Пять историй из жизни Чарльза Диккенса — человека, который придумал Рождество
Пять историй из жизни Чарльза Диккенса — человека, который придумал Рождество
Чарльз Диккенс родился 7 февраля 1812 года, 208 лет назад. Жизнь писателя часто была довольно трудной: Диккенсу приходилось содержать не только своих братьев и сестёр (а он был вторым ребёнком из восьми), но и большую семью из десяти детей. Переводчики Александра Борисенко и Виктор Сонькин выбрали из его биографии несколько интересных фрагментов, которые позволяют увидеть характер Диккенса с разных сторон.
1. Диккенс и Рождество
Считается, что настоящее английское Рождество придумали три человека: принц Альберт, который ввел в моду новогодние елки, привычные в его родной Германии, Генри Коул, напечатавший первые рождественские открытки, и Чарльз Диккенс, который с 1843 года стал писать рождественские рассказы.
Первый и самый известный из них — «Рождественская песнь в прозе», в которой появляется дух Рождества, неся с собой всеобщее примирение, семейный уют и рождественский ужин, завершающийся подачей пудинга:
«Внимание! В комнату повалил пар! Это пудинг вынули из котла. Запахло, как во время стирки! Это — от мокрой салфетки. Теперь пахнет как возле трактира, когда рядом кондитерская, а в соседнем доме живет прачка! Ну, конечно, — несут пудинг! И вот появляется миссис Крэтчит — раскрасневшаяся, запыхавшаяся, но с горделивой улыбкой на лице и с пудингом на блюде, — таким необычайно твердым и крепким, что он более всего похож на рябое пушечное ядро. Пудинг охвачен со всех сторон пламенем от горящего рома и украшен рождественской веткой остролиста, воткнутой в самую его верхушку» (перевод Т. Озерской).
У самого Диккенса было бесприютное детство: его семье было не до праздников. Отец семейства, Джон Диккенс, постоянно влезал в долги, они то и дело переезжали с квартиры на квартиру, поскольку их выгоняли за неуплату. Потом Диккенс-старший и вовсе попал в долговую тюрьму.
Может быть, поэтому Чарльз сделал из Рождества главный семейный праздник. Он ставил спектакли со своими многочисленными детьми, собирал множество гостей, причём гости не должны были опаздывать ни на минуту, накрывал богатый стол — горы фруктов, искусственные цветы, приборы с монограммой. Некоторые утонченные гости посмеивались над этим вульгарным изобилием. Однако его рождественские рассказы были невероятно популярны, приносили ему большие деньги, а вся Англия заразилась его отношением к Рождеству.
2. Дом мечты
Когда Диккенс был маленьким, он гулял с отцом по Чэтхему. Они часто проходили мимо красного кирпичного дома, который казался маленькому Чарльзу верхом совершенства. Его отец назидательно говорил сыну: «Если очень много работать и быть целеустремленным, можно стать хозяином такого дома, хотя это и кажется недостижимым».
Как мы помним, сам отец не очень-то преуспел в том, чтобы упорно работать, и семья беспрерывно скиталась по съёмным жилищам. Поэтому для Чарльза так важен был дом, где он старался создать для своих детей атмосферу уюта и благоденствия. Кроме того, он всю жизнь содержал не только родителей, но и многочисленных братьев и сестер.
Единственный Дом-музей Диккенса находится в доме на лондонской Даути-стрит, где писатель прожил первые годы своего брака и где родились трое его старших детей. Но по справедливости он должен был находиться совсем в другом месте.
Главным домом Диккенса стал Гэдсхилл-Плейс в Кенте — тот самый кирпичный дом, который так завораживал его в детстве. Диккенс купил его в 1857 году и жил там до конца своих дней. Там он устроил себе уютный кабинет с книжными полками, а дверью служил фальшивый стеллаж. На корешках были названия книг, которые придумал сам Диккенс: например, «Жизнь кошки» в девяти томах. Когда он писал, то всегда запирал дверь на замок, и никому не разрешалось к нему входить. В доме также была оранжерея и биллиардная, а в саду — миниатюрная копия швейцарского шале, где Диккенс иногда работал летом.
Так Диккенс осуществил свою детскую мечту. В конце концов его беспутный отец оказался прав: упорный труд принес свои плоды.
3. Неудобный гость
Когда Диккенс только купил Гэдсхилл-Плейс, к нему приехал погостить Ханс Кристиан Андерсен. Он был уже очень знаменит в Великобритании. В 1846 году его сказки вышли в английском переводе и с тех пор пользовались большим успехом.
Андерсен глубоко восхищался Диккенсом и считал его самым выдающимся писателем современности. Девять лет они состояли в переписке, и Диккенс неоднократно звал его приехать в Англию. Наконец Андерсен решился, но выбрал для этого крайне неудачный момент: Диккенс только что переехал в новый дом, публика плохо принимала его новый роман «Крошка Доррит», у него начались трудности в семье.
Андерсен оказался очень непростым гостем. Утром первого же дня он возмутился, что слуга не пришел его брить, как это принято в Дании, и потребовал, чтобы это сделал старший сын Диккенса, которому такая обязанность совсем не понравилась. После этого Диккенс каждый день предоставлял гостю упряжку с лошадьми, чтоб тот мог съездить к цирюльнику в Рочестер.
Андерсен постоянно жаловался на холод; получив неблагоприятную рецензию на одну из своих книг, он с воплями катался по лужайке, а однажды, когда собрались гости и Диккенс протянул руку одной из дам, чтобы вести ее к столу, Андерсен перехватил его руку и сам повел к столу Диккенса, к изумлению гостей. В довершение всего вместо запланированных двух недель он прогостил у Диккенса больше месяца, и когда он уехал, Диккенс повесил на двери его комнаты табличку: «В этой комнате Ханс Кристиан Андерсен прожил пять недель, и они показались нам вечностью». После этого переписка двух великих писателей заглохла.
4. Реальная история мисс Моучер
Как известно, Диккенс печатал свои романы сериально — то есть порциями в журналах. В первой части «Дэвида Копперфилда» появляется эксцентричный персонаж — карлица-парикмахер мисс Моучер.
«Подбородок ее — так называемый двойной — был столь жирен, что целиком поглотил завязанные бантом ленты шляпки. Шеи у нее вовсе не было, не было и никакой талии, а ноги были такие, что о них и упоминать не стоит, ибо хотя верхняя половина ее туловища вплоть до того места, где надлежало быть талии, казалась даже длиннее, чем следует, а заканчивалась мисс Моучер, как и всякое человеческое существо, парой ног, но она была такой коротышкой, что стояла перед самым обыкновенным стулом, как перед столом, положив на сиденье свою сумку» (перевод А. Кривцовой).
Дальше на страницах романа мисс Моучер играет не самую благовидную роль и не вызывает симпатии у читателей. Однако беда была в том, что Диккенс очень точно описал реального человека, мисс Джейн Сеймур Хилл, которая делала педикюр его жене. Она даже написала Диккенсу письмо: «Я много страдала от своего уродства, но никогда прежде мне не причинял страдания человек столь одаренный, как Чарльз Диккенс».
Диккенс был страшно растерян и огорчен. Он написал покаянное письмо педикюрше и обещал исправиться. И сдержал слово: во второй части «Давида Копперфилда» мисс Моучер совершенно преображается, оказывается положительной героиней и произносит страстную речь о своей нелегкой жизни:
«— Что мне остается делать? — спросила крошечная женщина, вставая и разводя руками, чтобы я мог видеть ее всю, с головы до пят. — Вот, смотрите! Я вот такая, и мой отец был такой, и у меня такая сестра и брат такой. Много лет работаю я ради брата и сестры, изо всех сил работаю, мистер Копперфилд, с утра до ночи. Ведь я должна жить. И никому я зла не приношу. Если находятся такие люди, которые по недомыслию или из жестокости подсмеиваются надо мной, что же мне остается делать, как не смеяться над собой, над ними, над всем на свете? Ну что ж, иногда я так и делаю. Чья же это вина? Моя?» (перевод А. Кривцовой).
Диккенс не раз попадал в такие передряги. Например, в довольно неприятном мистере Скимполе из «Холодного дома» все его друзья узнали поэта и писателя Ли Ханта — а между тем Диккенс очень много помогал вечно сидевшему без денег Ли Ханту и был его другом.
5. Школы для ненужных детей
Иногда, впрочем, Диккенс вполне намеренно использовал реальных людей в качестве прототипов, хотя и уверял публику в обратном, чтобы избежать судебных преследований. Так получилось с портретом Уильяма Шоу в романе «Жизнь и приключения Николаса Никльби».
В 1838 году внимание Диккенса, которому тогда было всего 26 лет, привлекла проблема школ Йоркшира. С середины XVIII века в Йоркшир ссылали никому не нужных детей, в школах были чудовищные условия, дети голодали, мерзли, болели и умирали. В 1823 году прошёл суд над неким Уильямом Шоу, директором школы, где девять мальчиков ослепли от глазной инфекции. Внимание Диккенса привлекло объявление этой самой школы, Академии Боуз, которая продолжала существовать и набирать учеников. В «Николасе Никльби» он приводит объявление почти дословно:
«Образование. В Академии мистера Уэкфорда Сквирса, Дотбойс-Холл, в очаровательной деревне Дотбойс, близ Грета-Бридж в Йоркшире, мальчиков принимают на пансион, обеспечивают одеждой, книгами, карманными деньгами, снабжают всем необходимым, обучают всем языкам, живым и мертвым, математике, орфографии, геометрии, астрономии, тригонометрии, обращению с глобусом, алгебре, фехтованью (по желанию), письму, арифметике, фортификации и всем другим отраслям классической литературы. Условия — двадцать гиней в год. Никакого дополнительного вознаграждения, никаких вакаций и питание, не имеющее себе равного» (перевод А. Кривцовой, Е. Ланна).
Конечно, главной тут была фраза «никаких вакаций»: детей отправляли с глаз долой на многие годы. Диккенс всегда увлекался журналистскими расследованиями: он приехал в Йоркшир инкогнито под выдуманным предлогом — якобы его овдовевшая родственница подыскивает школу для сына.
Всё увиденное он со страстью и гневом описал в романе, отвратительный директор школы Уэкфорд Сквирс — точная копия мистера Шоу, вплоть до одноглазости:
«Наружность мистера Сквирса не располагала в его пользу. У него был только один глаз, а в результате обычного предрассудка предпочтение отдается двум. Глаз его был бесспорно полезен, по решительно некрасив — окрашенный в зеленовато-серый цвет и напоминающий своим разрезом веерообразное оконце над парадной дверью. Лицо со стороны, лишенной глаза, было в морщинах и складках, что придавало мистеру Сквирсу очень мрачный вид. В особенности когда он улыбался, ибо в таких случаях у него появлялось выражение чуть ли не злодейское» (перевод А. Кривцовой и Е. Ланна).
В предисловии, впрочем, Диккенс уверял, что изобразил не человека, а тип. Вскоре после этого была проведена реформа, в ходе которой многие йоркширские школы-пансионы были закрыты.