать сам, но который тебе необходим.

Умение читать разные тексты, сравнивать их между собой, смотреть, какими средствами автор пытается воздействовать на сознание читателя, как добивается своей цели, закладывает основы критического мышления и может быть прививкой от мошенников и манипуляций.

Проблема в том, что сейчас школьники вырастают с пониманием, что есть какая-то правильная классическая литература, невкусная, как брокколи, но полезная, а есть вкусная и вредная, как чипсы, массовая литература. И речь — либо взрослая, официальная, изобилующая канцеляризмами, такой пишутся сочинения и делаются доклады, которые невозможно слушать, — либо бытовая, для своих, живая, эмоциональная, наполовину состоящая из мата, сленга, просторечий, но выполняющая задачу повседневного общения. А вот когда нужно что-то среднее, на свет появляются уморительные зощенковские конструкции: «В результате данного решения князь такой-то тупо спалился».

Задача хорошего учителя — показать, что между этими двумя полюсами есть очень много другого

Что, кроме классики-брокколи и литературных чипсов, существует масса другой полезной «еды». И каждый может найти что-то вкусное для себя. Важно научить ребенка искать и находить.

В какой-то степени учителя можно сравнить с родителями, которые постепенно расширяют диапазон пищевых пристрастий ребенка. Главное помнить, что если в ребенка насильно впихивать полезное и невкусное, то мы выработаем у него рвотный рефлекс. С текстами и литературой, которую впихивают в ребенка насильно, происходит ровно то же самое.

«Зачем выращивать графоманов?»

Еще в начале 2000-х годов я в рамках одного проекта ездила в США смотреть на устройство тамошней системы образования в город Баффало. И среди прочего мы попали в культурный районный центр. Он находился в весьма бедном квартале с преимущественно небелым населением. Когда мы туда приехали, нам сказали, чтобы мы ни в коем случае не оставляли в микроавтобусе свои вещи, потому что могут взломать и все утащить. При этом в самом центре люди занимались росписью по шелку, гончарным мастерством, писали картины. И там была студия для подростков, где их учили писать стихи. Это были обычные ученические верлибры без единого намека на художественные образы, только рассуждения о себе и своем эмоциональном состоянии, разбитые на короткие строчки. Так себе стихи, в общем. Посетители — подростки из неблагополучных семей. И я задала провокационный вопрос руководителю студии, а в чем, мол, смысл выращивать плохих поэтов и поощрять их плохое поэтическое творчество? Ответ меня поразил: «Если человек может выразить свои чувства словами, а тем более стихами, то он не будет выражать их поджогом автомобилей и битьем витрин». И вот это то, чего нам очень не хватает.

У нас формулировать свои мысли и выражать свои чувства словами никто не умеет

Умеют хлопать дверями, психовать, ругаться, орать. А что основное средство коммуникации для людей — слово, и что докричаться нельзя, а можно донести словом, а не криком, мало кто понимает. Если мы посмотрим на то, что происходит в телевизоре, складывается четкое ощущение, что прав только тот, у кого самый громкий голос и кто умеет много децибел из себя исторгать на последнем градусе истерики.

Вербальность и гуманитарность, умение работать со словом, умение работать с художественным образом очень сильно недооценивается в современном мире («Ребенок — гуманитарий, господи, горе-то какое. Кто меня будет кормить на старости лет?»). А между тем работа с текстом, с человеческой речью, умение самовыражаться через речь, а не через оскал зубов, — чрезвычайно важное дело.

Жизнь не состоит только из того, что либо ты ешь, либо тебя едят, либо ты бьешь, либо тебя бьют. Жизнь гораздо более многообразна. И речь устная и письменная — важный инструмент познания мира и себя, более того, это инструмент влияния на мир.

У нас почему-то считается, что рисовать, петь и танцевать можно научиться, а про писателей говорят, что дар либо есть, либо нет, и научить никого нельзя. Зачем, мол, выращивать графоманов? А затем, что мы выращиваем не графоманов, а грамотных читателей, грамотных людей, владеющих словом, умеющих себя выразить. И даже если они потом не станут писателями, они смогут сочинять хорошие сказки для своих детей, вырастят своих детей грамотными читателями и мы будем жить в прекрасном мире, где все умеют разговаривать, а не бить друг другу морды.

Когда на всю Россию, условно говоря, всего несколько тысяч читателей, а все остальные неграмотные крестьяне, и есть кружок из 20 хороших писателей, а среди них один гениальный Пушкин — это одна история. А когда у нас 140 миллионов читателей — пусть пишутся разные книги и появляются разные таланты.

Интересно, кстати, почему дети хотят писать книги. Одна девочка мне недавно сказала: «Почему я должна все время читать про чужой опыт, а не жить свою жизнь и описывать свой опыт?» И действительно, когда ты автор, творец, когда этот материал оказывается тебе послушен, когда ты умеешь пользоваться словом и возводить свое неповторимое здание текста — это самое божественное занятие.

Тексты — это ключ к пониманию культурного наследия всего мира до появления интернета, да и значительной части интернета тоже. А умение писать тексты — ключ к влиянию на ту часть мира, которая, как и прежде, коммуницирует при помощи слов, а не изображений или звуков.

Фото на обложке: Varran, 3d_and_photo, Paladin12 / Shutterstock / Fotodom