«Мел» начинает рассказывать про правила воспитания родителей. Литературный критик и писатель Галина Юзефович рассказала об отношениях с мужем, своих двоих сыновьях-подростках и о том, почему детей на самом деле невозможно воспитывать. Спойлер: в семье литературного критика книги читать не заставляют!

1. В первую очередь я — мама Гоши и Тимофея. Есть такой психологический тест, когда человеку без всякой подготовки задают вопрос «кто ты?». Якобы первый ответ показывает, кем ты себя ощущаешь на самом деле. Это не означает, что материнством моя жизнь исчерпывается. Если мне дать время подумать, я, наверное, скажу, что я — Галя, женщина, литературный критик, преподаватель, историк-античник, жена Михаила, дочь Леонида и Анны, выпускница РГГУ, лучшая подруга Саши и так далее. Но «мама Гоши и Тимофея» — это абсолютный фундамент моей самоидентификации.

2. Чем старше они становятся, тем длиннее соединяющая нас пуповина. Помните песню Леонарда Коэна «I'm your man»? Вот я примерно так же, только «mom». Я всё детство страдала от острой нехватки родителей (отец Галины — писатель Леонид Юзефович — Прим. ред). Сколько себя помню, всегда мучительно и болезненно по ним тосковала. Мне очень важно, чтобы меня в жизни сыновей было достаточно, и приятно думать, что связь между нами сохранится навсегда, и они будут время от времени ко мне прибегать, сколько бы лет им ни было.

3. Из правил в нашей семье могу вспомнить только одно: никогда не входить друг к другу в комнату без стука. Для меня невыносимо, чтобы в моё приватное пространство кто-то (пусть даже самый близкий) вламывался без предупреждения, и я ввела это правило в семье. Не знаю, насколько это важно для детей (никогда их об этом не спрашивала), но вот это, пожалуй, единственный момент, в котором я не готова на компромиссы.

4. Как выглядит наш обычный день? Я жаворонок, а оба сына встают с трудом и очень неохотно, поэтому я медленно и очень ласково их бужу. У нас целый ритуал пробуждения, когда я чешу им спинки, рассказываю, что приготовила. Для меня это самое сладкое время: мальчишки такие сонные, тёплые, нежные, как будто снова маленькие.

Потом мы вместе завтракаем и болтаем, а после я везу их в школу, в машине мы снова треплемся и слушаем музыку. Затем расстаёмся, чаще всего до вечера. У старшего сына три-четыре тренировки в неделю, он целыми днями готов пропадать на своём скалодроме. Младший учится в музыкальной школе, там тоже всё серьёзно. В течение дня мы переписываемся: у нас есть семейный чат на четверых в WhatsAp.

Окончательно встречаемся уже вечером: ужинаем, иногда играем в «Манчкин», «Gang of four» или «Code names», разговариваем, смотрим вместе кино. Я ужасно люблю наши вечерние разговоры, но как жаворонок не могу долго участвовать — засыпаю раньше, чем мои мальчики успевают наговориться. Вот и всё, так каждый день.

5. Дети и книги — две темы, которые мне в принципе не могут надоесть. Другое дело, что ничего особо путного я сказать по этому поводу не могу. Да, мои дети читают, оба. Да, по современным меркам довольно много, но неравномерно: то вдруг за неделю прочитывают пару толстых книг, а то потом один роман мучают месяц. И нет, особой моей сознательной заслуги в этом нет — у нас книги так плотно включены в жизненный уклад, что у сыновей просто не было шансов. Иногда я их в чём-то направляю и что-то советую, иногда они отправляются в самостоятельное плаванье.

6. Мы с мужем классическая пара попугаев-неразлучников. Всё делаем вместе, говорим хором и почти на все вещи в мире смотрим одинаково. Помню, одно время старший спрашивал у меня разрешения на какую-нибудь глупость, получал отказ, шёл к папе в надежде, что папа разрешит, и получал такой же отказ, причём ровно теми же словами. Он всегда обижался: «Вы сговорились! Так нечестно!». На самом деле мы не сговаривались, мы просто так устроены. Как результат, у нас все обязанности плавно перетекают от мамы к папе и обратно: делает тот, кому сейчас удобнее.

7. Больше всего на свете я ненавижу детей заставлять. Понятно, что элемент принуждения всегда присутствует, он неизбежен, но для меня это прямо беда — по-моему, я страдаю сильнее, чем сыновья. Все эти ранние подъёмы, домашние задания по сольфеджио и окружающему миру, дополнительные занятия, овсяная каша на завтрак (старшему сыну тренер велел есть, а он кашу ненавидит), капли в нос и прочая муштра — брррр, даже думать об этом тяжело, сразу настроение портится.

8. Любой самой крутой вечеринке я предпочту вечер с детьми. Путешествовать, разговаривать про важное, читать друг другу стихи наизусть, готовить, гулять по городу, кататься на великах, играть в настольные игры, вместе лениво завтракать в кафе или смотреть какое-нибудь дурацкое кино — это для меня самое главное в жизни счастье, которое я ни на что не променяю. Это не жертва и не подвиг материнской любви. На свете действительно не так много людей, с которыми мне было бы интереснее, чем с моими мальчиками.

9. Я не очень понимаю, что такое сложные темы. Вот, допустим, скажешь ребёнку, что у кого-то из близких рак или что в стране не всё хорошо с гражданскими свободами, или что секс напрямую связан с деторождением, а тот всё не так поймет. Или вообще как-то психотравмируется — и что дальше делать? Если ты полностью доверяешь собеседнику, если ты хорошо его чувствуешь и представляешь, как и на что он отреагирует, то никакой сложности. А значит, и сложных тем нет.

10. Может, я и странная мать, но не сумасшедшая. Если я чувствую у детей интерес к какой-то «сложной» теме, я не буду их специально оберегать и щадить. Я просто постараюсь подобрать такие слова, чтобы им было по возможности понятно и при это не слишком больно.

Когда младшему сыну было пять лет, а старшему девять, покончил с собой мой лучший друг. Они его знали с рождения и совсем не могли понять, как это так: неделю назад сидел у нас на кухне и смеялся, а потом взял и убил себя в другой стране. Им это казалось очень страшным. Ещё их пугала моя реакция — смесь боли, отчаяния и глубочайшего чувства вины.

Нам с мужем пришлось собраться с силами и объяснить детям и про депрессию, и про дурную наследственность (у мамы моего друга были попытки суицида), и про то, что на самом деле не всем и не всегда можно помочь, и про то, что всё равно трудно себя не винить.

11. Умение быть слабой с собственными детьми, способность показывать им свои эмоции, в том числе негативные — очень важный родительский навык. Многим кажется, что родители всегда должны быть сильными, надёжными, железными, иначе ребёнок не будет чувствовать себя в безопасности или не станет его уважать. Это верно лишь отчасти.

Нельзя бездумно грузить сына или дочь собственными драмами, но в то же время если у тебя сердце в клочья, то прятать свои раны за фальшивой улыбкой и дежурным «всё в порядке» не лучшая стратегия. Лучше по возможности быть искренним, но при этом внимательно следить за реакцией и не позволять своей боли причинить боль ребёнку.

12. Я скорее нудная, чем взрывная. Высверлить мозг — это моё дорогое, а вот орать — нет. Я сама не очень реагирую, если на меня повышают голос (у меня просто рецепторы начинают сбоить), поэтому и с мальчишками редко разговариваю на повышенных тонах. Зато я не очень отходчивая, могу довольно долго быть в ссоре с сыновьями (больше со старшим). У меня нет рефлекторной потребности немедленно пойти и помириться любой ценой. Я готова на примирение, только если вижу какую-то динамику и осознание с противоположной стороны.

13. Я плохо понимаю, что значит «воспитывать». Наши с мужем наблюдения показывают, что дети выдаются практически готовыми. Всё, что родители могут — кое-что подшлифовать, привить социально приемлемые манеры, научить есть ножом и вилкой. В этом смысле я воспитываю детей на своём примере: за столом веду себя прилично, разговариваю вежливо и на паре-тройке языков могу сносно объясниться. В остальном, мне кажется, воспитательные усилия плохо окупаются.

Мы просто живём с ними вместе, они ежедневно видят и впитывают наш образ жизни, что-то из него принимают, что-то, возможно, со временем отвергнут — вот и всё воспитание. Конечно, мне бы хотелось, чтобы они в будущем продолжили жить каким-то понятным мне способом, но если они выберут себе другой путь, я с этим смирюсь легко и вообще не расстроюсь.

14. Какой меня видят мои дети? Думаю, чудовищно перегруженной и при этом влюблённой в свою работу. Занудной и склонной к планированию — это совершенно точно. Тяготеющей к таборному образу жизни и вечно окружённой друзьями, знакомыми и родственниками — иногда сыновья на это ругаются, но в целом привыкли. Им точно дороги истории, которые я рассказываю, и бесконечные античные руины, по которым я их таскаю. Думаю, что я им скорее нравлюсь, но это, конечно, только гипотеза. Возможно, когда они вырастут, я узнаю, что жестоко ошибалась!