«Меня обвиняли, что я кормлю ребёнка грудью и тем самым убиваю его». Монолог матери, которой запретили ГВ
«Меня обвиняли, что я кормлю ребёнка грудью и тем самым убиваю его». Монолог матери, которой запретили ГВ
Наш блогер Людмила Чиркова — многодетная мама. В своем блоге она поделилась рассказом о том, как пыталась сохранить грудное вскармливание у младшего сына в ситуации, когда все: и медики, и родные — были против.
Я стояла возле микроволновки и ждала, пока молоко «простерилизуется» и из него «уйдут антитела» (да-да, врачи мне сказали, что в СВЧ молоко можно «стерилизовать»). Раздался хлопок. Я открыла дверцу и обнаружила, что от еле-еле сцеженных 120 мл осталось около 30. Я стояла и рыдала, понимая, что снова придется давать смесь.
Начиналось все так: у меня двое детей, общий стаж ГВ — 6 лет, два из которых я кормила детей тандемом (то есть двоих сразу). Я была уверена, что мне под силу вообще все. Оказалось, нет. Мой младший сын предсказуемо родился раньше срока. Ок, я была к этому готова. Кормить первое время мне было нельзя — про это я тоже узнала заранее. С резус-сенсибилизацией не шутят: во многих клиниках и по сей день запрещают кормить грудью, опасаясь попадания антител матери в кровоток ребенка, что очень и очень опасно.
Резус-сенсибилизация развивается в случаях, когда у матери группа крови отрицательная, а у ребенка — положительная. Не всегда — в первую беременность, как правило, резус-сенсибилизация не развивается, а вот в последующие этого опасного состояния избежать тяжело.
Опасность резус-сенсибилизации в том, что антитела в крови матери атакуют кроветворную систему плода, разрушают эритроциты и тем самым вызывают гемолитическую болезнь плода, а впоследствии — новорожденного. Результатом могут стать как пороки развития, так и летальный исход.
В общем, я честно ждала прихода молока, пила (в качестве плацебо и успокоения) чай с фенхелем и анисом, а потом сцеживалась каждые два часа. Сын тем временем лежал в больнице на другом конце города. Спустя три недели я отвезла заветную баночку в лабораторию и отдала безумные деньги за анализ на антитела. Случилось чудо: педиатр дала добро на кормление.
Это был самый счастливый день в моей жизни: мне разрешили не просто взять ребёнка на руки, но и приложить его к груди. Когда еще через 10 дней я забрала сына домой, я была самой счастливой в мире мамой. Счастье продлилось четыре дня. На утро пятого нас отправили в больницу на переливание крови, где сразу по приезду меня отчитали все, кто только мог: от дежурного врача до медсестры с зычным голосом, которая ставила катетер в голову новорожденному.
Единственным «лечением» гемолитической болезни плода является кордоцентез — внутриутробное переливание крови ребенку, а также замена крови или переливание крови уже после рождения. До недавнего времени считалось, что резус-отрицательной маме ни в коем случае нельзя кормить резус-положительного ребенка, поскольку «антитела из молока попадают в кишечник ребенка и сквозь тонкие стенки снова в кроветворную систему, продолжая разрушительную деятельность».
Поэтому нас и отправили в больницу. И поэтому посчситали, что причина — то самое кормление.
Однако последние исследования показали, что антитела в грудном молоке, попадая в пищеварительный тракт ребенка, разрушаются, и в кровь в кишечнике они не всасываются.
Более того, в рекомендациях по реабилитации новорожденных с гемолитической болезнью грудное вскармливание выделено отдельным пунктом наравне с физиологическим и развивающим уходом в зависимости от возраста ребенка.
То есть развитие поздней анемии, требующей трансфузии эритроцитов (переливания крови), никак не связано с антителами в грудном молоке и требует лишь контроля гемоглобина на протяжение трех месяцев, раз в 2-3 недели.
На меня кричали, обвиняли в том, что я кормлю ребенка грудью и убиваю его. На мои робкие «мне врач разрешил» продолжали отвечать криком. Но самым страшным оказалось то, что муж, который до этого меня во всем поддерживал, внезапно приволок банку смеси, стерилизатор и подогреватель для бутылочек.
Сутки в больнице, когда ты держишь на руках ребенка, которому переливают кровь, и не можешь даже его утешить — это ад. Мне казалось, хуже быть не может. Я ошибалась. Мы вернулись с сыном домой, а там слежка. Родственники пристально наблюдали за тем, как я готовлю бутылочки со смесью и своим (простерилизованным!) молоком. Главное — никакой груди! Каждые два-три часа я вставала, мыла бутылки, разводила смесь.
Молоко у меня стало потихоньку уходить: готовить смесь и сцеживаться каждые два часа просто не было сил. Примерно тогда и случился этот «хлопок» в микроволновке — я хотела накормить сына хотя бы «стерилизованным», но своим молоком, но пришлось опять давать смесь.
Спустя две недели я всё-таки начала кормить грудью. Тайно, по ночам
Каждый раз я боялась, что меня застукают на месте преступления. Еще спустя две недели я просто не пошла покупать новую банку смеси и перестала вступать в дискуссии с родственниками. В итоге я кормила сына до трех лет. И все это время размышляла, почему же наши врачи (не все, но многие) не в курсе международных протоколов ведения таких случаев? Почему медики считают, что антитела, например, «убиваются» в СВЧ (нет, не убиваются)? Ведь окажись на моем месте мама с первым ребенком, не факт, что ей бы удалось спасти лактацию или запустить ее снова.
Кстати, когда я уходила из больницы, та самая зычная медсестра нахально спросила: «Ну что, будешь еще кормить грудью?» Я ответила: «Да, это мой третий ребенок. Я знаю, что делаю». Пока в больницах будут работать подобные медсестры и врачи, государство может сколь угодно долго и громко кричать о поддержке ГВ и запрещать рекламу смесей, но это не поможет. Потому что мамы слышат в роддомах: «Зачем вы кормите грудью? Дайте бутылку — так всем спокойнее будет».
Фото: Kseniia Vladimirovna / shutterstock / fotodom
Вы находитесь в разделе «Блоги». Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.