Интерпретация русской литературы Дмитрием Быковым может быть спорной и не найти понимания у вашей школьной учительницы, но она всегда очень интересна. В издательстве «АСТ» вышел сборник лекций писателя, и мы публикуем отрывок о «Пиковой даме». По мнению Быкова, эта повесть совсем не про уважение к старости, а про злой рок, от которого невозможно избавиться.

Элемент фантастического в «Пиковой даме» довольно силён. Старуха является, сообщает тайну, и после этого у Чекалинского первые два вечера Германн выигрывает огромные суммы: «Позвольте заметить вам, — сказал Чекалинский с неизменной своею улыбкою, — что игра ваша сильна». А в третий раз он странным образом обдёрнулся. Он поставил на туза, но вместо туза вышла пиковая дама. Это можно считать случайностью, а можно считать мистическим совпадением.

Пиковая дама будто двоится. Она вещь как бы мистическая и как бы реалистическая. Я полагаю, всё-таки мистическая, потому что речь в ней идёт о мистике игры.

Пушкин был страстным игроком. Страстным и чрезвычайно неудачливым. Зато ему везло в любви — примета, что везение в любви не способствует везению в картах и наоборот. Пушкин был удачлив в дуэлях. У него было больше двадцати дуэлей, и смертельной оказалась только последняя. Удачлив в любви. Чрезвычайно удачлив на войне — во всяком случае, во время арзрумского похода 1829 года. Но роковую неудачу в картах, это невезение он переживал очень мучительно.

Для того чтобы правильно понять «Пиковую даму», надо знать, что из себя представляет игра фараон. Тот самый фараон, который графиня, Венера московская, предпочитала любви. Пушкин тоже играл в фараон. Игру абсолютно примитивную, сугубо азартную. Заключающуюся в том, что вистующий мечет карты на две пачки. Открывает одну — допустим, вот тройка. Вы ставите на тройку, и, если в соседнем столбике окажется двойка, вы выиграли. А если, допустим, пятёрка — проиграли. И так далее. В какой-то момент вы говорите «хватит» — и смотрите, что там во втором столбике. Вот и всё. Игра абсолютно элементарная.

В чём смысл азартных игр, помимо, разумеется, денег? Выигрыш для настоящего игрока не самоцель. Настоящий игроман играет не для денег

Он как бы проверяет, в силе ли договорённости с судьбой. Это постоянная проверка, насколько ты удачлив, насколько ты угоден Богу, насколько у тебя всё получается. Настоящие игроманы, такие как Маяковский например, играют всё время и во что угодно: в билетики; в сколько шагов до ближайшего фонаря… То есть это постоянный процесс игры, постоянное запрашивание Бога: «А вот имею ли я ещё право на существование?» И Пушкин в этом смысле фантастически азартный человек.

Он тоже постоянно не уверен в правильности своего существовании, в своём будущем. Его неуверенность в будущем — одна из любимых тем:

Это для Пушкина очень важная тема: «Рок завистливый бедою / Угрожает снова мне». Это своего рода постоянный договор с судьбой. Его дуэли были той же природы. Это азартная игра, где ставка чрезвычайно высока. И честь, и жизнь, и всё остальное. Пушкин, как ни странно, хотя он «вольный сын эфира», художник, который противится всякой практической пользе, — довольно строгий моралист и в жизни, и в текстах. И уж конечно, в «Пиковой даме» моральный посыл есть, только он не сводится к тому, что надо беречь старость, уважать старость.

Кстати говоря, «Пиковая дама» — очень влиятельный текст в русской литературе. Один из самых известных русских романов, где молодой честолюбец-наполеончик убивает старуху, полностью заимствован из «Пиковой дамы». Это, конечно, «Преступление и наказание».

В «Пиковой даме» и «Преступлении и наказании» по крайней мере два совпадения. Во-первых, старуха — обладательница сокровищ. А во-вторых, Германн по типу своему сверхчеловек, наполеончик, который решает, что для его замысла люди совершенно не нужны. «У него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля», — говорит о нём Томский. Он абсолютно легко перешагивает через Лизу. Смерть графини не вызывает у него ни малейших угрызений совести. Он сам себе говорит: не убивал же я её, в конце концов. Хотя пистолет-то он ей показал.

Раскольников тоже меряет себя под Наполеона. Но разница с Германном в том, что он совершил преступление и осуждён. Осуждён не уголовным судом, а прежде всего судом своей совести. В «Пиковой даме» проблема в другом. И эта проблема гораздо сложней и хитрей, чем у Достоевского.

В опере Чайковского мораль ещё более заострена: Германн сделан виновником гибели Лизы, воспитанницы графини. У Пушкина же она сама берёт себе воспитанницу и становится такой же домашней тиранкой, как старуха графиня. Лиза — тот же Германн, только в юбке. И по большому счёту конфликт, который перед нами, конфликт глупый — конфликт брюзгливой старости и нарождающегося хищничества, циничной развращённой молодости.

Ведь Лиза даёт согласие увидеться с Германном, назначает ночное свидание, не зная его совершенно. И потому этот конфликт — не главная тема повести. А главная тема дана в эпиграфе — «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность».

У Пушкина роль эпиграфа огромна, эпиграф всегда наводит нас на тайную мысль, на стержень повествования. Эпиграф, который Пушкин предполагал дать к первой главе «Евгения Онегина», намекает нам, что отождествлять автора и героя чрезвычайно опасно. Эпиграфы к «Повестям Белкина» задают тональность и предсказывают финал. Эпиграф «Пиковой дамы» предупреждает нас, что Германна на каждом шагу встречает тайная недоброжелательность судьбы, которую он чувствует. И преодолеть эту недоброжелательность нельзя, на Германне лежит роковой отпечаток.

Если тебе не везёт, если ты чувствуешь этот роковой взгляд, эту подмигивающую старуху, то не помогут никакие секреты, никакие тайные знания графов Сен-Жерменов, ничто не поможет. Ты проклят. И это проклятие на тебе лежит вечно. И Пушкин всё время чувствовал — и это, пожалуй, главное — тайную недоброжелательность судьбы. Он как бы находился под постоянным недоброжелательным взглядом.

Сколько бы ни называли Пушкина нашим всем, сколько бы ни восхищались его гением, жизнь его была крайне сложная и в каком-то смысле крайне неудачная

Убитый в тридцать семь лет и умерший мучительной смертью, причём при почти всеобщем осуждении, потому что мнение света всецело на стороне Дантеса и его жены.

До этого он пережил две тяжелейшие ссылки. Одна в разгар молодости — южная, которая резко подсекла его карьеру и жизнь. Вторая — ссылка в Михайловское, откуда пишет Плетнёву: «У нас осень; дождик шумит, ветер шумит, лес шумит — шумно, а скучно». Попытки договориться с новым начальством, понравиться новому царю не ведут ни к чему. Как мы помним, записка о народном просвещении выливается в «мне вымыли голову». Лучшее произведение — «Борис Годунов» — он пять лет не может напечатать. А когда печатает — встречает резкую критику и полное непонимание.

Потом женитьба, несчастливая женитьба. Без взаимной любви, с совершенной отчуждённостью. Смирнова-Россет вспоминает, как молодая жена говорила: «Пушкин, как ты надоел со своими стихами». И он, виновато улыбаясь, отвечал: «Она совсем дитя».

Дальше череда литературных, коммерческих, бытовых неудач. Полный провал «Истории Пугачева», полный провал журнала «Современник», который был затеян гениально, но стал популярен лишь десять лет спустя. В самое дурное, самое реакционное время «Современник» никому не нужен. Пушкин ушёл бы в оппозицию, но никакой оппозиции больше нет. Друзья развеяны, «иных уж нет, а те далече».

В общем, несмотря на весь его оптимизм, несмотря на весь его солнечный дар, жизнь его — это череда неудач, череда трагедий. И, что существенно, он всегда натыкается на почти всеобщую недоброжелательность.

После смерти Пушкина главный его Зоил, такой Иуда в русском христологическом мифе, Фаддей Булгарин, в частном письме пишет: «Ты знал фигуру Пушкина; можно ли было любить, особенно пьяного!» И это бездарнейший, подлейший писака, государственный изменник, перебежчик, доносчик, пишет о главном поэте эпохи, и не только эпохи, — о человеке, который создал русскую литературу с нуля практически. Вот такими эпитафиями Пушкина провожали.

В кратком извещении о смерти Пушкина редактор «Литературных прибавлений к „Русскому инвалиду“» Краевский высказался: «Солнце русской поэзии закатилось!» — и получил выговор министра народного просвещения Уварова: «Но что за выражения! „Солнце поэзии!“ Помилуйте, за что такая честь?» Два-три, может быть, человека, такие как Жуковский или Пущин, находившийся в это время в сибирской ссылке, понимали масштаб произошедшего. Для большинства же Пушкин был жертвой собственного необузданного тщеславия, честолюбия и африканской своей ревности.

«Пиковая дама» — повесть о том, как со всех сторон за человеком следит его недоброжелательная судьба

Повесть о том, что переломить эту судьбу невозможно. Античная повесть. Рок — неодолимая сила. И пиковая дама — карта ли, название ли повести — знак того, что судьба тебя не любит, что мир тебя не любит. И что бы ты ни делал, у тебя в руке окажется вот эта ухмыляющаяся старуха.

За помощь в подготовке материала благодарим нашего стажёра Анастасию Никушину.