Детство писателя и переводчика Самуила Маршака прошло в провинции под Воронежем. А когда ему исполнилось пятнадцать — его жизнь круто изменилась. Уже через год композиторы писали музыку на его стихи, а Лев Толстой называл его вундеркиндом. Но не школа и учителя помогли ему в этом — а личные достижения и знакомства.

Род Самуила Маршака его биографы прослеживают с XVI века, отмечая у многих родственников ораторский или писательский талант. К XX веку Маршаки скитались по всей России: отец будущего поэта, Яков Маршак, мыловар и интеллектуал, был доверчивым человеком, и его нередко обманывали. Тяжело было и из-за его вспыльчивого характера: когда полицейский пришёл домой к Маршакам, чтобы якобы проверить документы (и имеют ли право евреи Маршаки жить вне «черты оседлости», где евреям разрешалось тогда селиться), отец семейства платить взятку не стал, а спустил полицейского с лестницы.

В тот раз инцидент не навредил семейству, но Самуилу Маршаку, его братьям и сёстрам и родителям всё равно приходилось много переезжать, чтобы найти своё место. «Сознание полной необеспеченности нашей большой семьи отравляло нам лучшие годы детства, как ни старалась мать скрыть от нас своё постоянное беспокойство о будущем. Нужда и надежда на будущее несли людей в неизвестную даль, как ветер несёт перекати-поле. Так в поисках счастья странствовала и наша семья». Витебск, Покров во Владимирской губернии, Украина и городок Бахмут — в итоге Маршаки обосновались в Острогожске Воронежской губернии. Здесь Яков Маршак поступил на службу техником мыловаренного завода.

«Я унаследовал в равной мере и счастливую веру в будущее, присущую моему отцу, и вечные тревоги матери», — писал Самуил Маршак. Отец баловал шестерых детей, а матери приходилось заботиться о быте. Тем не менее семья была дружная: старший брат Моисей заботился о Самуиле, когда вся семья уехала в Петербург. Трое из детей стали известными писателями. Вместе с братом они сочиняли длинную и необыкновенную историю, как когда-нибудь их семья найдёт своё счастье. Главный герой повести, с которым они себя отождествляли, появлялся на свет в глуши, уезжал в ближайший уездный городок. «Там он учился, а затем его ждали бесконечные странствия и приключения. Постепенно на его пути вставали все большие и большие города. В конце концов он попадал в столицу», — рассказывает Маршак в своей автобиографии. Странно, но для Маршака сказка сбылась: всё так и получилось. Но сначала была школа.

Непонятная «процентная норма»

В семье очень серьёзно относились к учёбе. Возможно, потому что отец Самуила не получил образования. Беспокойная мать Маршаков не хотела такой судьбы для своих детей, а дети не хотели её расстраивать. Самуилу Маршаку нелегко давалась учёба: он был любопытным, подвижным мальчиком и очень любил читать. А вот решать задачки не любил. Типичная история для Самуила: «Я как-то нечаянно, между делом, зачитывался „Всадником без головы“ или какой-нибудь другой заманчивой книжкой из сундука [брата — Халя]». В общем, перспектива стать как отец, который был умён и знал чуть ли не всего Гоголя и Пушкина, но был неудачлив, маячила вполне отчётливо.

В итоге Самуилу пришлось взяться за ум, и все экзамены в гимназию он выдержал на «отлично». На последнем экзамене он блестяще читал наизусть отрывок из пушкинской «Полтавы» и не получил ни одного замечания или дополнительного вопроса. Он был так собой горд! На фоне других, запинавшихся и красневших детей он был словно король. На радостях они с мамой даже позволили себе роскошь — поехали домой на извозчике, купили темно-синюю, с блестящим козырьком и белым кантом гимназическую фуражку и герб гимназии. Вся семья очень радовалась, примеряла фуражку, хвалила Самуила. Но вдруг мама опомнилась, забрала вещи и спрятала в шкаф со словами: «Мы ещё не знаем, принят ли он». И оказалась права.

«Первые мои „лавры“ оказались недолговечными. Какая-то непонятная мне „процентная норма“ закрыла для меня доступ в гимназию», — писал Маршак. Приняли всех запинавшихся и неловко списывавших на экзамене, а его, отличника, взяли не сразу, а только когда вылетели два других ученика.

В Острогожской гимназии ему запомнился преподаватель латыни Владимир Теплых. Он держался особняком от других учителей, зато с учениками ему было интересно. А ученикам — с ним. Маршак пишет, что изучение этого мёртвого языка было безумно интересным: преподаватель рассказывал об античности, войнах, мифах, быте. Своих любимчиков он спрашивал со словами: «Res venit ad triarios!» («Дело доходит до триариев!» — лучших воинов). И таким любимчиком стал и Маршак, который ещё в младших классах гимназии перевёл стихами целую оду Горация «В ком спасение».

Впрочем, Маршаку всегда нравились стихи: «В сущности, „писать стихи“ я начал задолго до того, как научился писать. Я сочинял двустишия, а иногда и четверостишия устно, про себя»

К двенадцати годам он уже сочинял целые поэмы в несколько глав и даже редактировал ученический литературно-художественный журнал «Первые попытки». Как хорошо, что отец и брат любили читать, ведь в школе, как уверял Маршак, «скучной зубрёжкой отрывков из „Евгения Онегина“ (главным образом о временах года) да ещё писанием сравнительных характеристик Онегина и Ленского или Татьяны и Ольги — вырабатывали у нас иммунитет к Пушкину, как бы заботясь только о том, чтобы мы не „заболели“ им всерьёз».

Из Петербурга на дачу к Максиму Горькому

Литература стала для Маршака не только развлечением или увлечением. Это был его способ узнавать реальность. Его жизнь подражала искусству: к Петербургу он относился не столько как провинциал — к блистательной столицей, сколько как увлечённый читатель — к месту действия своих любимых книг. На пятнадцатом году жизни вся семья, кроме гимназистов Моисея и Самуила, переехала в Петербург. На каникулы он приехал в столицу — и ахнул, так она была ему знакома. Он словно попал в литературу. А вскоре и сам стал частью этого мира: через знакомых стихи Маршака попали к известному меценату и покровителю искусство Владимиру Стасову.

Он же и похлопотал, чтобы талантливого юношу перевели в петербуржскую гимназию. Маршак был рад, но не из-за возможности учиться у столичных преподавателей. Их-то он и не ценил. «Какой гимназический учитель мог бы разговаривать со мною по поводу былин или „Слова о полку Игореве“ так, как Владимир Васильевич Стасов, который был одним из лучших знатоков русского эпоса и дал Бородину тему и материал для оперы „Князь Игорь“? И разве узнал бы я в гимназии о русском театре столько, сколько мог рассказать мне актер Модест Иванович Писарев, современник и друг Островского?».

Да и сама гимназия была чужда ему: в Острогожске школьники дружили, вместе ходили после школы, развлекались. В элитной школе было иначе: «За одними присылали щегольскую коляску с важным, толстым кучером на козлах, другие нанимали на углу извозчика или шагали до ближайшей конки пешком».

Вам 16 лет, а композиторы Глазунов и Лядов пишут музыку на ваши стихи, вы видели Илью Репина, а Лев Толстой называет вас вундеркиндом. Какие уж тут школьные уроки

И Маршак был прав: учиться надо у лучших. И именно лучшие дали ему путёвку в жизнь. На одном из вечеров, когда у Стасова собрался цвет интеллигенции, пел Шаляпин, играл свои произведения Глазунов. Среди гостей прохаживался сам Максим Горький — кумир, чьими книгами зачитывались сверстники Маршака. И тут хозяин дома предложил подростку прочитать свои стихи перед всеми знаменитостями. Каково же было удивление Самуила, когда после выступления к нему подошёл Горький, познакомился с Маршаком и завёл с ним серьёзный разговор о литературе. Начинающий поэт понравился Горькому, который покровительствовал талантливым новичкам и многим помог. Узнав, что Маршаку не подходит холодный петербуржский климат (тот много болел), Горький пригласил поэта пожить на его ялтинской даче.

И тут Маршак осознал, что он больше не гимназист, рассказывающий друзьям смешные истории, которые выдумывал на ходу. «Что ж, может быть, я и в самом деле уже вырос и только не заметил этого?» — задавался он вопросом. Маршак принял приглашение Горького. К этому вела вся его жизнь: детские мечты о приключениях и Петербурге, длиною в жизнь любовь к стихам и книгам, вечные поиски лучшей доли. Так начался новый этап в жизни Маршака.