Лет пять-десять назад мало кто сомневался, что к школе нужно готовиться заранее. И я, психолог по образованию, собственноручно записала дочку в платную группу с усиленной подготовкой к первому классу. Дочка пришла в неё из яслей между тремя и четырьмя годами. И сразу села за парту.

В мае, за три месяца до начала дошкольного учебного года (смешно звучит, правда?), очень авторитетная и уверенная в себе учительница Светлана Николаевна рассказала, как нам повезло, что мы попали в эту группу. Она объяснила, что от нас потребуется серьёзное участие и помощь, потому что современное образование диктует новые правила, и им нужно соответствовать. Мы понимающе кивали.

Занятия начинались в девять утра и длились 35 минут. Их было, как правило, три. Нам сказали, что это нормально для «сильных» детей. Если честно, в группу попали дети, чьи родители смогли и захотели за неё платить. Все подряд.

Подчёркивая серьёзность своих намерений, учительница нередко оставляла детей без прогулок. Об этом я узнала совершенно случайно: зимой легко понять, гуляли дети или нет. Если гуляли — одежда на батарее. Если нет — сухая и аккуратно сложенная в шкафчике.

Однажды я спросила у воспитателя, почему из пяти дней в неделю минимум два дети не гуляют?

Она, сославшись на учительницу, объяснила, что дети очень разные: способным всё даётся легко, а из-за «слабых детишек» занятия затягиваются, на прогулку не остаётся времени». Помолчав, она добавила: «Ничего, нагуляться успеем!»

Чем старше я становлюсь, тем больше злят меня эти слова и моё молчание вместо ответа. Дело не столько в нарушении методических рекомендаций и санпиновских предписаний, сколько в делении на «сильных и слабых» в четыре года.

Когда в нашей группе стали устраивать ежемесячные открытые занятия для районных организаций (чтобы показать достижения образцового детского сада), мы поняли, кто считается сильным, а кто слабым.

К счастью, критерий был всего один: «удобный-неудобный». Удобный значит послушный, способный высидеть на стуле, не вскакивая слишком часто, не задающий вопросы, сбивающие с толку. Словом, ребёнок как можно больше похожий на взрослого. Пытливых, активных и непредсказуемых тщательно прятали, чтобы не сорвали гладкий ход занятия.

Моя дочь, кстати, в старшей группе попала в число неудобных. Слишком много в ней было детской непосредственности. Тяжело поддавалась подравниванию

Что делали дети? Читали, считали и писали.

Светлана Николаевна каждому печатала в тетрадке слоги, потом слова, потом предложения, и мы отрабатывали чтение дома. По такому же принципу (дома) решали примеры и задачки и учили стихи.

Ближе к подготовительной группе появились и тексты, написанные письменными буквами. Их дети переписывали, не понимая ни слова. И прописи, само собой, были. Не какие-нибудь с элементами письменных букв, спрятанных в ягодках, бабочках и цветочках, а самые настоящие школьные прописи.

В старшей группе не обошлось без чтения «на скорость». Самые «скоростные» дети понимали только первые полтора слова из прочитанных двадцати. Но их очень хвалили.

В тетрадях нам оставляли послания примерно такого содержания: «Мало почитали. До сих пор не знает букв в, г, д, е, р, ж, ш. Отвлекается. Поговорите с ребёнком!». Или: «Так держать! Прочитал быстрее всех!». В качестве оценок использовались наклейки. Гигантские и объёмные — молодец, маленькие и плоские — не молодец.

На собраниях кого-то хвалили больше, а кого-то — меньше, к чему родители относились ревностно. Все сидели в ожидании хотя бы маленькой похвалы. А после того как учительница назвала одного мальчика индиго (его мама была особой поклонницей её чудодейственной методики), всем захотелось, чтобы и их ребёнка назвали этим экзотическим словом. Но увы. Одному не хватало логического мышления, другому — усидчивости, третьему — ума. Чего у ж там, все мы люди разные! Не всем же в Сорбонну.

Разбор полётов обычно проходил при всём честном народе. Авторитет Светланы Николаевны магическим образом убивал способность размышлять, возражать и вообще говорить.

Сейчас меня удивляет, что столько взрослых и не глупых людей всерьёз воспринимали происходящее, не обращая внимания на методические, педагогические и этические нарушения.

Сначала ребята тоже относились к занятиям серьёзно. Даже слишком. Девочки, унаследовавшие от мам комплекс «отличницы», уже в пять лет тряслись из-за ошибок.

Ребята довольно быстро разобрались, кто в группе самый лучший ученик, а кого «в школу не примут». Одна девочка даже осталась ещё на год в саду, чтобы получше подготовиться к школе.

Постепенно у большей части группы пропал интерес к занятиям, и даже супернаклейки их перестали волновать. Им хотелось играть, гулять, прыгать и дурачиться.

Рисованием, театром, лепкой, аппликацией и другими развивающими занятиями занимались во второй половине дня. Подготовка к школе этого не подразумевала. Но именно их моя дочка (думаю, и все остальные) вспоминает с радостью до сих пор. А вот имя учительницы — не помнит, притом что помнит имена поваров и медицинских работников из садика. Память вытеснила эту информацию. Как лишнюю.

---

Наша группа должна была быть переведена полным составом к самой заслуженной из всех заслуженных учительнице. Но она переехала, и все мы разбрелись по разным школам.

Как выяснилось позже, затмить «обычных» детей своими знаниями не удалось особо никому. А вот переучиваться писать письменные буквы пришлось всем. Ведь у каждого учителя свои требования и прописи.

И читать учились заново. «Насладившись» учёбой до школы, дети при виде книги шарахались. Если честно, их даже усадить за стол было невозможно, разве что невзначай подсунуть книжку и за конфету попросить прочитать хотя бы строчку.

Гулять, строить из конструктора города, разбирать и собирать машинки, играть в куклы — вот, что им хотелось делать после детского сада. Большая часть группы читать в итоге разучилась совсем. Потому что чтение не увлекало и не радовало. Оно никогда не было осознанным, скорее, механическим. К тому же Светлана Николаевна сразу сказала, что идёт оно у нашей группы туговато.

iStockphoto (AnaBGD, petrograd99)

---