Меняется не только школа, но и сама педагогика. Заслуженный учитель России, доктор наук и академик, директор московского Центра образования № 109 Евгений Ямбург в книге «Беспощадный учитель. Педагогика non-fiction», которая выходит в издательстве «Бослен», рассказывает о том, чему и как учить в новых условиях, чтобы не терять связи с реальностью. Мы публикуем отрывок из главы «Кризис педагогики».

Помочь молодому человеку стать архитектором своей личности — важнейшая задача педагогики. На первый взгляд, в ней нет ничего нового, необычного. Последние десятилетия мы почти с молитвенным придыханием повторяем слова о необходимости личностно ориентированного подхода к ребенку. Который предполагает максимально возможный учет его интересов, потребностей, способностей и склонностей, создание доброжелательной психологической атмосферы в школе, равных партнерских отношений между учеником и педагогом. В той или иной степени, с большим или меньшим успехом педагоги пытаются реализовать этот подход в своей деятельности. Все это важно и необходимо хотя бы для того, чтобы школа, наконец, перестала выглядеть такой карикатурной, неприглядной и отчужденной, какой она предстает из произведений молодых писателей — наших недавних выпускников. Но при таком подходе что-то главное, сущностное ускользает от нас, уступая место вещам полезным, но поверхностным. Выглядит это примерно так: вместо счастья — комфорт, взамен любви — равноправные партнерские отношения. «И на том спасибо», — скажет трезво мыслящий профессионал, отдающий себе отчет, в каком стесненном положении оказалась сегодня российская школа. Признавая всю серьезность подобной аргументации (мне ли как директору школы не знать о масштабе проблем современного российского образования), рискую утверждать, что есть вопросы не менее важные, чем недостаток финансирования, нехватка педагогических кадров и тому подобное. Коренятся они в мировоззренческой сфере.

Я заведомо предупредил о том, что не ставил перед собой задачу критического литературного разбора творчества начинающих литераторов. Литературные достоинства и недостатки — тема другого разговора. Для меня как педагога важнее было, говоря профессиональным языком, попытаться установить обратную связь с теми молодыми людьми, кто способен к рефлексии и внятной формулировке своих глубинных проблем. Очевидно, что основная масса наших воспитанников не мыслит так глубоко, не заглядывает в такие бездны, столь остро не ставит перед собой экзистенциальные вопросы. Но, сами того не ведая, не отдавая себе отчета в причинах своей растерянности и дурного нравственного самочувствия, они, смутно ощущая внутреннее неблагополучие, пытаются преодолеть его простыми, доступными им, подчас не самыми лучшими средствами. Тем важнее докопаться до корней их душевной смуты. Молодые литераторы обнажают их с предельной откровенностью. Таков закон искусства — вне полной искренности, зачастую почти недостижимой в отношениях «педагог– ученик», оно нежизнеспособно. Соврать и приукрасить себя можно в беседе, выступлении, даже в поступке. Фальшь в тексте обнажается немедленно. Тем важнее, опираясь на такую чрезвычайно ценную для педагога самодиагностику, сделать необходимые выводы, наметить стратегию и тактику выхода из того кризиса, который переживает культура в целом и педагогика в частности.

Парадокс заключается в том, что, признавая кризисное состояние современной культуры (об этом написаны тома), мы деликатно обходим молчанием тот очевидный факт, что педагогика как ее неотъемлемая часть не может не испытывать на себе те же процессы. Упреков в немощи ей сегодня хватает: не обеспечивает эффективное обучение всех и каждого, не предотвращает детскую преступность, не решает проблему наркомании и алкоголизма среди подростков и тому подобное. Но все они по большей части скользят по технологической плоскости. В сознании таких критиков педагогика предстает в образе многорукого Шивы, способного при помощи специальных манипуляций предотвращать все возможные беды, излечивать социальные язвы, в одно касание врачевать неокрепшие души.

И лишь одно-единственное обвинение затрагивает ценностную вертикаль: педагогика не обеспечивает непрерывного духовного роста и необходимого нравственного развития подрастающего поколения. Оно, как правило, приговаривается в завершении каскада упреков в качестве привычной ритуальной формулы. Одному Богу известно, что стоит за ней. В сложном дифференцированном обществе, где сосуществуют верующие и атеисты, идеалисты и прагматики, у каждого свои представления об идеальной нравственности и духовном совершенствовании. Потому необходимость решения этой главной, фундаментальной проблемы, порождающей все остальные, вежливо признается, но, как принято сегодня говорить, по умолчанию.

Мы действительно молчим о том главном, о чем до хрипоты, во весь голос кричат в своих текстах молодые авторы. Почему так? Слишком озабочены делами насущными? Не верим в возможность выполнения этой главной педагогической миссии? В атмосфере духовной смуты и всеобщего разлада не хотим добровольно взваливать на себя непосильную ношу? И то, и другое, и третье. Вместе с тем, реальная практика диктует иную линию поведения. Настоящий врач не проходит, пожав плечами, мимо больного, невозмутимо констатируя бессилие своей науки. На свой страх и риск, в меру собственного разумения, зачастую не имея соответствующей подготовки, наиболее совестливые педагоги спешат на помощь.

Отставание теории воспитания от практики — вещь обычная, естественная, предопределенная самим ходом жизни

Практика первой вплотную сталкивается с изменившимися лицами, меняющими мир. Задача теории — вовремя осмыслить эти фундаментальные сдвиги и помочь педагогам найти необходимые точки опоры, более надежные основания для выполнения их миссии в изменившихся условиях. Но именно этого в последние десятилетия не происходит. Теория воспитания все более начинает напоминать иссохшую мумию, для поддержания внешнего вида которой предпринимаются отдельные безуспешные попытки: в основном подкраска волос и нанесение румян. Поскольку такой педагогический макияж мало помогает и никак не меняет положения дел, эта капризная старая дама видит причины (отчасти справедливые) своего одряхления преимущественно во внешних факторах: всеобщем упадке нравов, растлевающей деятельности средств массовой информации и тому подобное. Словом, во всем том, что находится вне зоны ее непосредственного влияния и персональной ответственности, а потому не требует трезвого взгляда на себя. Отсюда обличительный пафос, морализаторство, ностальгия по ушедшей молодости, когда, как кажется, все удавалось, малопродуктивные попытки влить новое бродящее молодое вино жизни в старые меха привычных представлений.