Александр Мурашев пишет книгу «Другая школа», в которой рассказывает о лучших школах мира и образовательных практиках. Каждую неделю выходит новая глава. На этот раз Александр оказался на эстонском острове Сааремаа, в детском творческом палаточном лагере «Камчатка», который придумал журналист Филипп Бахтин. «Мел» публикует отрывок из главы.

«Завтра пришлю вам инструкцию, как пережить первый день в лагере. Там 98 пунктов» (Первое, что я прочитал перед поездкой на «Камчатку»).

Единственный совет, который я могу дать: не открывайте «памятку вожатому „Камчатки“», если у вас есть срочные нерешенные вопросы. Я допустил эту ошибку, пробежавшись по нескольким первым пунктам: «С детьми почти никто никогда не разговаривает. Чем больше вы с ними будете говорить — тем лучше будет наш лагерь»; «Если вы хотите отчитать ребёнка, делайте это один на один. Если хотите похвалить — делайте это прилюдно»; «Следите за обещаниями. Обещали вернуться через десять минут — вернитесь».

Четыре часа спустя, уже на краю эстонского острова Сааремаа, я обнаружил, что всё еще читаю напоминания вожатым. И хочу согласиться с каждым словом.

«Чтобы родить танцующую звезду, нужно носить в себе хаос» — цитата Ницше первой встречает меня на территории лагеря. Жизнь «Камчатки» буквально разделена на две половины дорогой, по которой почти не ездят автомобили. С одной стороны — россыпь палаток и деревянных домиков, с другой — космический шатер на берегу моря, где все собираются вечером и оценивают результаты дня. Здесь всегда знаешь, где найти что-то сосредоточенно придумывающих детей, а где погрузиться в обсуждения вожатых, из которых при желании можно составить отдельную методичку.

Метафора напрашивается сама собой: «Камчатка» — живой организм, где организованно функционирует множество клеток. Ровно в девять утра мозг посылает сигнал взбодриться и построить план на день. Основатель лагеря Филипп Бахтин объявляет задание, неизменно погружающее большинство собравшихся в состояние стресса. Сделать шесть фильмов, поставить мюзикл, снять два клипа от каждого отряда — что бы это ни было, дети узнают об этом утром, а закончить должны уже к вечеру. В полдень, пройдя стадии сомнений, отрицания и приятия, организм впадает в короткий дневной сон. Вожатые разбредаются по лагерю, размышляя о том, как успеть сделать к вечеру то, что еще даже не придумано. Затем организм собирается и работает на пределе своих сил, чтобы вечером выдать больше, чем от него требовалось.

Уже скоро понимаешь, что «Камчатка» — это лагерь, куда дети должны отправлять на лето своих взрослых. «Родителям я говорю прямо в глаза: мне хочется, чтобы вожатым было интересно, потому что мы делаем лагерь для них, — говорит мне Филипп. — Дети это чувствуют и тоже заражаются этим интересом». А еще понимаешь, что нет никакого «контакта с ребенком» — есть контакт с человеком. «Когда-то мы набирали сотрудников для большого проекта „Страна детей“, и у нас был один пункт, по которому всех кандидатов отсеивали тут же: когда человек приходил со словами „Я люблю детей“, — объясняет Филипп. — Это что вообще значит? Он педофил? Маньяк? Все люди с некоторым умилением и теплотой относятся к детям. И когда кто-то заявляет: „Мое уникальное предложение в том, что я люблю детей“, для меня этот человек — просто болван».

Всё, что здесь произойдет на моих глазах, — наглядный пример, что для общения с детьми не нужен диплом учителя или годы работы в школе

Никто из приезжавших за восемь лет вожатых — и в первую очередь сам Бахтин — вообще не похож на преподавателя. «Я совсем не считаю себя учителем, — подтверждает Филипп. — С точки зрения общепринятых требований к этой профессии я — суперподозрительный человек. Но если я что-то и умею как педагог, то это из разряда общечеловеческих навыков. Если ты в принципе хреновый человек, это особенно проявляется в разговорах с детьми: когда ты унижаешь их, а потом пытаешься грубостью исправить свою же неловкость. Я очень часто сталкиваюсь с людьми, про которых мне говорят „это профессиональный педагог“. Глядя на этого человека, я понимаю, что не хочу, чтобы он общался с моими детьми. Я не могу оценить, как он преподает, но он не умеет разговаривать или очевидно не справляется с какими-то сложными эмоциями».

Остров, на котором нет взрослых

Пережить первый день оказывается все-таки не таким сложным испытанием. Почти как в завязке самого известного романа Агаты Кристи, на острове собираются люди, большинство из которых видят друг друга впервые. Как говорит Филипп, тут не нужно никакого отбора: просто само предложение поехать в странное место незнакомой компанией и заниматься там странными делами — это уже отбор. Одна из вожатых «Камчатки» накануне рассказала мне про собеседование у Бахтина, буквально состоявшее из пары общих вопросов. «И это всё, что вы хотели спросить? А если я что-то сделаю с детьми?» — удивленно спросила она Филиппа. «Ты просто за секунду всё считываешь, — объясняет мне Бахтин. — Я уже по опыту внимательно отношусь к тому, хотят люди ехать или нет. Говорю им: „Вы поедете бесплатно возиться с чужими детьми, спать в палатке, и еще я буду давать вам задания“. Они отвечают: „Интересно, давайте попробуем!“ Куча циничных и рациональных людей отсеивается уже на стадии задания. Если человек просится приехать — это важно. Если его надо уговаривать — не стоит даже пытаться, всё кончится плохо».

«Сегодня эмоционально сложный день: мы ставим аудиоспектакль, — сообщает Диана, первый вожатый, которого я встретил. — Большинство детей не особенно хорошо играют, да и среди вожатых далеко не все актеры». Диана впервые попала в лагерь в тринадцать, когда смены проводились еще во Пскове и, по описанию очевидцев, напоминали «романтичный междусобойчик». Пять раз она ездила как участник, сейчас уже третий раз руководит отрядами. «Когда становишься вожатым, понимаешь кучу вещей, — рассказывает Диана. — Ребенком тебе кажется, что иногда взрослым в лагере на тебя по фиг. А на самом деле всё настолько наоборот, что даже хорошо, что дети не знают, насколько подробно их обсуждают». Помолчав, Диана добавляет, что не знает, кем была бы без «Камчатки» — именно здесь она окончательно поняла, что хочет быть искусствоведом.

Первые дни в лагере ощущаешь себя сценаристом, нанятым писать репризы в штат опытных авторов. Каждый вечер на планерках Бахтин впроброс выдает идеи, вызывающие только один вопрос: есть ли грань, где они закончатся? Рэп-баттл по поэзии Серебряного века, «день молчания» с последующими личными откровениями, «театр носков», соревнования по боттл-флипу — это только несколько примеров. Пока остальные вожатые на лету подхватывают идеи, ты всерьез размышляешь, что бы сам делал в таких условиях. Возможно, для этого и нужны взрослые смены, которые пока проводятся один раз в год: ощутить, что обратного пути уже нет. Хочешь не хочешь, неизбежно увезешь отсюда частичку творческого безумия. «Мои самые счастливые моменты детства — те, когда мои родители дурачились, — говорит позже Бахтин. — И я совершенно точно вижу это и по своим детям. Вот ты живешь в мире, где над тобой где-то сверху папа и мама, которые преследуют тебя за всё, что ты делаешь неправильно… И вдруг папа встает на карачки, начинает ходить по квартире на четвереньках, и ты понимаешь: „Блин, он такой же ******* [придурок], как и я“. Можно делать всё что хочешь! Это такое облегчение, ты просто счастлив в этот момент. Все родители валяют дурака, но, как правило, они это делают раз в сто лет. А здесь в лагере ты живешь в мире взрослых, которые ведут себя как попало. И ты думаешь: „Это клёвое место!“ Поэтому дети тут счастливые».

Привыкая к ночам в спальном мешке, я размышляю над основным принципом «Камчатки»: максимально выдернуть тебя из привычной жизни. Почти в каждой смене можно встретить детей знаменитостей, но никаких дополнительных очков это никому не дает. Вы всё так же будете встречаться в очереди в душ, а по вечерам расходиться по палаткам. «Всё, что мы тут делаем, — это вторжение в их личную жизнь, — говорит Филипп о детях в лагере. — Они привыкли спать в своей кровати — до свидания, все спят в палатках. Они привыкли к друзьям и хотят общаться с ровесниками — ничего подобного, тут разновозрастные отряды и никого из приятелей. Они привыкли к маме и папе — близких рядом нет. Никакого привычного расписания, совершенно другие задания.

В жизни такой путь сотворчества возникает очень сложным путём. А я не знаю большего кайфа, чем делать какое-то общее дело с единомышленниками

Ни пьянство, ни наркотики, ни путешествия — ничто так не вставляет. Если ты занимаешься творчеством в каком-то красивом месте, если тебя выдернули из твоей обычной жизни — вот это просто счастье. Но детский лагерь тащит за собой кучу ответственности и ограничений. Поэтому для меня всегда идеальной ситуацией был взрослый лагерь, просто на это нет такого спроса. Но если история со взрослыми будет развиваться, то я не уверен, что со временем буду делать пять детских и одну взрослую смену. Скорее наоборот». Взрослая смена получила название Something — фестиваль, где зрители сами становятся участниками. Пока в нем участвовали пятьдесят человек. Масштаб по замыслу Бахтина — десять тысяч человек.

У основателя «Камчатки» есть глобальная цель — создать абсолютно новую школу, которая по-настоящему перевернет устаревшую систему образования. «Самая человечная и добрая школа — все равно лишь набор шаблонов, — говорит Филипп. — Мир намного сложней, и школа должна быть куда богаче и интереснее. То, что мы хотим сделать сейчас, — это практика. В советские времена была классная программа обмена семьями. Все ее участники говорили об этом как о важнейшем опыте в своей жизни. В моей голове идеальная школа — это когда ты можешь посетить 200 стран и с 4000 разных людей сделать 8000 разных дел. После этого ты приезжаешь домой и, например, говоришь: я хочу быть программистом. Но ты хочешь им быть, потому что уже ловил рыбу в Норвегии, поработал в больнице на Кубе и пожил на ферме аллигаторов во Флориде. Когда ты таким способом приходишь к своему призванию, ты естественно будешь мотивирован. Не потому, что тебя папа и мама заставили, а потому, что ты осознал свою личную ответственность».

Фото: Александр Мурашев