11 декабря 2018 года исполнилось 100 лет со дня рождения писателя Александра Солженицына, чей вклад в русскую литературу сложно переоценить. Журналист Олег Глаголев поговорил с доктором филологических наук Юлией Балакшиной о том, насколько понятны произведения Солженицына современным подросткам.

Можно ли назвать Солженицына последним великим русским писателем?

Безусловно, Солженицын — последний в ряду классических русских писателей, которые ставили перед собой не только и не столько художественные задачи, сколько задачи нравственные, исторические, задавали вопросы о судьбе русской земли и народа.

Русская литература XIX века всегда мыслила себя ответственной за общество. Она была практически единственным способом выражения общественной мысли в России в XIX веке, поэтому ответственность за народ она брала на себя. Иногда это жутко раздражало. Как в случае с Гоголем, который в «Выбранных местах из переписки с друзьями» начинает учить, как нужно жить. И в случае с Толстым, который к концу жизни даже создаёт религиозное учение.

Этот путь для русского писателя закономерен. Солженицын не только делает художественные открытия (хотя, безусловно, они у него есть), но и берёт на себя задачу осмысления истории, да ещё в те годы, когда эту задачу решать не брался никто. Поскольку официальная история шла другим путём и жила иными смыслами.

Это тоже сугубо в русской традиции, что подлинное историческое сознание более всего раскрывается в формах художественного творчества. В «Войне и мире» Толстой осмысляет события войны 1812 года. Из-под пера Пушкина выходят «Борис Годунов» о Смутном времени и «Капитанская дочка» о пугачевском бунте.

Что это было для судьбы России, русского народа и человека? Такой же вопрос ставит перед собой Солженицын, когда пишет «Красное колесо» — мощнейшее историко-художественное исследование того перелома, который произошёл со страной в 1917 году, единственное такого масштаба.

Это же касается и многих нравственных задач — свободы и страха, веры и предательства, становления и распада личности, которые он, как писатель, тоже перед собой ставит. Задача обучить людей у него тоже есть. Его публицистическое слово, попытка ездить по России, проповедовать и говорить, на каких началах нужно возрождать Россию, — всё это вполне в русле классической литературно-писательской традиции XIX века. Конечно, сегодня это смотрится несколько инородно, и может вызывать раздражение у современных читателей.

Может ли нынешнее поколение по достоинству оценить Солженицына?

Это действительно проблема, потому что человек современный мыслит по-другому, ему трудно даются такие целостные исторические концепции, он перестаёт им верить. Да и просто прочитать «Красное колесо» — для современного человека это особый подвиг, оно намного больше «Войны и мира». Но мне кажется, что надежда всё-таки есть.

Когда я рассказываю про Солженицына студентам, они говорят: «Непотопляемый мужик!». Его судьба вызывает у них восхищение

Его жизнь не расходилась с творчеством, и это тоже вполне характерно для русского писателя. Он за многое заплатил лично и шёл до конца, чтобы слово его было услышано.

Есть ли у вас ощущение, что его слов вызывает у кого-то напряжение или неприятие сегодня?

Характерно, что его критикуют не как писателя, не за бездарные произведения — его критикуют за жизнь. Не знаю, насколько эта стратегия получит развитие и добьётся своего, но я всё-таки надеюсь, что клевета не отвратит русского читателя от Солженицына, и он будет прочитан.

Можно ли, говоря словами Томаса Манна, отнести Солженицына к «святой русской литературе»?

Смотря что понимать под «святой русской литературой». Если понимать под «святой» литературу, которая всё время выходит за пределы самой себя, понимает, что жизнь и история не исчерпываются плоскостью исторического факта и всё время ищет какие-то вертикали божественного промысла, то — да, можно, конечно.

С какого произведения лучше всего начать читать Солженицына?

Раньше это был, безусловно, «Архипелаг ГУЛАГ». Это его первый большой писательский подвиг. «Архипелаг» изменил сознание людей, открыл для многих какую-то важную потаенную правду. Сейчас, наверное, начать надо не с него. Для меня, например, важен «Случай на станции Кочетовка», поскольку он трагически показывает сознание хорошего человека, который обработан идеологией. В этом произведении показываются механизмы, которые позволяют сознанию человека редуцироваться, скукожиться.

А с другой стороны, открывается то, что может быть прорывом к подлинной жизни. Это очень актуально, потому что сейчас происходят те же процессы. Нужно понимать, как человеку всё-таки прорваться за грань идеологии. Нужно знать, что внутри человека всё равно остаётся живой источник, как бы этот мир и самая бесчеловеческая идеология ни пытались его истребить.