Когда «Мел» только запустился, мы говорили, что в России нет традиции и привычки к публичному разговору об образовании. Мы хотим восполнить этот пробел. Читайте манифест об образовании Сергея Белоголовцева — актёра, телеведущего и отца троих детей.
Школа всегда напоминала мне бездну. Идти туда безумно страшно, но все равно тянет. Все мальчики, которые потом становятся юношами, мечтают не ходить в школу. При этом если бы когда-то давно мне действительно дали эту возможность выбора — ходить в школу или нет — по правде говоря, и сам до конца не знаю, что бы я выбрал. Мне очень обидно, что в школе главным побудительным мотивом и основным мотивационным фактором всегда был страх. Тебя постоянно пугали. Тебе сулили страшные кары, если расслабишься хоть на минуту. Причем это продолжалось и на первом курсе. Я помню, на первой же моей паре в Горном институте (тогда еще университете) преподаватель по начертательной геометрии начал со слов: «Когда после первого семестра вас отчислят из института за несданный алфавит…». И каждый преподаватель начинал лекцию именно с этой фразы. «Когда вы не сдадите геологию…», «когда вы не сдадите основы высшей математики…», " когда вы не сдадите физику горных пород…». И когда в конце дня я приехал домой в город Обнинск, я чуть не разрыдался. Я был напуган до заикания. Школьные друзья звали отметить начало года, но я остался дома с мамой и сказал, что буду чертить алфавит до утра.
Конкретно это воспоминание на полках моего аналогового мозга стоит особняком, хотя в школе эти прививки страха нам делали постоянно. И я, кстати, не скажу, что страх это не тот аргумент, который может заставить человека учиться. Но жить в состоянии перманентного страха — это как-то унизительно. И это, мне кажется, всегда говорит о слабости тех, кто запугивает. Говорит об их полной педагогической (и даже идеологической) несостоятельности. Все время пугать детей — это примерно как круглосуточно показывать по телевизору сериал «Кровь кровит кроваво-7». Это очень просто и поначалу отлично работает: у телеканала растет рейтинг, а у детей — мотивация. Правда, очень скоро это начинает надоедать. Ты уже совсем не боишься, остаются только раздражение и апатия. И механизм перестает работать.
При этом я верю, что власть страха это едва ли не единственный реальный механизм для младших классов. Одна моя знакомая, как раз учительница младших классов, любит говорить: «ребенок — это неосознанный негодяй». Я искренне верю, что в формуле «кнут и пряник» именно кнут первичен по значению, а не только по порядку слов.
Ребенка, пока он не повзрослел, нельзя воспринимать как взрослого и проверять на сознательность. В каждом ребенке живет анархист и немножко предателя
Представьте любой класс младшей или даже средней школы. Учительница просит детей немного позаниматься самостоятельно и уходит надолго. Ее нет десять минут, двадцать, полчаса. Она в подавляющем большинстве случаев вернется в орущий и беснующийся класс и в очень маленьком числе случае в класс, где просто никто ничего не делает.
У очень многих эта неосознанность остается и потом. Мой отец, преподаватель физики, отдавая меня в физматшколу при МИФИ (обнинском филиале), был уверен, что я хожу туда и занимаюсь математикой и физикой с удовольствием. А я ходил только затем, чтобы угодить отцу, хотя и не понимал там ни бельмеса. Сейчас я понимаю, как чудовищно неправы были мы оба: я — потому что не набрался смелости сказать, что это совсем не мое; и он, потому что не дал себе труда проверить. Не посадил меня за стол и не дал решить такую же задачу, как нам давали на занятиях, только немного поменяв условия и цифры. И тогда, увидев, как я пугающе беспомощен, либо перестал бы меня заставлять; либо, прекратив эту профанацию, стал бы моим репетитором и дотянул до нужного уровня.
Единственный способ отказаться от кнута — это сочетание любимого дела и невероятного количества любви. Если давать ребенку заниматься только любимым делом, к которому он расположен, отпадет любая необходимость его заставлять. Он копошится со своими делами, а учитель очень осторожно и последовательно убирает страх и принуждение, заменяя их любовью. Звучит красиво, но в реальности это очень сложный и долгий процесс, требующий терпения и идеальной дозировки. Как заместительная терапия.
Школа будущего должна научиться понимать, к чему ребенок, становящийся взрослым, больше всего расположен в жизни
Она должна выявлять его призвание, и тогда ученик избегнет этого унизительного давления и будет заниматься тем, что ему действительно интересно (а все не может быть интересно абсолютно никому). Если ему нравится литература, пусть он пишет и читает книжки. Да, из него скорее всего не получится Лев Толстой (он статистически один на миллион), но получится хороший редактор и журналист. Или, например, учитель литературы. Да пусть хотя бы библиотекарь, но счастливый. Только в такой школе учитель может стать старшим товарищем, а сама она — строиться не на страхе, а на убеждении.
Возвращаясь от фантазий к реальности, скажу, что в такой школе не будет уроков физкультуры. В современном российском виде — это абсолютное зло. Меня пугает, что в школу возвращаются нормы ГТО. Я допускаю, что великий советский футболист Федор Черенков не мог подтянуться двенадцать раз, но это не помешало ему быть великим атлетом. Школьные занятия физкультурой особенно глупы, потому что все дети (особенно если мы говорим о парнях) любят во что-то играть. И их нужно заманивать игрой. Не заставлять заниматься «гармоничным развитием тела» (пресс, приседания, челночный бег), а давать им спортивную и игровую цель, и они будут идти к ней сами.
В той же Америке (не знаю, можем ли мы тут про нее говорить) у каждой школы есть своя спортивная команда или даже несколько
Игра или тем более победа в ней — иногда ярчайшее событие и воспоминание вообще всей жизни, а не только первых шестнадцати лет. Парни с упоением играют, девушки с еще большим — танцуют в группе поддержки. Потому что девушки хотят не бегать в уродливых штанах с начесом на лыжах по ближайшему к школе лесопарку, а хотят в коротких шортиках делать шпагат посреди школьного зала и ловить на себе восхищенные взгляды родителей и учеников мужской национальности. И в этом нет ничего страшного и порочного, потому что это заложено в женской природе. Нужно вообще как можно меньше заставлять детей делать какие-то специальные вещи. Давайте, если мы не можем прямо сейчас построить всю школу на желании и убеждении, построим на них хотя бы один урок физкультуры.
